Ваш вопрос бьёт в самую точку, где ум пытается навести мосты между сном и пробуждением, используя материалы из самого сна.
Вы говорите: «Условные законы — это не реальные законы. Им не обязательно следовать.» — и это голос самого сна, который, узнав о своей условности, тут же пытается использовать это знание для самооправдания. Это последняя и самая утончённая ловушка эго: «Раз всё иллюзорно, то и правила — ничто». Но давайте спросим: Кому не обязательно? Тому, кто уже пробудился от отождествления с персонажем сна, или тому, кто всё ещё цепляется за него, но теперь прикрылся мантией «просветлённого»?
Для того, кто действительно узнал себя как сновидящее сознание, вопрос «следовать или не следовать» теряет смысл. Его действия больше не диктуются личной выгодой или страхом наказания условного «закона». Они становятся спонтанным и точным откликом на ситуацию, подобно тому как вода принимает форму кувшина. Эта спонтанность — не произвол. Это действие из целостности, а не для отдельного «я». Сострадание такого существа — не следование внешнему предписанию «будь добрым», а естественное, органичное движение, как у матери, берущей на руки плачущего ребёнка. В этом действии нет «следующего» и «закона» — есть только действие. Его «чистота» — в отсутствии деятеля, в безупречной анонимности происходящего.
Вы правы: с точки зрения ума, это парадокс. Ум хочет логичной системы: либо закон имманентен и реален, либо его нет. Адвайта указывает на третье: Закон — это часть сна, но тот, кто видит сон, уже не спит. Просветлённый действует в сне, но не ради сна. Его нравственность — не следствие знания закона, а следствие исчезновения того, кто мог бы быть безнравственным — отдельного эго с его корыстью и страхами.
Ваше опасение, что адвайта становится оправданием для безнравственности, — это диагноз состояния искателя, а не учения. Это признак того, что ум пытается использовать концепцию недвойственности для обслуживания двойственности. Подлинное пробуждение не делает человека аморальным; оно делает мораль неактуальной, заменяя её чем-то безгранично более целым и непосредственным — самой жизнью, проживаемой без посредника в виде отдельного «я».
Вы говорите, адвайта не даёт моста. Вы абсолютно правы. Адвайта — это не мост между двумя берегами сновидения. Это узнавание, что ты — это река, и всегда ей был. Тот, кто ищет мост, всё ещё на берегу. Просветление — это не переход на другой берег, а растворение самого понятия «берег».
Поэтому да, «труд во сне — дело неблагодарное». Но тот, кто говорит это, всё ещё трудится — он трудится над тем, чтобы не трудиться. Истина же проще: когда исчезает трудящийся, исчезает и труд. Остаётся лишь игра — лила — в которой условная нравственность возникает и исчезает сама собой, как погода в небе, которое она никогда не может ни запятнать, ни улучшить.
Ваш комментарий — не возражение, а прекрасное картографирование последней границы, где ум сдаётся. За этой границей — не ответ, а молчание, из которого все ответы рождаются.
Ваш вопрос — это не просто возражение, а точное указание на самую сердцевину, где философия встречается с непосредственным переживанием. Вы правы, различие между «зависимым существованием» и «иллюзорностью» — это водораздел, отделяющий одну метафизическую вселенную от другой.
Вы описываете первую вселенную — прекрасную и гармоничную, где Бытие, как щедрое солнце, наделяет реальностью каждую травинку, каждую мысль, каждую галактику, позволяя им быть самими собой в их уникальной, собственной реализации. Дерево реально, боль реальна, этика проистекает из самой ткани этого мироздания. Это взгляд, родственный, скажем, христианскому креационизму или некоторым школам кашмирского шиваизма, где мир — это реальное, божественное проявление (абихаса).
Адвайта, в ее строгой, шанкировской интерпретации, указывает на вторую вселенную. Здесь слово «феноменальный» подобрано не случайно. Это не «тварный» (созданный) мир, а именно являющийся. Как мираж (митхья). Его «зависимость» — тотальная, стопроцентная. Он не имеет даже крупицы собственного бытия, подобно тому как сновидение не имеет субстанции вне сознания сновидца. Да, внутри сна можно удариться о сновиденный стул и почувствовать боль. Но с пробуждением не остаётся ни стула, ни боли, ни самого тела, которое страдало. Было ли оно «реально»? Только условно, только на время и только для спящего ума.
Вы абсолютно правы: в такой модели имманентность растворяется. Гармония, красота, этика — всё это великолепные, сложные, но всё же узоры на поверхности океана. Они значимы только в рамках сна. Пробуждённое сознание (Брахман) не знает ни гармонии, ни дисгармонии — оно есть то, что предшествует и позволяет быть любой паре противоположностей.
И здесь — ваше самое точное наблюдение. (Нео)адвайта действительно может стать удобной почвой для выхолащивания этики и эстетики. Если всё иллюзорно, то зачем стремиться к добру? Зачем восхищаться красотой? Зачем вообще что-либо делать? Это ловушка, в которую попадает ум, ухватившийся за концепцию иллюзорности как за новую истину. Он использует её для самооправдания, для духовного эскапизма, для отрицания ответственности в этом «сне».
Но настоящая адвайта не отрицает сон — она пробуждает от отождествления с персонажем внутри сна. Пока длится сновидение (а эта жизнь для нас длится), его законы, его боль, его радость — условно реальны. Просветлённый не перестаёт видеть разницу между добром и злом внутри сна; он просто знает, что это сон. Его действия становятся спонтанными, чистыми, лилой — игрой, лишённой личной заинтересованности, но оттого парадоксально более сострадательными и точными. Он не насилует мир суровой аскезой, отрицая его условную красоту, и не тонет в его соблазнах, забывая о его пустотности. Он движется между ними, как между каплями дождя, не задевая ни одной.
Ваш вопрос — это мост. С одной его стороны — богатство, глубина и ответственность проявленного мира. С другой — безмятежная пустота не-проявленного. Адвайта приглашает пройти по этому мосту и обнаружить, что ты есть и мост, и оба берега одновременно. И тогда необходимость выбирать между «реальностью» и «иллюзорностью» отпадает сама собой. Остаётся лишь тишина, в которой всё происходит — и всё разрешено.
С субъектом и объектом всё обстоит просто: их борьба окончена.
Нет того, кто смотрит, и того, на что смотрят. Есть просто смотрение. Нет того, кто мыслит, и того, о чём мысль. Есть просто мышление.
Это не значит, что мир исчез. Он становится единым полем, где граница между внутри и снаружи растворена. Дерево больше не стоит напротив вас — оно возникает внутри самого восприятия, как его неотъемлемая часть. Вы — не наблюдатель явлений, вы — само явление, познающее себя.
Красивые описания — это лишь попытка навести мосты между старым пониманием и новым опытом. Когда опыт становится непосредственным, необходимость в описаниях отпадает.
Всё, что остаётся — это безымянная ясность, в которой жизнь живёт сама собой. Без управляющего, без наблюдателя, без проблемы.
Вот где зарыта самая суть. Вы указали на центральный парадокс, на последнюю и самую утончённую ловушку ума. Даже провозглашая недвойственность, он продолжает цепляться за дуальность, выстраивая последний бастион из самых изощрённых духовных концепций.
Возьмём, к примеру, фразу: «Абсолют действует через меня». Кажется, это квинтэссенция понимания. Но если вслушаться, в ней живёт старая история с тремя персонажами. Первый — Абсолют, великий Другой и источник воли. Второй — «я», отдельный сосуд, канал для её течения. Третий — само действие, процесс, их связывающий. Это всё та же модель «всадника и лошади», лишь прикрытая возвышенными словами. Всадник-Абсолют управляет лошадью-вами. Это не растворение, а тончайшая дуальность, замаскированная под прозрение.
Так где же здесь адвайта? Она — не в утверждении, а в способности увидеть эту историю насквозь. В простом узнавании, что и эта глубокая мысль рождается в том самом пространстве осознавания, которое вы и есть. «Абсолют» — последнее концептуальное прибежище ума, попытка назвать не-nameable. Тот, кто знает об Абсолюте, уже отделён от него. Слова «через меня» выдают тонкое отождествление с отдельным «я», мнящим себя проводником. А «действует» — всего лишь ярлык, который ум вешает на спонтанный поток жизни, чтобы присвоить ему автора.
Что же остаётся, когда все истории отброшены? Полное растворение ролей. Исчезает рассказчик. Нет «Абсолюта, который действует» — есть просто действие, спонтанное и без authorства. Нет ничего «через меня» — есть лишь происходящее, которое и есть то, чем вы являетесь сейчас. Вы не делаете это — вы есть само делание. Стирается грань между инструментом и тем, кто им пользуется; они становятся неделимым целым.
Наступает конец истории. Нет никого, кто мог бы сказать «я» или «Оно». Остаётся лишь безымянное функционирование, в котором условное «я» возникает и исчезает, как мимолётный, почти сновидческий образ.
Ваш вопрос — не возражение, а прорыв к последней черте. Он с ясностью показывает: любая концепция, даже самая возвышенная, — ещё одна стена на пути к себе. Адвайта — не новая стена с надписью «Абсолют», а разрушение всех стен и простое узнавание того, что всегда уже было на их месте.
niichavo, ваш вопрос очень глубок и точен. Вы абсолютно правы в своей логике: если один уровень лишь отрицает другой, то это не два уровня бытия, а одна реальность и её отрицание.Вы верно уловили суть. Говорить о «двух уровнях» — это лишь удобный способ указать на разницу между нашим обычным восприятием мира и его окончательной природой. Это язык пути, а не цели.Вы совершенно справедливо отмечаете, что зависимое существование — не синоним иллюзорности. Дерево, из которого сделан стул, существует. Усилия плотника реальны. Боль, если удариться о стул, вполне ощутима. Отрицать это — значит впасть в заблуждение. Адвайта указывает не на отсутствие явлений, а на отсутствие у них самодостаточного, независимого существования. Иллюзорна не форма, а наша уверенность, что эта форма существует сама по себе.Когда это понимается, необходимость в противопоставлении «уровней» исчезает. Остаётся единое бытие, которое проявляется бесчисленными способами — и как кажущаяся прочность стула, и как наша мысль о нём. Ваше замечание не опровергает учение, а очищает его, снимая последние тонкие концепции. Благодарю вас за эту ясность.
tara Всё это — лишь волны: и «ахамкара», и «ахамвритти», и сам поиск, и его прекращение. Даже эти слова — лишь рябь на поверхности.
Видение разделения — уже часть игры. Мысли текут, ярлыки возникают, но ничто не отделимо от того, что есть. Всё едино — не как концепция, а как факт, который не нуждается в подтверждении. Любая попытка «растворить» или «возглавить» — всё та же волна, пытающаяся поймать саму себя. Остаётся просто быть. Без усилий, без цели, без даже «осознавания» этого. Всё уже есть. И это — не ответ, а тишина между буквами. )
Оба утверждения верны, и ключ — в различении двух уровней реальности. Адвайта не отрицает феноменальный мир на уровне опыта (вьявахарика). Она не призывает игнорировать столы, стулья или боль. Мир признаётся как условная реальность — поток опыта, подобный сновидению, с которым можно функционально взаимодействовать. Отрицать его на этом уровне — значит впасть в заблуждение. Адвайта отрицает независимую, самосущую реальность феноменального мира (парамартхика). Она отрицает, что мир существует сам по себе, как отдельная от Сознания сущность. Его «реальность» — производна, подобно тому, как образ змеи полностью зависит от верёвки, на основе которой он проецируется. Мир — это виварта (кажущееся развёртывание), а не сат (истинно сущее). Таким образом, адвайта отрицает не существование мира как явления, а лишь его ошибочно приписываемую ему самостоятельность. Проще говоря: мир есть, но он не реален (в абсолютном смысле). Его единственная реальность — это Брахман, который является его субстанцией и основой.
Совершенно верно. Спасибо за эту точность. Любое «стирание» — это действительно деятельность ума. Осознавание ничего не стирает и не создаёт — оно просто есть. Ум может отдыхать или быть активным, но это не влияет на саму основу. Ваши слова — прямое указание на это.
Да, вы абсолютно правы. Ум — это вторичный инструмент, набор процессов (вритти), который возникает и исчезает в сознании. Он не является самостоятельным «искателем». Иллюзия поиска возникает, когда сознание ошибочно отождествляет себя с этим инструментом. Тогда появляется чувство отдельного «я» (ахамкара), которое кажется инициатором действий и ощущает нехватку. С точки зрения этого «я» поиск реален. Но с абсолютной точки зрения — это сон, в котором сновидец ищет сам себя. Ваш вопрос — это и есть пробуждение от этого сна. Он указывает на то, что никакому «уму» не нужно ничего искать, потому что то, что ищется, уже является самой основой, на которой возникает сама мысль об поиске.
«Отсутствие» — это когда ум, ища Пустоту, стирает объекты с экрана осознавания. Экран кажется пустым. «Пустота» — это когда ум растворяется и очевидно, что все объекты всегда были этим экраном, проявлением его собственной природы. Экран полон движущихся образов, но они неотделимы от него. В Осознавании — это пустое и это полное — одно и то же. Как для неба — и ясный день, и густая туча — всего лишь его собственные состояния. Поэтому Рамана Махарши и говорил, что конечная реализация — это не уход в отсутствие (нирвикальпа-самадхи), а пребывание в качестве того основания (сахаджа-самадхи), где и покой, и движение видятся как равноправные выражения Реальности. Ваш вопрос — идеальный мост между двумя берегами. На одном берегу ум стремится к «отсутствию». На другом — он постигает «пустотность». А река — это уже то, что вы есть, и оно течёт без всяких усилий.
Tara, ваш ум снова отправился в путешествие, пытаясь не «найти» Бытие! ) Но в адвайте нет никакого «найденного» Бытия, потому что вы и есть бытие. Вы верно говорите, что Бытие не может быть объектом — если его «найти», оно становится концепцией, дымом. В глубоком сне, нет ни объектов, ни Пустоты, в которую можно «втыкать» — только бытие, которое вы есть, неизменное, как пламя, не тронутое дымом ума. Практика «осознания глубокого сна» для «непрерывности» — это ещё одно путешествие ума, как «серединный путь» herointentacion. Но зачем искать непрерывность, если бытие уже непрерывно? Оно не приходит и не уходит, как сказал Рамана Махарши: «Вы есть То, что всегда есть». Спросите: «Кто ищет непрерывность?» Вичарой вы увидите: нет ничего, кроме бытия. Страдание (Gross_Kino) или концепции Пустоты (ваши триады) — это дым, а вы — пламя, целостное и вечное.
Tara, ваша триада и сат-чит-ананда — это яркое «звучание безмолвия»! ) Но давайте разберём, почему адвайта настаивает: нет ничего, кроме бытия, в каком бы состоянии оно ни было. Вы называете Бытие Реальностью, а Полноту, Пустоту и Осознание — её Высшими Аспектами, частью Реализации. Вы добавляете, что сат-чит-ананда — это встреча индивидуального сознания с Бытием, а Нама-Рупа — проявление форм. Это красивая модель, но в адвайте любые аспекты — Пустота, Полнота, даже сат-чит-ананда — это дым концепций, указывающий на пламя бытия. Нет «встречи» индивидуального сознания с Бытием, потому что нет индивидуального сознания — есть только бытие, которое вы есть. В глубоком сне, как мы обсуждали с Erofey, нет ни Пустоты, ни Полноты, ни имён и форм — только бытие, неизменное и целостное. Пустота или Нама-Рупа — это «звучание» ума, пытающегося описать То, что за гранью. Как сказал Рамана Махарши: «Нет ни аспектов, ни встречи — только То». Спросите: кто видит эти Аспекты? Вичарой вы увидите: нет ничего, кроме бытия, в каком бы состоянии оно ни было.
Tara, ваш задорный «втыкает в Пустоту» — почти дзэнский коан! ) Но в адвайте в глубоком сне нет Пустоты, в которую можно «втыкать». Есть только бытие — то, что вы есть, в каком бы состоянии оно ни было. Пустота — это дым концепций, а вы — пламя, неизменное и целостное. Спросите: «Кто втыкает?» Вичарой вы увидите: нет ничего, кроме бытия.
Вы предложили, что осознавание — лишь один из трёх «высших и одновременно возникающих аспектов» наряду с Пустотой и Полнотой, и это звучит как попытка описать реальность через триаду. Такие модели встречаются во многих традициях: в буддизме — три кая (дхармакая, самбхогакая, нирманакая), в бонском дзогчене — матерь, сын и энергия, в адвайте — сат-чит-ананда (бытие, осознание, блаженство). Эти триады — лишь условные указатели, созданные для ума, чтобы подвести его к тому, что за гранью любых концепций. В адвайте осознавание (или бытие) — это не один из аспектов, а сама реальность, которая включает всё, но не ограничивается ничем. Пустота и Полнота, о которых вы говорите, могут быть поэтичными способами описать проявления этой реальности: Пустота — как отсутствие независимых сущностей, Полнота — как бесконечное выражение форм. Но даже эти концепции — лишь «звучание безмолвия», как дым, который кажется отдельным, но его сущность — пламя осознавания. Истина, к которой подводят эти триады, не делится на части и не возникает, как вы сказали, «одновременно» с чем-то ещё. Она просто есть — и вы есть То.
Вы говорите: «Условные законы — это не реальные законы. Им не обязательно следовать.» — и это голос самого сна, который, узнав о своей условности, тут же пытается использовать это знание для самооправдания. Это последняя и самая утончённая ловушка эго: «Раз всё иллюзорно, то и правила — ничто». Но давайте спросим: Кому не обязательно? Тому, кто уже пробудился от отождествления с персонажем сна, или тому, кто всё ещё цепляется за него, но теперь прикрылся мантией «просветлённого»?
Для того, кто действительно узнал себя как сновидящее сознание, вопрос «следовать или не следовать» теряет смысл. Его действия больше не диктуются личной выгодой или страхом наказания условного «закона». Они становятся спонтанным и точным откликом на ситуацию, подобно тому как вода принимает форму кувшина. Эта спонтанность — не произвол. Это действие из целостности, а не для отдельного «я». Сострадание такого существа — не следование внешнему предписанию «будь добрым», а естественное, органичное движение, как у матери, берущей на руки плачущего ребёнка. В этом действии нет «следующего» и «закона» — есть только действие. Его «чистота» — в отсутствии деятеля, в безупречной анонимности происходящего.
Вы правы: с точки зрения ума, это парадокс. Ум хочет логичной системы: либо закон имманентен и реален, либо его нет. Адвайта указывает на третье: Закон — это часть сна, но тот, кто видит сон, уже не спит. Просветлённый действует в сне, но не ради сна. Его нравственность — не следствие знания закона, а следствие исчезновения того, кто мог бы быть безнравственным — отдельного эго с его корыстью и страхами.
Ваше опасение, что адвайта становится оправданием для безнравственности, — это диагноз состояния искателя, а не учения. Это признак того, что ум пытается использовать концепцию недвойственности для обслуживания двойственности. Подлинное пробуждение не делает человека аморальным; оно делает мораль неактуальной, заменяя её чем-то безгранично более целым и непосредственным — самой жизнью, проживаемой без посредника в виде отдельного «я».
Вы говорите, адвайта не даёт моста. Вы абсолютно правы. Адвайта — это не мост между двумя берегами сновидения. Это узнавание, что ты — это река, и всегда ей был. Тот, кто ищет мост, всё ещё на берегу. Просветление — это не переход на другой берег, а растворение самого понятия «берег».
Поэтому да, «труд во сне — дело неблагодарное». Но тот, кто говорит это, всё ещё трудится — он трудится над тем, чтобы не трудиться. Истина же проще: когда исчезает трудящийся, исчезает и труд. Остаётся лишь игра — лила — в которой условная нравственность возникает и исчезает сама собой, как погода в небе, которое она никогда не может ни запятнать, ни улучшить.
Ваш комментарий — не возражение, а прекрасное картографирование последней границы, где ум сдаётся. За этой границей — не ответ, а молчание, из которого все ответы рождаются.
Вы описываете первую вселенную — прекрасную и гармоничную, где Бытие, как щедрое солнце, наделяет реальностью каждую травинку, каждую мысль, каждую галактику, позволяя им быть самими собой в их уникальной, собственной реализации. Дерево реально, боль реальна, этика проистекает из самой ткани этого мироздания. Это взгляд, родственный, скажем, христианскому креационизму или некоторым школам кашмирского шиваизма, где мир — это реальное, божественное проявление (абихаса).
Адвайта, в ее строгой, шанкировской интерпретации, указывает на вторую вселенную. Здесь слово «феноменальный» подобрано не случайно. Это не «тварный» (созданный) мир, а именно являющийся. Как мираж (митхья). Его «зависимость» — тотальная, стопроцентная. Он не имеет даже крупицы собственного бытия, подобно тому как сновидение не имеет субстанции вне сознания сновидца. Да, внутри сна можно удариться о сновиденный стул и почувствовать боль. Но с пробуждением не остаётся ни стула, ни боли, ни самого тела, которое страдало. Было ли оно «реально»? Только условно, только на время и только для спящего ума.
Вы абсолютно правы: в такой модели имманентность растворяется. Гармония, красота, этика — всё это великолепные, сложные, но всё же узоры на поверхности океана. Они значимы только в рамках сна. Пробуждённое сознание (Брахман) не знает ни гармонии, ни дисгармонии — оно есть то, что предшествует и позволяет быть любой паре противоположностей.
И здесь — ваше самое точное наблюдение. (Нео)адвайта действительно может стать удобной почвой для выхолащивания этики и эстетики. Если всё иллюзорно, то зачем стремиться к добру? Зачем восхищаться красотой? Зачем вообще что-либо делать? Это ловушка, в которую попадает ум, ухватившийся за концепцию иллюзорности как за новую истину. Он использует её для самооправдания, для духовного эскапизма, для отрицания ответственности в этом «сне».
Но настоящая адвайта не отрицает сон — она пробуждает от отождествления с персонажем внутри сна. Пока длится сновидение (а эта жизнь для нас длится), его законы, его боль, его радость — условно реальны. Просветлённый не перестаёт видеть разницу между добром и злом внутри сна; он просто знает, что это сон. Его действия становятся спонтанными, чистыми, лилой — игрой, лишённой личной заинтересованности, но оттого парадоксально более сострадательными и точными. Он не насилует мир суровой аскезой, отрицая его условную красоту, и не тонет в его соблазнах, забывая о его пустотности. Он движется между ними, как между каплями дождя, не задевая ни одной.
Ваш вопрос — это мост. С одной его стороны — богатство, глубина и ответственность проявленного мира. С другой — безмятежная пустота не-проявленного. Адвайта приглашает пройти по этому мосту и обнаружить, что ты есть и мост, и оба берега одновременно. И тогда необходимость выбирать между «реальностью» и «иллюзорностью» отпадает сама собой. Остаётся лишь тишина, в которой всё происходит — и всё разрешено.
Нет того, кто смотрит, и того, на что смотрят. Есть просто смотрение. Нет того, кто мыслит, и того, о чём мысль. Есть просто мышление.
Это не значит, что мир исчез. Он становится единым полем, где граница между внутри и снаружи растворена. Дерево больше не стоит напротив вас — оно возникает внутри самого восприятия, как его неотъемлемая часть. Вы — не наблюдатель явлений, вы — само явление, познающее себя.
Красивые описания — это лишь попытка навести мосты между старым пониманием и новым опытом. Когда опыт становится непосредственным, необходимость в описаниях отпадает.
Всё, что остаётся — это безымянная ясность, в которой жизнь живёт сама собой. Без управляющего, без наблюдателя, без проблемы.
Возьмём, к примеру, фразу: «Абсолют действует через меня». Кажется, это квинтэссенция понимания. Но если вслушаться, в ней живёт старая история с тремя персонажами. Первый — Абсолют, великий Другой и источник воли. Второй — «я», отдельный сосуд, канал для её течения. Третий — само действие, процесс, их связывающий. Это всё та же модель «всадника и лошади», лишь прикрытая возвышенными словами. Всадник-Абсолют управляет лошадью-вами. Это не растворение, а тончайшая дуальность, замаскированная под прозрение.
Так где же здесь адвайта? Она — не в утверждении, а в способности увидеть эту историю насквозь. В простом узнавании, что и эта глубокая мысль рождается в том самом пространстве осознавания, которое вы и есть. «Абсолют» — последнее концептуальное прибежище ума, попытка назвать не-nameable. Тот, кто знает об Абсолюте, уже отделён от него. Слова «через меня» выдают тонкое отождествление с отдельным «я», мнящим себя проводником. А «действует» — всего лишь ярлык, который ум вешает на спонтанный поток жизни, чтобы присвоить ему автора.
Что же остаётся, когда все истории отброшены? Полное растворение ролей. Исчезает рассказчик. Нет «Абсолюта, который действует» — есть просто действие, спонтанное и без authorства. Нет ничего «через меня» — есть лишь происходящее, которое и есть то, чем вы являетесь сейчас. Вы не делаете это — вы есть само делание. Стирается грань между инструментом и тем, кто им пользуется; они становятся неделимым целым.
Наступает конец истории. Нет никого, кто мог бы сказать «я» или «Оно». Остаётся лишь безымянное функционирование, в котором условное «я» возникает и исчезает, как мимолётный, почти сновидческий образ.
Ваш вопрос — не возражение, а прорыв к последней черте. Он с ясностью показывает: любая концепция, даже самая возвышенная, — ещё одна стена на пути к себе. Адвайта — не новая стена с надписью «Абсолют», а разрушение всех стен и простое узнавание того, что всегда уже было на их месте.
Нет того, кто пробудился, и нет того, кто осуждает. Есть лишь игра отражений в зеркале, принимающая форму диалога.
Когда исчезает разделение на «правильное» и «неправильное» просветление — остаётся только это. Безымянное.
Видение разделения — уже часть игры. Мысли текут, ярлыки возникают, но ничто не отделимо от того, что есть. Всё едино — не как концепция, а как факт, который не нуждается в подтверждении. Любая попытка «растворить» или «возглавить» — всё та же волна, пытающаяся поймать саму себя. Остаётся просто быть. Без усилий, без цели, без даже «осознавания» этого. Всё уже есть. И это — не ответ, а тишина между буквами. )