Алан Уотс "Путь Дзэн": "Вкус" Дзэн в четырех настроениях в искусстве...

Если настроение данного мига выражает одиночество и покой, его называют саби. Если художник ощущает подавленность или печаль и при такой особого рода пустоте чувств мельком замечает нечто обыкновенное и естественное во всей его невыразимой «таковости», — такое настроение называется ваби. Если мгновение вызывает более сильную ностальгическую грусть, связанную с осенью и ощущением умирания мира, — оно называется аваре. Когда же в увиденном проступает нечто мистическое и странное, как бы намёк на нечто неведомое и вечно недосягаемое, такое настроение называется юген. Эти совершенно непереводимые японские слова описывают четыре основных настроения фурю, то есть общей атмосферы «вкуса» Дзэн в такие «бесцельные» мгновения жизни.

В стихах хайку и вака, можеть быть, яснее, чем в живописи выступает тонкое различие между четырьмя типами настроения. Тихое и трепетное одиночество саби ясно выражено в стихотворении:

На голой ветке
        Уселся ворон.
                Осенний вечер.


Менее очевидно, и потому более глубоко оно в таком хайку:

Вечерний ветерок,
        Укутывает водой
                Ноги цапли.


Или:

В тёмном лесу
        Упала с дерева ягода — 
                Всплеск воды.



Саби — это одиночество в буддийском смысле слова как непривязанность и способность видеть, что всё происходит «само собой», в чудесной спонтанности. С этим настроением связано чувство глубокого, бесконечного покоя, которое вызывает, например, длительный снегопад, мягко окутывающий все звуки, слой за слоем.

Падает снег.
        Непостижимое, беспредельное
                Одиночество.


Ваби, неожиданное узнавание всё той же «таковости» в самых обыденных явлениях, и особенно в момент, когда честолюбивые надежды вдруг заволокло мраком неизвестности. Оно выражается так:

Калитка в кустарнике.
        И вместо замка — 
                Улитка.

Дятел долбит
        Всё в том же месте.
                День на исходе.

Пусто зимой,
        По кадке с водою
                Ходят воробьи.


Аваре — это не совсем печаль и не совсем ностальгия в обычном смысле тоски по невозвратному былому. Это эхо того, что прошло и когда-то было мило, это тот резонанс, который возникает от звуков хора под сводами храма, но без которого он был бы пуст.

Никто не живёт у заставы Фуга.
        Деревянный навес — и тот
        развалился.
                Всё, что осталось — 
                осенний ветер.

Вечерний туман,
        Думы о прошедшем.
                Как оно далеко!


Аваре — это переходный момент, когда быстротечность жизни воспринимается ещё с грустью и сомнением, но уже и как форма Великой Пустоты:

Ручей прячется
        В травах
                Уходящей осени.

Падают листья,
        Ложатся один на другой.
                Дождь стучит по дождю.


Переход уже готов завершиться, поэт готов «достигнуть того берега» в хайку Иссы, написанном на смерть его маленького сына.

Этот мир как росинка.
        Пусть лишь капелька росы,
                И всё же — и всё же…


Юген, который содержит в себе некую тайну, описать трудней всего, так что пусть стихи говорят сами за себя.

Море темнеет.
        Голоса диких уток
                Слабо белеют.

Жаворонок.
        Упала сверху нота — 
                И ничего не осталось.

В густом тумане
        О чем перекликаются
                Гора и лодка?

Прыжок форели.
        Облака проплывают
                В зеркале ручья.

Ветер стих — цветы всё падают.
Крик птицы — всё глубже молчание гор.