Розмарина Ветвь вплелась в бОшку.
Ты самО волшебствО, но что тОлку?
В той глухой подворотне стыд немого бога
в наших томных вздохах. Потерпи немного,
Господи.
Она меня бросит и мне будет больно.
Денёк, другой. Затем всё закончится.
Отлучу от ленты, Отлечу в сатсанги,
Принимай обратно, я твой блудный мальчик.
Я-Я-Я
Жалость к себе есть путь к предательству себя.
Ребёнку плачущему дохуя дозволено косячить.
Страх злобно зыркает из потаённой норки Я.
Выкуривай. Смотри, он голый! Ты его явно
и сильней и больше,
и умней и ловче.
Ты буханка хлеба,
а он лишь твой ломтик.
слезинка серого дождя
на миг повисла на реснице,
но ты моргнула и скатилась
по милому лицу она.
на нём оставив влаги плоть
полоской чуть искристой
последний росчерк краткой жизни
полёта каждого итог.
ведь это наша жизнь стекает,
след мокрый оставляя,
на вечности щеке шершавой,
на солнце высыхает.
«спаси её, спаси, сестра,
верни ей форму капли!»
но ты к моей щеке прижалась
своей и прошептала:
«то жизнь напомнила тебе,
как смертен ты мой братик.
не для того что напугать,
а чтоб вернуть обратно.
туда где все колючки сада
для взгляда благодарного
зажгутся яркими цветами
огнями свежей радости.
туда где стебли их, как струны
изменчивого ветра,
свою мелодию споют,
смягчив сухой зной лета.
где их уколы — острый повод,
чтоб вспомнить нечто очень важное…
ты понял, братик?» Я смолчал,
обняв покрепче ту, что рядом.
мир не иллюзия,
что тёплым одеялом,
тебя окутает
покоем и уютом.
медведь разбуженный,
он острый как стекло,
он ветер мокрый
в лицо со сна опухшее.
мир не иллюзия
он резок и пронзителен,
новорождённых плачем,
криком в море гибнущих.
он — палача топор,
он — едкий дым и тишь
когда оглушит взрыв
пылающего города.
мир не иллюзия
ни майя, и ни шунья.
и если есть
малейшие сомнения — разбей кулак
о каменную стену,
схвати с огня
посудину железную.
мир не иллюзия
и сердца боль — то явь,
от фактов колющих
за занавес не скроешься,
он бытия экстракт,
он преврашает в прах
все ожидания,
утопии и грёзы.
мир не иллюзия,
а старость уж пришла — ты осыпаешься
корой сухого дуба.
смерть позади всегда
с косою и совком
сечёт дни отжитые,
заметает скупо.
мир не иллюзия,
он мудр и правдив.
будь с ним таким же
и может он откроет,
что есть реальность
и что такое Я,
что здесь на самом деле
происходит.
сшибал с ног дикий ветер,
а он всё шел навстречу,
мечом сёк страшный вечер,
и пот струился с плеч его.
меч с двух сторон острейший,
меч режуший рук плен,
где пыльный и ржавеюший,
где в блеске крови свежей.
но вдруг стих сильный ветер
и тьма сменилась светом
и солнце расстянулось
в улыбке и в обьятии,
меч выпал с рук на землю,
корнями впился жадно,
листвою стало лезвие,
и стало вдруг так благостно…
такая вот история
люблю я эту сказку,
волшебно слово Вдруг
в нём сладости экстракт,
в нём прячет некто ключики,
в нём некто держит пальчики,
прикрыв святые глазки
и намочив все трусики.
эй муза вылезай,
из сладкого корыта
подлей немного в чай,
набей карманы туго,
пойдём на ту вершину
пойдём по снегу рыхлому
по скользким скалам будней,
туда где нас не встретит,
ни бог, грехи прощающий,
ни страстная богиня,
ни эльф с волшебной палочкой,
ни стих, мир содрагающий,
а может быть все эти,
а может — много лучше,
но если это в завтра,
то что в сейчас останется?
в касании лучей
сквозь листья проникаюших,
в прогулке муравья
по телу обнажённому,
забывшем о готовности
к труду и обороне…
несобранный рюкзак
ещё
Читать дальше →
бывает стих навеется
порывом ветра зимнего — свинцовый гроб небес
пробьёт и прокричится
сквозь времени линейность,
где слово может править
законы мироздания
и создавать вселенные.
бывает стих рождается
в поту и напряжении:
внутри раздастся «Тужься!»
и чем-то нерв прикусится,
заглавие покажется,
затем пролезут плечики
а там уж встретит вечер
и муза просыпается.
принцесса на горошине
или раба с плантаций,
какие выдаст строки,
как рифмы свои свяжет-
изысканным узором
тончайшей нити шёлка
иль хлопковой веревкой
и шкотовым узлом.
бывает стих осядет
росою на листе,
откроешь лишь тетрадь
и дашь руке свободу.
такое приключается,
когда у сердца лето,
ум дремлет в гараже,
душа нашла дорогу.
но все стихи — то росчерк
на водной глади мира
где глубже, где потоньше,
где лишь касанье крыльев,
где брызг кристаллы дивные
взлетят над тишью озера,
и в каждом пляшет солнышко,
и в каждом жизнь искрится.
В моё отсутствие, ничего не происходит. Когда я есть – тоже.
Столько дел нужно успеть, прежде чем слечь в могильную слякоть?
Важно, важно, важно – неистово тыкаю пальцем в яркую витрину.
Кидаю монетки в автоматы с сахаром, пальцы липкие, монетки клеятся не лезут в щели.
Каждое мгновение я проживаю
Смерть мысли. Её архивацию в память.
Она длится лишь мгновение,
Затем рождается следующая – уже иная.
Пока я переживаю существование лишь в мысли,
Я возрождаюсь в ней как феникс
И вместе с её сменой переживаю свою смерть.
Из мысли мне никуда не выбраться,
Из этой вечно горящей клетки.
Обычно я рождаюсь в мысли неуютной
Наполненной запахом тлена, чувством не-дома.
В неё впечатано желание, себя изменить.
Из неё рождается затем действие.
Но есть мгновения целостности,
Когда ничего не хочется менять.
До того как придёт страх потерять
И с ним — желание сохранить.
В эти мгновения, когда мысль
Полна сильной радости или покоя,
Что-то особенное происходит,
Я вдруг забываю, что дом горит.
Ох уж эти самокопатели, самоаналитики, субъекты озабоченные субъектом. Про какое действие им не скажешь, сразу такие – а кто это делает? Что не мысль, сразу – а кто её мыслит? Если речь идет о выборе, то сразу реакция – а кто выбирает, есть ли ваще выбирающий? Их диалоги с собою, бесконечные циклы само само… само познающей природы. В башке жара от постоянного трения мыслей о мыслях, в сердцах – холод и мрак разочарования с слабо тлеющей лампадкой надежды на просветление.
tcibanitum