Самый страшный кошмар.

Когда я была маленькая (3-4 г и позже), то боялась темноты. Не чудовищ в темноте (они появились позже, и были связаны с кино), а самой темноты.
Едва гасили свет, если я не закрывала глаза, то все сумеречные образы начинали расплываться, что ощущалось как натуральное разрушение мира. В последствии это же ощущение было узнано в опытах с тем-что-нельзя-называть, и названо как «очень детское ощущение».

Еще хуже было, если темнота была полной, а тишина абсолютной, что случалось, когда мы гостили в деревне и на даче. Лежа неподвижно, я очень быстро теряла ощущение тела, что в сочетании с темнотой и тишиной было самым страшным кошмаром, пока я не узнала про Фредди Крюгера:)) Дело в том, что при потере ощущения тела, терялось так же ощущение размера и пространства, возникали переживания чего-то бесконечно большого и ужасно крошечного одновременно, движущегося и неподвижного одновременно. Объяснить и описать я это категорически не могла, вплоть до знакомства с учением. А тогда я тихо звала маму, и упрашивала спать ее со мной под боком, потому что ощущения от нее, звук дыхания, движения — это все приводило мир в порядок.

Несмотря на то, что я до сих пор помню эти ночные глюки как самые впечатляющие кошмары, собственно страх там был вторичен. Первичной эмоцией была какая-то жуткая тоска. Тьма была такой бесконечной, безжизненной, пустой и нечеловеческой, что явно стояла выше и была сильнее меня, и мамы, и всего существующего вместе взятого. Именно это уравнивание пугало. В темноте оно было очевидным. А при свете или рядом с мамой, эта очевидность отступала.
Нечеловечность и космический холод этой пустоты доставляли большое мучение. Сейчас я узнаю это мучение как самое сердце страдания. Это единственное страдание, которое пропитало мою жизнь. То есть весь остальной негатив либо как-то связан с этим первым, либо по сравнению с ним, негативом не является.
Поэтому все, к чему я стремилась впоследствии, и чем увлекалась — эзотерика, свет, любовь, солнце, радуга, все-люди-братья, яркие краски, музыка, богатство, вещи — оно все так или иначе пыталось утвердить и упрочить мои позиции по отношению к космической пустоте, которая всегда была рядом, но с возрастом отражалась уже не в простой темноте, а в одиночестве, в бессмысленности, в неопределенности, в отсутствии движения и бурной жизни (хоть физической, хоть эмоциональной).

На самом деле, осознание всеохватности пустоты преломлялось в чувствах так, что хотелось найти хоть что-то, что было бы сильнее ее. Но пустота «пожирала» все — любовь, близких, мир, учения. Ничто ее не могло уничтожить или заполнить.

Это как стоять на краю пропасти, спиной к бездне, никто ее не видит, все гуляют по краю, а ты понимаешь что всЁ существующее гуляет по краю этой пропасти. И от этого очень большая жалость ко всему. И тоска, что это не прекратить. Поэтому я выросла с «комплексом спасателя» — до сих пор есть эти поползновения спасать близких. От смерти, от боли, но в конечном счете — от всесильной пустоты.

Сейчас я понимаю, что мое глубокое «я» всю жизнь держится главным образом на противопоставлении этой пустоте. Что эмоции, такие как жалость, печаль, страх возникли, потому что пустота была оценена как нечеловеческая, бесчувственная и безжизненная — то есть полной противоположностью маме:)) и всему тому, чего я хотела. Но пустота потому и нечеловеческая, что даже мое понятие нечеловечности тоже ей противоположно. И понятие безжизненности, и бесчувственности. Она ведь никакая, совсем никакая.

К сожалению, я настолько сильно хотела от нее избавиться, что если сейчас лечь в темноте и тишине, то космическая пустота больше не придет за мной с такой же легкостью, как это было в детстве. А последние пару лет я именно этого бы хотела — встретиться с космической пустотой не сквозь эмоции отвращения, а чистым осознанием.
Некоторых чудовищ во снах я побеждала, превращая их в друзей. Думаю, что то же произойдет и с «самым страшным кошмаром».

Наше учение волшебно, оно помогает осознать такие детали ежесекундного существования и восприятия, о каких не пишут, и не говорят.