Все относительно... ВСЕ

Буддизм был завезен в Японию из Китая через Корейский полуостров в середине VI века. В средние века он был уже прочно укоренен, и началась его новая жизнь на японской земле. Синран был весьма характерным для Японии буддийским мыслителем. Известный популяризатор буддизма Судзуки Дайсэцу рассматривает школу Синрана наравне со школой Дзэн как религию, пробудившую «японский мистицизм». К этому утверждению мы еще вернемся, что же касается Синрана, то особо важно в его учении то, что он разрушил устоявшиеся представления относительно Добра и Зла. Суммарно его идеи можно представить следующим образом:

Прежде всего, по существовавшим в тогдашнем буддизме понятиям, соблюдение разных установлений и заветов — само по себе уже есть Добро, а нарушение их — Зло. Ранний буддизм выделял десять видов Зла: убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь, криводушие, брань, «пустые словеса», алчность, гнев, упорство в заблуждениях. Синран же указал на ложность такой формальной позиции, выступил с критикой господствовавшего тогда буддизма «южной столицы» и «северного пика» и решительно провозгласил «несоблюдение заветов», ибо хорошо знал, как трудно человеку их придерживаться.

Синран отверг буддийскую концепцию, гласившую, что добрые деяния поощряемы, а злые наказуемы. Он не возводил в добродетель воздержание от «пяти видов Зла». (В «Большой Сутре Чистой Земли», где в окончательном виде сформулировано учение амидаизма, «пять видов зла» — это нарушение пяти основных заповедей: не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не лгать, не употреблять спиртного.) Синран не пожелал воспринимать концепцию Добра и Зла на столь формальном, упрощенном уровне, он предпочел глубоко погрузиться в осознание Зла.
Синран очень опасался того, что в буддийском учении цель и средства ее достижения поменяются местами. Он считал непозволительным, исходя из относительных понятий Добра и Зла, ставить цель, превосходящую средства. Например, человек может совершить множество добрых деяний и являть собой образец всех добродетелей, но если образ жизни превратится у него в самоцель, то добрые деяния, наоборот, станут препятствием на его пути к Будде и окажутся злодеянием. То есть, по Синрану, прежде всего важно избавиться от сосредоточенности на себе, поскольку цель веры в конечном счете — постижение «Пути Чистой Земли», то есть рая Будды Амида.

Синран утверждал, что в мире, где представления о Добре и Зле относительны, преодолеть эту относительность, опираясь лишь на собственные силы, невозможно, и в конечном счете включил понятие дзирики (опора на собственные силы) в категорию Зла. В учении «Путь Дзёдо», которое призывает уповать на Будду Амида (то есть не на свои, а на внешние силы), Синран видел путь к преодолению расхожих представлений о Добре и Зле. Он считал, что нельзя ограничиться простым избеганием Зла. Само Добро Синран рассматривал как одно из измерений Зла, которое путем самоотрицания превратилось в свою противоположность. В то же время человек, оказавшийся в плену категорических представлений о Добре, на самом деле пребывает во Зле. Коротко Синран выразил свою позицию так: «возвести в принцип отсутствие принципа». Такова его универсальная формула: чтобы не запутаться в относительности Добра, надо непосредственно, даже не прибегая к посредничеству языка, обращаться к Будде Амида.

Как удалось Синрану столь глубоко проникнуть в суть природы Зла? Ключей к этой загадке по меньшей мере два.

Одна причина в том, что он без всяких колебаний, в одиночку двигался навстречу Будде. Хорошо известны слова, вынесенные в заключение «Таннисё»: «Если глубоко вдуматься в волю Будды Амида, то окажется, что все затеяно ради одного лишь Синрана». На первый взгляд может показаться, что Будда намеревался спасти одного лишь Синрана, или, того хуже, что это слова, преисполненные крайней заносчивости и гордыни. Однако Синран имеет в виду совершенно иное: он говорит о своей нелегкой решимости иметь дело с Буддой один на один, без каких бы то ни было посредников.

Существовал и еще один фактор, определивший позицию Синрана. Дело в том, что чувство греховности, чувство вины у этого вероучителя было гораздо острее, чем у обычных людей. Поэтому, возглашая молитвенную формулу «Наму Амида-буцу» («Помилуй меня, Будда Амида»), он не знал, попадет ли в Чистую Землю или низвергнется в ад; проблема собственного спасения всегда была для него нерешенной, тонущей в глубоком мраке. У него сказано: «Неизвестно, станет ли обращение к Будде семенем, из которого произрастет последующее возрождение в Чистой Земле, или деянием, за которое попадают в ад» («Таннисё»). Из тягостного ощущения собственной греховности и возникло его учение о «верном шансе для грешника». Синран говорит: «Даже хороший человек может возродиться в Чистой Земле, а уж дурной тем более. Об этом обычно толкуют наоборот — мол, даже дурной человек может возродиться в раю, а уж хороший тем более. Это их речение может показаться разумным, однако оно противоречит смыслу обета Будды Амида — »спасение через внешнюю силу" («Таннисё»).

Под «дурным человеком», «грешником» здесь вовсе не имеется в виду человек, совершивший преступление. Нет, речь идет о том, кто страдает от собственных желаний, терзается тем, что существует на свете, и постоянно ощущает собственную греховность. Синран, оборачиваясь на себя самого, рассуждает следующим образом.

В его трактате «Гимны-воспоминания о печалях и сетованиях Гутоку» он говорит о себе:

В жизни трудно избавиться от греховности.
Душа человеческая схожа со змеей или скорпионом.
И служение Будде тоже содержит разные виды отрав,
Посему назову его пустой ложью.
Синран не только уловил и выразил ограниченность упования на собственные силы, усмотрев в этом Зло и грех, — он пошел дальше. В человеке глубоко укоренены дурные страсти, побуждающие спрятаться в своем ограниченном мирке, сосредоточиться только на себе самом, — к такому выводу пришел Синран. Исходя из этой позиции, он говорит о человеческом эгоизме: «Людям на земле, погрязшим в ошибках, гордыне и Зле, чрезвычайно трудно обрести радостную веру [в Будду Амида]. Это труднейшее из самого трудного, нет ничего труднее».

А его собственное горчайшее чувство греховности нашло выражение в следующих страшных словах.

Как рассказывается в 13-м параграфе «Таннисё», однажды, обращаясь к своему ученику Юйэну, Синран осведомился, поступает ли тот в соответствии с его велениями. Юйэн ответил, что всегда действует сообразно драгоценным речениям учителя, и тогда Синран заявил: «Человек, наверное, сможет возродиться в Чистой Земле, даже совершив тысячу убийств». На это Юйэн ответил: хоть это речи почитаемого им учителя, но он лично не мог бы убить и одного-единственного человека. Ответ Синрана: человек не способен по собственному изволению управлять своим сердцем — «если бы все на свете можно было подчинить велениям сердца, то сказали б тебе — убей тысячу человек и попадешь в Чистую Землю, и ты, верно, убил бы».

Стало быть, если кто-то не способен на убийство, то лишь потому, что не все в мире идет по нашей воле. Поэтому любое учение, предписывающее опору на собственные силы, на собственную волю, есть «отсутствие силы», оно может сбить нас с пути.

Таким образом, наше душевное состояние не подчиняется нашей воле. Все определяется кармой, идущей из предыдущего рождения. Иными словами, при соответствующей карме человек убьет и сотню, и тысячу людей. Состояние души здесь ни при чем. И Синран говорит далее так: «Мы не убиваем вовсе не потому, что мы хорошие люди. Бывает, человек стремится не причинять никому вреда, а ему приходится убить и сотню, и тысячу». Таким образом, сердце человека изначально нельзя считать ни хорошим, ни дурным, но оно \может стать\ добрым или злым, потому что легко изменяется под воздействием кармы. Следовательно, человек становится хорошим вовсе не в результате собственной воли или духовного роста. Хороший человек нередко трансформируется в дурного. И Синран интерпретирует человеческую природу как «содержащую внутри себя пустую ложность».

.