Гав-гав!

Пожилой человек небольшого роста, ожидая своих фотографий в ателье, хотел присесть, но из-под него по кафелю уехал стул, и человек оказался на полу. Видели это несколько других посетителей. Работница ателье тут же к нему подбежала, помогла подняться, спросила, не поранился ли. А человек начал ругаться на стул, что на ножках нет резиновых наконечников. Мы с женой, не обращая внимания, стояли рядом и улыбались в зеркало своим нелепым отражениям. А человек ни с того ни с сего кричать что-то вроде: «Когда вам столько же лет будет, сколько мне, посмотрим, будете ли вы вообще ходить! Мне 75 лет! А вы может быть вообще не доживете! Я вторую мировую помню!». Мы забрали фотографии и пошли на трамвайную остановку. Там мы снова с ним встретились. Он заговорил с нами о политике, о том, что какая-то баба в парламенте недавно сказала в связи с понижением пенсий, что «раз пенсионеры войну пережили, то и это переживут». Втянул жену в дискуссию о политике (брякнув еще в процессе: «я не хочу говорить о политике!»). Потом подошел трамвай и разговор закончился тем, что человек махнул рукой перед лицом жены и рявкнул что-то злобное в адрес власти.
После этого случая весь день думалось о том, как защищается гордое человеческое «я». Да, конечно, пенсионерам нелегко, они стареют, чувствуют себя беспомощными, а тут еще и правительство над ними издевается (слова жены), все это так, но… Если выключить слова, которые мы так привыкли слушать, слова, которые несут столько смысла, причем здесь, в этом конкретном случае, политика? Человек упал со стула, ему стало стыдно. Чувствуя себя униженным (просто чувствуя — голое чувство подкрепленное удобными интерпретациями: «кто-то смеется, наверняка надо мной!»), человек решил отомстить тем, кто это видел. Самый общественно приемлемый способ — наорать, нагавкать, как пес. Вот и нагавкал. Но никто не обижен — речь ведь шла о политике. Сколько слова ни намазывай, эмоции не закрасишь.

P.S. а когда я пишу «отомстить» — это мое эго встает в оборону.