Прямо сейчас, здесь, в кажущемся центре восприятия, таится «слепая зона». Это средоточие веры в отдельности и личную волю. Практика Приятия разбивается о него, как волна о скалу. Каждый из нас держит оборону до последнего, даже слыша радикальное послание о том, что Приятие уже здесь, и это оно «позволяет» нас, а вовсе не наоборот.
Авторская программа похожа на искусную голограмму. Она убедительна, как гипноз, и придает моменту несуществующий объем — как многоуровневая надстройка, в которой живет персонаж. Персонаж невероятно важен и ценен, он самое сердце реальности, и важность его нагнетается идеей, что его нужно защищать и спасать. От чего спасать, зависит от склонностей — я, например, постоянно себя спасаю от дискомфорта. Задача не из легких, но куда деваться? Курс задан, моторчик трудится, пока топливо не иссякнет.
Недостаточность указывает на несостоятельность авторской программы и невозможность выполнения задач, которые она ставит. Авторская программа невозможна без цели и перспективы. И страдание напрямую, откровенно указывает на цель, к которой я так отчаянно стремлюсь, цель, которая поддерживает игру в отдельность. И если будет Милость, я смогу честно и непредвзято исследовать эту цель.
Стремление к совершенству, такое прекрасное человеческое качество, невероятно легко превращается в камень на шее и тянет на дно пассивного сопротивления и самоуничижения. Пожелание оборачивается обязательством, творчество как самовыражение – творчеством для самоутверждения.
Описанный, схваченный, закованный в строгие рамки идеал превращает жизнь в ад, творчество в каторгу. Все мысли – в будущем, вся энергия – на удержание того, чего нет, но должно быть. Но когда художник описывает то, что не умещается ни в одно описание, его творчество приобретает какую-то особенную глубину и прелесть. Оно дышит безграничной нежностью творца к каждому аспекту сотворенного.
Какая наивность – поверить, что реальность можно найти в проявленном. Какая смешная самоуверенность – считать, что хотя бы одна мысль, эмоция, идея может противоречить тому, что ты есть. Как забавно — отрицать Абсолют, когда само существование отрицания – это чудо.
Пространство воображения с детства было моим основным местом обитания. В нем расцветали и увядали яркие образы, разворачивались невероятные события, неординарные характеры раскрывались в напряженных ситуациях. Бесконечный праздник вдохновения, простая и глубокая радость самовыражения без этого «само». Там не оставалось места для личностных заморочек, волнений об имидже, о прошлом и будущем. Единственный, без второго, момент «сейчас», проявленный в буйстве красок и эмоций, где символы указывали на бездну возможностей и «предел» оказывался просто идеей, забавной, но несущественной. Как и весь «реальный» мир.
Не удивительно, что моя социальная адаптация сильно замедлилась. Мне было просто не о чем разговаривать, и общение с окружающими не интересовало вообще. Мои друзья — книги и музыка. Но без социальной роли не обойтись: человек постоянно примеряет на себя бог знает сколько определений, которые поддерживаются обществом, таковы правила игры. Я подчинилась им, не совсем понимая, что происходит. Появился жесткий центр, вокруг которого стали вращаться все мысли, желания, важность его возросла настолько, что теперь не оставалось места вдохновению. Воображение встало на службу образа меня и моей жизни. Только радость и легкость уступили место напряженности и страданию.
Ошибок нет, как и чего-то постоянного и незыблемого. Это переходный период, этап взросления, который может завершиться в этой жизни или продолжиться в следующей. А может, и нет никаких жизней и этапов, просто расцвел и засиял еще один образ.
Читать дальше →
Кажется, что сортируя феномены, можно прийти к правильному варианту. Но правильный вариант — просто фантазия, контекст для того единственного, который есть сейчас. Это глубинная недостаточность, маскируясь под чувство долга, гоняет нас по лабиринтам сладких фантазий о лучшем, и я ухожу в глубокую оборону, в отрицание единственного варианта в пользу его контекста. Потому вместо самоисследования — сортирую, вместо слышания — подгоняю. Эта драма — для очень серьезного персонажа: О боже, как спасти Колобка, чтоб Лиса его не съела?! Не зря же он и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, столько достижений, неужели все впустую? Бедный, бедный Колобок, печальная судьба. А ведь у него было столько возможностей спастись! Хреновый из него автор вышел)
Когда возникает раздражение, оно описывается в мышлении с пометкой «мое», и мгновенно (годы тренировок не прошли даром) появляется импульс к контролю над ним. Контроль подразумевает сопротивление, неприятие того, что есть (а иначе нафиг этот контроль сдался). Он появляется в ответ на незыблемую веру в возможность и необходимость контроля, изменения и отношения, трех столпов чувства ложного авторства. И эта вера не видится как феномен, который может остаться, исчезнуть и появиться вновь. Но если свет осознания коснется ее, сомнений не останется — у этой веры нет автора и владельца, как у дождя, землетрясения или кошачьего мурчания. А если так, то какая разница, останется она или исчезнет?
Ты и я, мы одинаковые, хотя у нас разные интересы и предпочтения. Я точно знаю, кто ты, когда мы ссоримся. Знаю, но не смотрю на тебя, внимание тонет в обиде, злости, в кричащей, неутолимой претензии. Но когда я вижу твои нахмуренные брови и напряженный взгляд, мне кажется, я знаю, что ты чувствуешь. Мне знакома эта боль. И мне очень хочется спасти тебя от нее, но… я не нахожу тебя. Я вижу твое лицо, глаза, улыбку и проявления характера, слышу голос, смех или ворчание, но я не знаю никакого тебя. Наверное, от этого мне становится так легко с тобой. Мне не на кого повесить свою любовь, и она перестает быть «любовью», но никуда не уходит.
Отношение — очень интересная и парадоксально убедительная штука. Оно возникает как ответ на укоренившееся в подсознании убеждение в существовании автора. Вслед за фиксацией феномена моделируется зазор между субъектом-автором и объектом, и здесь возникает реальная функция, реальное отношение, потому что есть нужда в нем для оживления фантома.
Отношение может быть каким угодно, любое подойдет, но это всегда некое движение, трение между субъектом и объектом, чтобы фокус удался, и абсурдность веры в автора не была очевидной. И возникшее отношение «убедительно доказывает», что автор существует — отношение же принадлежит кому-то отдельному и самостоятельно действующему, не иначе.
Но самое интересное, что это движение возникает уже в следующей мысли, это еще один феномен. И в нем нет проблемы. Все сложности, проблемы, страдания рождает одна простая претензия. Так отпразднуем ее как странную шутку бытия. С наступающим!))
forsuasson
