Катерина
@forsuasson

Лицемерие, притворство — основные особенности эго, они чрезвычайно плотны; у них очень толстая кожа. Мы склонны облачаться в доспехи, надевая одну защитную одежду на другую. Это лицемерие оказывается столь плотным, столь многоплановым, что едва лишь мы удаляем один слой доспехов, как под ним обнаруживается другой. Впрочем, мы надеемся, что если мы снимем только несколько слоёв, то будем выглядеть вполне прилично. И тогда мы появляемся в новых доспехах с такой смиренной физиономией. Но наш духовный друг не носит доспехов; это — обнаженная личность. В сравнении с его обнаженностью мы кажемся одетыми в цемент. У нас настолько плотные доспехи, что друг не в состоянии почувствовать текстуру нашей кожи, нашего тела. Он не может даже как следует увидеть наше лицо.

Мне нравится наблюдать, как за окном вечереет. Небо затянуто облаками, но на горизонте ещё пробивается солнечный свет. Синева густеет, а западные стены домов, застекленные балконы и листья деревьев сияют на солнце. Постепенно свет тускнеет, и мир ненадолго становится серым.
А ещё люблю, когда небо ясное, и к вечеру приобретает совершенно потрясающий, глубокий синий цвет. Некоторые деревья ещё сохраняют листву, и в ее шелесте чудится шепот вечности.

Возник сейчас такой образ: во мне словно два течения, два потока. Один — естественный и прозрачный, это энергия уникальности. Второй течёт параллельно и питается от него. Выглядит это примерно так: возникающий импульс описывается и тут же под него создаётся эдакая «глубина ожидания», которому он — КОНЕЧНО ЖЕ! — не удовлетворяет. Импульс тонет в этой глубине, так и не реализовавшись, зато подпитав ощущение безысходности, бесполезности и уверенность «это мне ничего не даст». И глубина эта полностью смоделирована ради создания зазора, ведь энергия уникальности полна всепоглощающей безусловной любви. В этой любви нет места автору и манипулятору. И загнать её в авторский контекст — все равно что чистый бескорыстный поток творчества убить простым «а что мне за это будет?» СоциУМ никогда-никогда-никогда не примет эту безусловную любовь. А вот обесценит и опишет как конфету, которую надо достигать — запросто! И вот так, незаметно для себя, я постоянно убиваю любовь корыстью.

Эта схема настолько привычна и обкатана, что выйти из нее очень тяжело. Возникает какой-нибудь импульс, например, банально, убраться дома. Сам этот импульс полон радости и энтузиазма, хочется созидать, наводить красоту. Но он тут же гасится каким-то тупым упрямым сопротивлением. Получается ни туда, ни сюда: энергии полно, а тратится она на это бессмысленное противостояние и разливается в беспросветное болото. Попытки что-то с этим делать и любые благие намерения просто вязнут, как осы в варенье. Сопротивляться бесполезно, это только питает всю бадаягу.
Остается только одно: тихонько, в обход сопротивления, настраиваться на первоначальный импульс, который нес заряд радости и удовольствия от процесса.

В романе «Космический госпиталь» есть один персонаж, Приликла: гигантское, очень хрупкое насекомое-эмпат. Он всегда очень деликатный и приятный, потому что иначе не выживет. Он окружает себя положительными эмоциями и в случае конфликта прячется. Так вот, я много лет пыталась сделать из себя такого Приликлу. Я практиковала «никаковость», «незаметность», похоронила в себе все живое, неуправляемое и припечатала сверху тяжеленной могильной плитой. Но не смогла избавиться от тоски по чему-то настоящему, искреннему. Я искала это вовне: в музыке, книгах, художественных образах, Учении. Я не искала этого в людях, потому что боюсь их, того неуправляемого и живого, от чего сама избавилась. Эту тоску я могу утолить только ненадолго, и теперь я догадываюсь, почему. Настоящее не «вовне», оно прямо здесь, побивается из-под земли упрямыми росточками.

Радость жизни, простая и глубокая, доступна прямо сейчас, но постоянно подавляется. Нивелируется ещё ценность. Стоит потянуться к ней, как рука отдергивается. И слышен настойчивый шепот в голове: «это не то, это будет только мешать, отвлекать». Но я хочу жить! Хочу танцевать и радоваться каждому мгновению. Я ещё помню, каково это. Почему же я отказываюсь от этой радости? Что мне пообещали? Морковь должна быть просто гигантской, чтобы перекрыть этот океан любви и радости жизни!