Игорь
@iglav

Американский писатель Джордж Сондерс выиграл Букеровскую премию за исторический роман «Линкольн в Бардо».

Всё сказано,
А буквы остались,
Красные, жёлтые…
Листья,
Падают вниз.

Если кто-либо желает пробудиться от сна сансары и обожествиться — ему надо искать такого мастера, чьи слова и пробуждают. То есть будоражат, активируют, задевают за живое, цепляют, вызывают сильные чувства, как позитивные, так и негативные, вводят в ступор, замешательство, недоумение, когнитивный диссонанс а потом проясняют всё в мире. Речь пробуждающего мастера включает в себя и физику и лирику, и романтику и прагматику, и серьёзность и шутку, и сарказм и иронию, и критику и похвалу. Она пробуждает в человеке ответственность за себя. Если же такая речь мастера вызывает в человеке лишь дискомфорт и беспокойство, а человек хочет слышать от учителя лишь похвалу, простое описание бытия и его законов, легкие рецепты и сладкую лирику, светлый романтизм и успокаивающие слова, хочет чтобы мастер взял на себя всю ответственность за судьбу ученика — значит человеку нужен не пробуждающий мастер а невропатолог, «оккультный наркодилер» — он работает на то, чтобы успокоить, насладить, де-факто как бы усыпить человека сладким сном и получить от него, благодарного, солидное денежное вознаграждение. Имея на это право. Друг, перед тем как искать обучающего специалиста, определись кого ты ищешь: усыпляющего сансарического невропатолога или пробуждающего мастера. И тот и другой могут быть одеты в одежду гуру. Поведение радикального мастера провокативно и нестандартно. А поведение усыпляющего мастера — конвенционально и стереотипно. Потому что цели и задачи у них разные. Задача духовного мастера — пробуждать и обожествлять. А задача сансарического мастера — выглядеть солидно и приятно. Есть и такие мастера, которые сочетают в себе оба вида мастерства. Если они дают человеку пробуждающее учение и видят что он от этого страдает, что это ему не нужно — они дают ему такое учение и практику, которое успокаивает и повышает в ученике чувство собственной важности и создают впечатление, что взяли всю ответственность за ученика на себя: если ученик не может идти духовной тропой, так пусть хоть в
Читать дальше →

Практика дня: «Место без жалости»

Жалость к себе — эмоция, основанная на инстинкте самосохранения. Жалость призвана сохранить границы личности. Каждый раз, когда вы опускаете руки, каждый раз, когда отступаете — торжествует жалость. В реальности человека (в договоре) существует место без жалости, достигнув которого, человек превращается в танк. Развитие личности возможно только в безжалостном состоянии. Достигается оно только через прорыв желания все бросить, т.е. через жалость к себе.

Встаньте на беговую дорожку. Начните бежать. Не быстро. Просто бегите. Не ставьте себе ограничения ни по времени, ни по дистанции. Бегите. Вы бежите на встречу своей жалости. Прошло 5 минут, потом 10. Жалость запускает своего первого разведчика в виде ума, который говорит:
— Ну ладно, на сегодня хватит, поборешься с жалостью завтра.
Бегите дальше. Легкая усталость входит в тело и ум продолжает диалог:
— Ну все, красавчик. Три километра с первой попытки. А ты последний раз 10 лет назад бегал. Молодец, можешь гордится собой.
Бегите. Диалог становится все громче.
— А кому и что ты пытаешься доказать? Никто этого не видит, никто не оценит.Ты идиот. Нельзя так сразу нагружать организм.
Не останавливайтесь. Тело устает все сильнее и сильнее.
— Черт, мне уже больно. Все, хватит. Я не могу больше. Я устал.
Отдышка, боль. Бегите.
— Да ты на себя со стороны бы взглянул. Не позорься, овощ. Бежишь, как хромоногая бегемотиха. Уже все смотрят на тебя и думают, какой ты придурок.
БЕГИТЕ!!!
— Я хочу в душ, хочу отдохнуть. Пойдем, покурим, поедим чего-нибудь вкусненького. Хватит бегать, пошли в кино. Мне плохо.
Бегите. Отказывает тело, но бегите.
— Пожалуйста. Хватит! Мне плохо. Я сейчас умру. Мне меня ЖАЛКО.
Бегите. Бег ради бега. Хочется плакать — плачьте. Хочется кричать — кричите. Но продолжайте бежать. И вдруг:

— Бежать становится легко.

— Открывается второе дыхание. Вы чувствуете волю. Вместе с ней появляется и жалость.

— Молодцом! Все, ты меня
Читать дальше →

Съешь уже свой хвост,
он чуть дальше того отверстия,
к которому ты присосался как пиявка,
попутав с амброзией вкус того дерьма,
которое из тебя хлещет как из брандсбойта)

Мотор жизни говорит-
Нельзя остановится,
Манифестирует движение вперед,
Не настаивает,
В каком направлении дымится
Свечам, с которых капает воск,
Глазам, которые выхватывают фрагменты,
Куда смотреть, и
Что говорить губам,
Под волнами скрываются континенты,
Раскрывая обьятия,
Известные невернувшимся морякам.

Когда я слушал ученого астронома
И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр
И показывал небесные карты,
диаграммы для измерения звезд,
Я сидел в аудитории и слушал его,
и все рукоплескали ему,
Но скоро — я и сам не пойму отчего
мне стало так нудно и скучно,
И как я был счастлив, когда выскользнул прочь и в полном
молчании зашагал одинокий
Среди влажной таинственной ночи
И взглядывал порою на звезды.

Жил малыш.
Когда он выходил на свою ежедневную прогулку,
и оглядывался вокруг,
то на что бы он ни смотрел
с жалостью, любопытством, страхом или любовью,
он становился этим предметом,
и это предмет становился частью его
на один день или на одно мгновение дня,
… на целый год или на циклы тянущихся лет.
Ранние незабудки становились частью малыша,
И трава, и красивая герань, и клевер,
и маленькие колибри,
и мартовские ягнята, и поросята с розовыми грудками…
кобыла с жеребятами, смеющиеся толпы во дворах,
люди у скользкого входа в пруд,
любопытные рыбки среди темно-зеленых камней,
и водяные мельницы с тяжелыми
стальными верхушками…
все становилось частью этого малыша.
И апрельские и майские полевые всходы
становились малышом…
и зимняя пшеница,
и светло-каштановые кукурузные ростки,
и съедобные коренья в огородах,
и яблони, и цветы яблонь,
и сочные яблоки, падающие с веток…
и лесная малина… и подорожник;
и старый пьяница по дороге домой
из таверны, где он недавно лежал без памяти,
И торопливая учительница… и дружелюбные дети,
и грустные дети… и аккуратные девочки-горожанки…
и все изменения в городах и селениях,
куда бы он ни шел.
И даже родители малыша — мужчина, зачавший его, выстрелив отцовской смесью
среди ночи… и женщина, выносившая малыша в своей сумке
перед тем, как он появился на свет…
они дали ему гораздо больше этого,
и давали ежедневно… и они, и то, что исходило от них
становилось частью малыша.
Его мать… и тарелки, и блюдца, поставленные
на обеденный стол,
Мать… и потоки прекрасных слов…
и чистая косынка, и фартук,
и здоровый материнский аромат,
отлетавший от ее волос и платья
когда она проходила мимо;
Его отец: сильный, мужественный, независимый,
строгий, рассерженный, несправедливый,
и удар, и окрик, и просьба, и заманчивая
ложь,
И предметы домашнего обихода, и разговор, и лавка старьевщика,
мебель… и желания переполненного сердца,
Любовь неподкупная… и чувство неизменной
Читать дальше →

Огонь не тянется к золе,
угли, что дышат,
вспоминают пламя,
когда-то бушевавшее в душе,
без имени, без смыслов и названий,
без поиска, ведь нечего искать,
гореть, пылать, и подниматься языками,
с колен, что тянутся к земле,
трясутся предвкушая покаяние,
Распознавая силу пустоты,
В подсвечнике горящего сознания,
В покое лучезарной чистоты-
Прощения божественные длани.
Протягивая руки, воспаряем ввысь,
Обвиты пламенем, открыты и невинны,
Глаза распахнуты, сомнения изжиты,
И сердцем бога постигает жизнь.