Ежиха пришла к Ворону специально для беседы и сказала:
— Прошлым вечером, когда я укладывала своего малыша, я вдруг поняла, что все полностью открылось и стало ясным до самого дна.
— А ты? — спросил Ворон. Ежиха промолчала.
Однажды вечером, когда все уже расходились после собрания, Тетёрка казалась печальной, и Ворон окликнул ее:
— Тетерка, как дела?
— Ах, — ответила Тетерка, — даже не знаю. Я подчас теряю всякий оптимизм. Почему мне требуется так много времени, чтобы понять хоть что-то?
— У каждого на это уходит одно и то же время, — сказал Ворон.
— Некоторые пришли после меня, — сказала Тетёрка, качая головой. — Они задают умные во-просы и в познании, кажется, движутся вперед, а я сижу, сижу и только думаю, что тут происходит.
— Говорят, Будда Шакьямуни до сих пор сидит где-то, пройдя только половину пути, — сказал Ворон.
— Это не внушает оптимизма, — заметила тетёрка.
— Если подумать, пожалуй, нет, — сказал Ворон
Поздравляю ВАС, таких красивых, неповторимых и чудесных, С НОВЫМ ГОДОМ!
УРРРААА!
Жила не напрасно
И ты, затворница-устрица!
Новогодний праздник.
Басё
Дорогие друзья!
Вышла в свет книга
Цокньи Ринпоче
Беззаботное достоинство
Учения о природе ума
Перевод с английского Владимира Заводчикова
Серия «Самадхи»
Ганга
Москва, 2011
Цокньи Ринпоче — сын Кьябдже Тулку Ургьена Ринпоче, был узнан Его Святейшеством шестнадцатым Гьялванг Кармапой как реинкарнация Друбванга Цокни, прославленного мастера традиций Друкпа Кагью и Ньингма. Ринпоче получил духовное образование в тибетской буддийской традиции и с 1990 года даёт учения по всему миру. Стиль учения Цокньи Ринпоче — это особая живая игра между ним и его аудиторией. Своей непосредственностью, выразительной жестикуляцией и используемыми примерами он мгновенно подводит слушателей к пониманию самых глубоких истин буддийского учения. На занятиях медитацией он не только руководит практикой, но и сам принимает в ней непосредственное участие, обогащая переживание присутствующих. В данной книге, состоящей из транскриптов его устных учений, автор рассказывает о Великом совершенстве дзогчен, о природе реальности и необходимости её прямого постижения, а также учит тому, как устранить пелену неведения, омрачающего наше сознание с незапамятных времён. Простая, прямолинейная и проникновенная книга «Беззаботное достоинство» захватывает ум читателя, приводя его к более глубокому пониманию собственной природы.
«Оставаясь беззаботным, можно чувствовать себя комфортно в любой ситуации. Иначе всегда придётся плыть против течения. Жизнь наполнится ощущением зажатости и тесноты, переходящим в клаустрофобию. Быть беззаботным — значит, быть широко открытым изнутри, быть неограниченным. Однако беззаботность — это не беспечность. Это не равнодушие по отношению к окружающим. Это и не бессердечие или недружелюбие. Беззаботность — это внутренняя простота. Достоинство — это отнюдь не высокомерная заносчивость, а скорее то, что естественным образом излучается этой беззаботной внутренней уверенностью».
Цокньи Ринпоче
Сорок девятый рассказ
В сутре сказано: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь. О моей утонченной истине нельзя даже помыслить».
Аньвань заметит: Откуда берется истина? Где скрывается утонченность? А если кто-нибудь назовет их, что случится? Разве один Фэнгань распускал свой язык? Ведь и сам Будда был болтлив. Проделки этого старика сбили с толку не одну сотню поколений его потомков. Истину его причудливых речей ни ложкой не выловишь, ни в котелке не сваришь. Как ни старайся их понять, ошибки не избежишь. Люди вокруг спрашивают, как же нам быть в конце концов? Аньвань, смиренно сложив ладони, отвечает: «Прекрати, прекрати — об этом не скажешь. О моей утонченной истине нельзя даже помыслить». А теперь я выделю кружками слова «нельзя помыслить» и покажу их каждому. Все пять тысяч свитков канона и врата недвойственности Вималакирти сходятся в них.
Если тебе скажут, что огонь в фонаре,
Отвернись и не соглашайся.
Только вор сразу узнает вора:
Он все поймет с одного вопроса
— Учитель, как мне очистить свою карму, выйти из колеса перерожденийи увидеть мир без покрова иллюзий?
— Отправляйся в Тибет, поднимись на гору Кайлас, найди цепочку пещер, отсчитай третью к югу от храма, войдив неё, второй проход направо от большого сталактита. Встань посередине и громко скажи:«Настройки!.. Отключить историю запросов, кастомизацию результатов, удалить профиль!» На стене появятся непонятные огненные письмена. Скажи: «Да!» Всё.
(из нета)
48. Единый путь Ганьфэна
Один монах спросил Ганьфэна: «Будды всех десяти пределов света идут единым путем нирваны. Где начало этого пути?»
Ганьфэн поднял свой посох, прочертил им в воздухе знак «один» и сказал: «Вот оно».
Монах пошел к Юньмэню и задал ему тот же вопрос. Юньмэнь поднял над головой свой веер и сказал: «Этот веер достигает тридцать третьего неба и бьет по носу бога Диши. Он подобен карпу в Восточном море, который бьет хвостом по радуге, раскинувшейся в поднебесьи».
Умэнь заметит: Один учитель опускается на дно моря и там вытирает грязь и подметает пыль. Другой учитель восходит на вершину горы и там поднимает волны до самого неба. Один хватает, другой отбрасывает, но оба поддерживают истиное учение одной рукой. Они подобны наездникам, которые стараются выбросить друг друга из седла. Но найти в мире достойного соперника для них нелегко. Если взглянуть на этих старцев оком истины, то поймешь, что они так и не знали, где начало пути.
Прежде чем сделать первый шаг, ты уже у цели.
Прежде, чем открыть рот, ты уже все сказал.
Прозрение приходит прежде, чем успеешь понять.
Так ты узнаешь, что всему есть исток.
АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
В словах Будды главное — опыт сердца. Отсутствие ворот — вот врата истины. Как же пройти через заставу, в которой нет ворот? Не говорят ли мужи, изведавшие истину, что входящие в ворота не есть наше достояние, а полученное от других непременно потеряется? Но даже так рассуждать — все равно что поднимать волны в безветренную погоду или делать операцию на здоровом теле. А тот, кто привязан к чужим словам и ищет ответ в толкованиях, подобен глупцу, который хочет палкой сбить луну с неба или почесать мозоль не снимая туфли.
В лето года моуцзы эры правления Шаодин я наставлял послушников в монастыре Лунсян, что в Дунцзя, и по их просьбе пересказал образцовые суждения старых учителей. Мои рассказы были подобны черепкам, которыми стучат в ворота, а когда ворота открываются, выбрасывают. Так хотел я наставить тех, кто предан учению. Понемногу у меня собралось сорок восемь примеров, и я дал им название «Застава без ворот».
Если читающий мои записки не убоится опасностей и будет идти прямо, как по лезвию ножа, его не остановит даже восьмирукий ната, его будут молить о пощаде все патриархи Запада и Востока. Но если он поддастся сомнениям, он уподобится человеку, который смотрит из узкого окошка на скачущего мимо всадника: не успеет он глазом моргнуть, а истины уж и след простынет.
Великий путь не имеет ворот,
Тысячи дорог ведут к нему.
Тот, кто пройдет через эту заставу,
Будет жить вольно — один в целом мире.
Читать дальше →
Мы думаем особенно напряженно в трудные минуты жизни, — пишем же лишь тогда, когда нам больше нечего делать.
Так что писатель только в том случае может сообщить что-либо интересное или значительное, когда он воспроизводит прошлое. Когда нам нужно думать, нам, к сожалению, не до писания. Оттого-то все книги, в конце концов, являются только слабым откликом пережитого.
*********************************************************************************************************************************
Если к Достоевскому пришел человек и сказал о себе, что он безнадежно несчастен, великий художник людского горя, вероятно, в глубине души хохотал бы над ним и его наивностью. Разве можно сознаваться людям в таких вещах? Разве можно так жаловаться и ждать все-таки утешения от ближних?
Безнадежность — торжественнейший и величайший момент в нашей жизни. До сих пор нам помогали — теперь мы предоставлены только себе. До сих пор мы имели дело с людьми и человеческими законами — теперь с вечностью и отсутствием всяких законов. Как можно не знать этого!
****************************************************************************************************************************************
Наполеон слыл знатоком человеческой души, Шекспир тоже. И их знания не имеют меж собой ничего общего
***************************************************************************************************************************************
Что человек — почти каждый — десять раз на день меняет свои убеждения, это ясно для всякого беспристрастного наблюдателя. Об этом много раз говорилось, это служило предметом сатирических и юмористических изображений для многих писателей. И в том, что быть неустойчивым в своих суждениях — это порок, никто не сомневался. Наше воспитание на три четверти сводится к тому, чтобы приучить нас самым тщательным образом скрывать в ce6e переменчивость в суждениях и настроениях. Человек, не умеющий сдержать свое слово, — последний человек: на него ни в чем нельзя положиться. Тоже и человек, не имеющий прочных убеждений: совместная деятельность с ним невозможна. Мораль, здесь, как и всегда, исходящая из утилитарных соображений, выдвигает «вечный» принцип: ты должен всегда оставаться верным своим убеждениям. В культурных кругах эта заповедь считается до того незыблемой, что люди даже пред собою боятся оказаться непостоянными. Они окаменевают в своих верованиях, и для них нет большего стыда, чем признаться, что они переменили свои мнения. И когда прямые люди, как Монтень, открыто рассказывают о непостоянстве своих взглядов и настроений, — это многим даже кажется неправдой, клеветой на самого себя. Не нужно ни видеть, ни слышать, ни понимать, что вокруг тебя происходит: раз ты сформировался, ты потерял право расти, ты должен оставаться статуей, о которой все знают, в чем ее качества и в чем недостатки.
*************************************************************************************************************************************
Стремление понять людей, жизнь и мир мешает нам узнать все это. Ибо «познать» и «понять» два понятия, имеющие не только неодинаковое, но прямо противоположное значение, хотя их часто употребляют как равнозначащие, чуть ли не как синонимы. Мы считаем, что поняли какое-нибудь новое явление, когда включили его в связь прочих, прежде известных. И так как все наши умственные стремления сводятся, к тому, чтобы понять мир, то мы отказываемся познавать многое, что не укладывается на плоскости современного мировоззрения. Например, лейбницевский вопрос, поставленный Кантом в основание критики разума: как можем мы познать находящуюся вне нас вещь, если она не входит в нас? Это непонятно, т. е. не мирится с нашим представлением о понимании. Значит — это нужно вытеснить с поля зрения, что и попытался сделать Кант. А казалось бы, наоборот; казалось бы, что в интересах знания нужно бы жертвовать — и очень охотно — пониманием, ибо понимание есть все-таки второстепенная вещь: zu fragmentarisch ist Welt und Leben!..
Yota