ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

глава третья

«НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ»

1
Смысл, стоящий за словом, как золото за бумажкой, вдруг испарился — осталась одна бумажка —
радостный фантик, сам по себе, без конфеты.
Тети и дяди не согласились — они ценили начинку и содержанье, и фантик-форма достался детям.
Преображенный фантазией детских рук, оказался фантик Жар-Птицей.
Дети зарылись в ее изумрудные перья и вместе с нею взлетели на самое небо, где Сам Господь
нежно приветил деток и долго беседовал с ними, раскрывая им тайны тайн.
На прощанье Он вручил каждую детку грозному Ангелу-Охранителю
и строго-настрого наказал каждому Ангелу хранить деток от зла.
Ангелы с радостным трепетом взяли деток в обьятья огненных крыльев и бережно доставили их на землю,
где угрюмые дяди и тети добывали в поте лица начинку и содержанье.

2

Розовые сумерки московские весенние апрельские сочатся в душу первою любовью.
Пронзительно синий вечер апрельский эхом застыл бесконечной печали.
Око луны наливается мертвым холодным сияньем.
Разноцветные окна домов щедро дарят иллюзию где-то всамделешней жизни.
Это вечность сама предстоит потрясенному взору ребенка.
Он игрушки забыл на уютном потертом персидском ковре.
И щемит и щемит неизвестной тоской безысходной — какой? — безысходной
Сердце готовое все полюбить.
Синева стала тьмой
Погасли последние окна.
Он остался один на один с бесконечностью грозной любви.
Из угла темноты показалась на миг любопытная ведьма.
Он мгновенно заснул и уже никогда не проснулся.
Почему?
Я скажу по секрету —
Он Бога коснулся.

3

На исходе дня Ты посетил меня и нашел незапертыми двери мои;
Тихо вошел Ты и стал за моим плечом, и улыбался Ты о чем-то отрешенно;
И сладко мне было присутствие Твое, но ни слова не сказал я Тебе, чтобы не отпугнуть Тебя, чтобы не потревожить Тебя вопросом,
потому что и так был я с избытком счастлив и не мечтал о большем, хоть бы и было оно возможным;
Хватит с меня радости этой тихой — слышать Твое дыханье и знать, что Ты следишь, улыбаясь, за движеньем руки, когда она пишет;
Ты убрал мою боль, но не этим богат я и счастлив;
Ты подарил мне радость, которая больше боли, но не этим богат я и счастлив;
Ты осветил меня Светом Своим, но не этим богат я и счастлив;
Ты, Отрешенный, одарил меня словом Своим, но не этим богат я и счастлив;
Чем же — спросят меня — поэт, чем же богат ты и счастлив?
Когда уйдет Он — слушайте, отвечаю — когда унесет он радость, которая больше боли,
Когда унесет Он Свет Свой, я же во тьме останусь,
Когда унесет Он Слово, и я замолчу навеки,
Когда Он меня забудет, уже навсегда забудет, —
Тогда, узнавший Его и покинутый Им, я затоскую тоскою смертной,
И вот этой тоскою смертной — слышите? — буду богат я и счастлив.