Роман
@konstruktor

Не умею писать рецензии на фильмы, но этот фильм меня покорил. Узнал про него случайно. Мне понравились три фильм режиссера Паоло Соррентино, его неповторимо красивый стиль. Красивые картинки, необычные сюжеты, необычные диалоги, игра актеров, монтаж, идеально подобранная музыка. Я в молодости не очень обращал внимание на звуковое сопровождение, но уже много лет, как почувствовал, что это очень важно для кино. И вот в этом сериале все так гармонично сложено, что когда его смотришь, получаешь не столько обычные эмоции, как страх, гнев, печаль или жалость, а некие ощущения другого слоя или уровня, который толком описать и не возможно. Может это воздействие на душу?

Сериал посоветовала дочка. Я скептически отнесся к теме папства и Ватикана. Она сказала, чтобы я посмотрел первую серию и потом меня уже не оттянешь за уши. Так и произошло. Рассказывать бесполезно, потому что фильм насыщен диалогами, мимиками и ужимками главного героя — папы, которого сыграл Джуд Лоу. Я плохо знаком с его творчеством. Видел какие-то фильмы с его участием и не фанат и не почитатель его таланта. Но здесь он меня покорил. И я пожалуй, посмотрю фильмы с его участием, которые еще не видел. Также досмотрю оставшиеся фильмы Паоло Соррентино.

В этом сериале часто, но ненавязчиво, поднимается тема бога, вера в него, есть она у людей и священников или ее нет. Нужно ли верить в бога или нет. Есть чудеса или нет. Есть моменты, когда совсем не понятно, для чего включен тот или иной эпизод. К примеру, в качестве подарка папе подарили кенгуру. Его привезли в клетке, и папа его выпустил на территорию Ватикана, и он там тусит и периодически предстает перед папой в самые неожиданные моменты. И это то ли мило, то ли непонятно что, но это создает атмосферу, которая пронизывает весь фильм. Или как монашенки играют в футбол и одна так профессионально подцепляет мяч двумя ногами и подкидывает его над головой, что зритель не успевая это переварить и удивится, может попасть в более серьезный кадр,
Читать дальше →

Первая кровать, которую я помню, была с панцерной сеткой. Ее спинки были сделаны из металлической трубы. Она стояла при входе, у левой стены вдоль комнаты. У противоположной стены стояла такая же кровать брата. На стене у кровати брата висел гобелен с изображением трех богатырей, а у меня на стене висел гобелен с оленем на опушке леса. Я завидовал брату с его богатырями, и только сейчас понимаю, что обзор картины с Ильей Муромцем, был лучше с моего места. Дальше, на окне расположились кактусы, справа от окна стоял письменный стол брата с аквариумом и полочками с учебниками. В аквариуме плавали гупики и две скалярии. Однажды одна скалярия умерла, а потом умерла и вторая. Я не мог понять, что значит — умереть. На правой стене, сразу после входа, над столом, висели часы — ходики, с двумя гирьками на металлических цепочках. Стол был круглым, и покрывающая его скатерть, свисала краями с бахромой до середины ножек. Под столом, на стене, на обоях лимонного цвета, я нарисовал малиновым карандашом маленький крестик, в концы планок которого вбил четыре гвоздика. Я залазил под стол, садился на корточки и молился этому кресту. Однажды, я сидел на кровати и мое внимание привлекли вертикальные прутики спинки. Я засунул голову в проем между двумя прутиками и вынуть голову уже не смог — мешали уши. Не помню сколько времени длилась паника, но голову я все же выдернул.

Второй моим местом для сна была тахта. Это была уже другая квартира, в другом городе. Она стояла на кухне, в углу, и вся прилегающая стена была оклеена рисунками автомобилей. Она была широкой и уютной. Ее покрывал плотный, цветной плед. Когда на каникулах приезжал брат, он ложился на тахту и брынчал на гитаре.

В следующей квартире у меня уже была своя комната со старым, проломленным диваном, на котором я проспал двадцать лет.

Первым брачным ложем для моей молодой семьи стали две односпальные кровати, доставшиеся от родителей. Они были приставлены друг к дружке, углы полированных спинок темно
Читать дальше →

Началось с того, что у меня поломалась электрическая зажигалка для газовой плиты. Купил новую, через месяц поломалась и она. Пока не купил замену, стал пользоваться старым, добрым способом — спичками. И вот однажды, я зажег газовую плиту и как всегда решил положить спички в навесной кухонный шкаф. Но что-то во мне ёкнуло, и я это не сделал. Я небрежно бросил спички на стол, который всегда у меня абсолютно голый, и подумал: «Пусть будет творческий беспорядок». Я занялся мелкими домашними делами, продолжая думать: «Ведь хаос — это порядок более высокого уровня». Я ходил туда — сюда по квартире и когда заходил в кухню, мой взгляд останавливался не бесхозно валявшемся спичечном коробке. Я чувствовал, что меня это беспокоит. Через какое-то время, я все же взял коробок и положил его в шкаф. «У бога — все по полочкам», — подумал я.

только так научишься… побеждать!

Это песня старенькая звучит из окна панельной пятиэтажки.
Весна. У нас цветут косточковые. Распускаются каштаны.Я сижу в чужом дворе на лавочке, сверху, с деревьев, на меня падают какие то семечки, вспомнился аромат юности. Из окна продолжают играть старенькие песни. Я не любитель такой музыки, но, блин, они создают атмосферу. И эта атмосфера мне нравится. Птички чирикают. По мне ползет паучок. Домой идти не хочется… так бы и сидел тут вечность…

Я, вероятно, все-таки рожден стихотворцем. ‹…› Для меня главное – это найти звук. Как только я его нашел – все остальное дается само собой. Я уже знаю, что дело кончено. Но я никогда не пишу того, что мне хочется, и так, как мне хочется. Не смею. Мне хочется писать без всякой формы, не согласуясь ни с какими литературными приемами. Но какая мука, какое невероятное страдание литературное искусство! Я начинаю писать, говорю самую простую фразу, но вдруг вспоминаю, что подобную этой фразе сказал не то Лермонтов, не то Тургенев. Перевертываю фразу на другой лад, получается пошлость, изменяю по-другому – чувствую, что опять не то, что так пишет Амфитеатров или Брешко-Брешковский… Многие слова – а их невероятно много – я никогда не употребляю, слова самые обыденные. Не могу. Иногда за все утро я в силах, и то с адскими муками, написать всего несколько строк. Я не знаю, как должен оплачиваться такой анафемский труд. А между тем я получаю по тысяче рублей за лист. И говорят, что это много. Я ехал на пароходе как-то с В. И. Немировичем-Данченко. Он сказал: «Ну что, разве вы, новые, литераторы?! Я пока доеду, здесь на пароходе напишу целый роман». В сущности говоря, все литературные приемы надо послать к черту! Пусть критики едят за это сколько угодно. Иначе никогда ничего путного не напишешь. Может быть, к старости я что-нибудь путное напишу. В сущности говоря, со времени Пушкина и Лермонтова литературное мастерство не пошло вперед. Были внесены новые темы, новые чувства и проч., но самое литературное искусство не двинулось. Проза Лермонтова и Пушкина остались не превзойдены ‹…›

Я всю жизнь испытываю муки Тантала. Всю жизнь я страдаю от того, что не могу выразить того, что хочется. В сущности говоря, я занимаюсь невозможным занятием. Я изнемогаю от того, что на мир я смотрю только своими глазами и никак не могу взглянуть на него как-нибудь
Читать дальше →

Это сериал режиссера Паоло Соррентино. Которого фильм я недавно рекламировал. Девять серий. Посмотрел первую. Бомба!.. Папу играет Джуд Лоу. Э. Даже не знаю что сказать. Писк! Там про профанацию бога и про человейник Ватикановский. Очень тонко и с юмором. Ну и Адвайта есесно.

Как только я ее увидел, второй моей мыслью было: «Я про нее что — нибудь напишу». В следующую секунду она посмотрела мне в глаза и мысленно сказала: «Этого делать не нужно». Я замешкался на две секунды:

— Ээээ…
— Нет, — мягко настаивала она.
— А вдруг это будет шедевр?
— Похер. Нет.
— Хорошо, — отетил я и записал в дневник эту странную историю.

Посмотрел фильм. Режиссер Паоло Соррентино. Его же фильмы, ранее смотрел — «Молодость» и «Великая красота» — бесподобны.

Фильм снят красиво, музыка идеальна, сюжет необычен и интересен.

Рассказывать нет смысла. Тот случай, когда важен не сюжет, а сама подача. Короче: вкусно, изыскано, тонко. Как я люблю. И адвайтический посыл присутсвует.

Иван Бунин для меня был темной лошадкой. И вот после чтения его рассказов, я все больше и больше стал его себе представлять. Почитал про него Википедию. Потом нашел в тырнете про него книгу из серии ЖЗЛ, прочитал немного и решил взять ЖЗЛ бумажную, в библиотеке. Книга попалась другого автора. Та, которая в интернете, мне понравилась. Там о Бунине писалось максимально, как о писателе. Здесь же, в бумажной книге, автор педантично переработав архивы о Бунине, забил всю книгу датами, письмами, именами родственников, людьми, с которыми он встречался, итд итп. Есть конечно интересная информация. Но ее нужно выцеживать. Потому что читать — куда, когда и зачем ездил Бунин, с плотностью информации — десятки дат на одну страницу печатного текста — это перебор.

Бунин всю свою жизнь кочевал. Более двух недель, максимум месяца, он на одном месте не задерживался. Он бежал от одиночества.
В общем я ломал глаза об эти даты и кавычки и утомился. Но уже некое представление о Бунине, как писателе и как человеке, у меня уже сформировалось.
Лишний раз подтвердилось то, что писатели все рассказы пишут с себя и своей жизни. Они могут конечно комбинировать. Но в целом, по книгам писателя можно почувствовать его натуру и увидеть мир его глазами.

Иван Бунин был очень чувствительным человеком. Для него любое событие имело такое количество эпитетов, оттенков и нюансов, что можно рехнуться. И, например, если обычный человек, будучи в расстроенных чувствах от своей жены, напишет просто — она сука, Бунин распишет все это в разных письмах, разным людям на нескольких страницах, убористым почерком, с заламыванием рук и периодическим упоминанием, что жизнь — это кошмар, и как же еще доживать остаток жизни с таким душевным надрывом и несправедливостью. И еще накапает слезами на бумагу.

Кстати, за свои душераздирающие рассказы он получил нобелевскую премию и всю ее за пару лет растранжирил: раздавал друзьям, родственникам и просто хорошим людям. При том, что всю жизнь считал
Читать дальше →

Я не люблю супермаркеты и я прошел мимо него. Я шел по городу и держал внимание на себе. Я съезжал в мысли о встрече, которая произошла десятью минутами раньше и опять возвращал внимание на себя.

Когда я пришел домой, то понял, что у меня ещё два лишних часа времени и что я решил сделать? Я пошел в этот чертов супермаркет. Чтобы наконец поставить галочку, что я в нем был. Я пять лет ходил мимо. Ну что. Огромный ангар, забитый явствами. Я взял зубную щётку, бананы, земляничный джем и конфеты суфле. Внимание на себе.

— У вас конфеты не взвешены.
— А вы не можете взвесить?
— Нет.
— Оставьте их себе.

Я шел по проходу к выходу и у стекляшки с парфюмерией девушка сунула мне в руки две картонные полосочки с запахом парфюмов.

— Выберите запах, — сказала девушка.

Я приложил по очереди полосочки к носу. В одном запахе присутствовал сандал. В другом цитрусовые. Мне понравились оба запаха.

— Пожалуй, все же сандал,- сказал я.

Но девушка этого не услышала, потому что я уже был на улице,
щурился на заходящее солнце и внимание было на себе.