25 августа 2013, 02:26
Masha777Пример работы с убеждениями
Байрон Кейти
Часто по утрам, до или после прогулки, я могла сидеть у окна в солнечном свете, ожидая, когда появится неприятное чувство. И если оно появлялось, я радовалась, поскольку это означало, что есть некая мысль, нуждающаяся в чистке, как и я сама. Я записывала каждую такую мысль, и в этом было много забавного. Почти все мои мысли в то время были о моей матери. Я знала, что если я расправлюсь с одним заблуждением, то сумею распрощаться и со всеми остальными, поскольку имею дело с концепциями, а не с людьми. Это были мысли типа «Моя мать не любит меня», «Она больше любит мою сестру и брата», «Она могла бы приглашать меня на семейные обеды», «Если я расскажу правду о том, что произошло, она станет все отрицать и мне никто не поверит». В тот первый год мне было недостаточно просто в уме, без слов, произвести исследование той или иной мысли. Я должна была ее записать. Какие бы мотивы вами ни двигали, вы не можете остановить ментальный хаос. Но если вам удалось выделить один фрагмент хаоса и стабилизировать его, весь мир начинает приобретать смысл. Поэтому я записывала мысль и исследовала ее. Иногда я работала над ней в течение часа, а иногда на исследование уходило все утро и часть дня. Но сколько бы времени ни занимал процесс исследования, я всегда видела, что мысль не является правдой, что она всего лишь ошибочное предположение. Я никогда не могла найти какого-нибудь подтверждения в пользу того, чтобы держаться за свое убеждение. И тогда я задавала вопрос: «Как я реагирую, когда верю в эту мысль?» — и в тот же миг получала ответ, что источником страданий была именно эта мысль, а не моя мать. Затем следовал еще один вопрос: «Какой я была до этой мысли? Какой я буду без нее?» И я могла ясно видеть разворот. Я имела дело с причинно-следственными связями и полярностями, и мне нетрудно было понять, что одна полярность может быть такой же правдивой, как и другая. «Моя мать не любит меня» — «Моя мать любит меня». Я умирала за мысль, которая имела равную себе по правдивости противоположность. И ничто, кроме исследования, не могло остановить мою тряску. Я записывала на бумагу каждую концепцию, касающуюся моей матери, потому что именно они имели надо мной самую сильную власть. Затем исследование проясняло их. Я работала не со своей матерью, а с теми идеями, которые у меня были относительно нее. У всех нас есть такие идеи: «Я хочу», «Мне нужно», «Она должна», «Она не должна». Я погрузилась в изучение своего существа. Я была разумом, осознающим себя, Богом, видящим свое отражение в зеркале. Смирение — наша естественная реакция на понимание правды о самих себе. Когда мы исследуем наши суждения о других людях, а затем разворачиваем их, направляя на себя, мы проходим сквозь очищающий огонь. У нас появляется приятная слабость в коленках, мы узнаем, как это замечательно — терять, и видим, как потеря превращается в победу. Такова суть Работы. Некоторые люди называют это прощением, я же — здравомыслием.
Часто по утрам, до или после прогулки, я могла сидеть у окна в солнечном свете, ожидая, когда появится неприятное чувство. И если оно появлялось, я радовалась, поскольку это означало, что есть некая мысль, нуждающаяся в чистке, как и я сама. Я записывала каждую такую мысль, и в этом было много забавного. Почти все мои мысли в то время были о моей матери. Я знала, что если я расправлюсь с одним заблуждением, то сумею распрощаться и со всеми остальными, поскольку имею дело с концепциями, а не с людьми. Это были мысли типа «Моя мать не любит меня», «Она больше любит мою сестру и брата», «Она могла бы приглашать меня на семейные обеды», «Если я расскажу правду о том, что произошло, она станет все отрицать и мне никто не поверит». В тот первый год мне было недостаточно просто в уме, без слов, произвести исследование той или иной мысли. Я должна была ее записать. Какие бы мотивы вами ни двигали, вы не можете остановить ментальный хаос. Но если вам удалось выделить один фрагмент хаоса и стабилизировать его, весь мир начинает приобретать смысл. Поэтому я записывала мысль и исследовала ее. Иногда я работала над ней в течение часа, а иногда на исследование уходило все утро и часть дня. Но сколько бы времени ни занимал процесс исследования, я всегда видела, что мысль не является правдой, что она всего лишь ошибочное предположение. Я никогда не могла найти какого-нибудь подтверждения в пользу того, чтобы держаться за свое убеждение. И тогда я задавала вопрос: «Как я реагирую, когда верю в эту мысль?» — и в тот же миг получала ответ, что источником страданий была именно эта мысль, а не моя мать. Затем следовал еще один вопрос: «Какой я была до этой мысли? Какой я буду без нее?» И я могла ясно видеть разворот. Я имела дело с причинно-следственными связями и полярностями, и мне нетрудно было понять, что одна полярность может быть такой же правдивой, как и другая. «Моя мать не любит меня» — «Моя мать любит меня». Я умирала за мысль, которая имела равную себе по правдивости противоположность. И ничто, кроме исследования, не могло остановить мою тряску. Я записывала на бумагу каждую концепцию, касающуюся моей матери, потому что именно они имели надо мной самую сильную власть. Затем исследование проясняло их. Я работала не со своей матерью, а с теми идеями, которые у меня были относительно нее. У всех нас есть такие идеи: «Я хочу», «Мне нужно», «Она должна», «Она не должна». Я погрузилась в изучение своего существа. Я была разумом, осознающим себя, Богом, видящим свое отражение в зеркале. Смирение — наша естественная реакция на понимание правды о самих себе. Когда мы исследуем наши суждения о других людях, а затем разворачиваем их, направляя на себя, мы проходим сквозь очищающий огонь. У нас появляется приятная слабость в коленках, мы узнаем, как это замечательно — терять, и видим, как потеря превращается в победу. Такова суть Работы. Некоторые люди называют это прощением, я же — здравомыслием.
18 комментариев
Вскоре после «пробуждения» Кейти, по её словам, к ней стали обращаться люди, спрашивая, как они могут обрести свободу, сияние которой они видели в ней. Люди из её городка и впоследствии отовсюду приходили, чтобы встретиться с ней, а некоторые даже оставались с ней жить.
Метод самоисследования Кейти, который она называет Работой, выражает в словах вопросы, вначале не имевшие формы, которые пробудились в ней в то февральское утро. По мере распространения отзывов людей о трансформации, произошедшей с ними благодаря Работе, Кейти стала получать приглашения рассказывать о Работе в других городах Калифиорнии, затем в других штатах и в конце концов в Европе и по всему миру. Она обучает Работе на общественных мероприятиях, в тюрьмах, больницах, церквях, корпорациях, убежищах для пострадавших от насилия в семье, университетах и школах, на тренингах и в её девятидневной Школе.
Работа основана на четырёх вопросах и процессе, который называется «переворот».
Четыре вопроса:
Это правда?
Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?
Как вы реагируете, когда верите этой мысли?
Кем бы вы были без этой мысли?
Работу можно делать самостоятельно, либо вместе с другим человеком.
Сначала человек должен выбрать убеждение или мысль, имеющую отношение к теме, которая вызывает тревогу или неприятные ощущения. Рекомендуется вначале исследовать что-то, что сделал кто-то другой, и что кажется важным, раздражает или беспокоит вас, например: «Моя мать никогда не любила меня» или «Том не должен рассчитывать, что я буду решать его проблемы».
Затем по этой мысли человек задает себе четыре вопроса, перечисленные выше. Вопросы также может задавать ваш партнер по исследованию. Если человек работает самостоятельно, он записывает ответы, а при работе с партнером отвечает вслух.
После того как вопросы заданы, высказывание буквально изменяется на противоположное, переворачивается. Например: «Моя мать никогда не любила меня» превращается в «Моя мать всегда любила меня». При этом человек, делающий Работу, проверяет, может ли он обнаружить, каким образом новая мысль является такой же или более правдивой, чем первоначальная.
Переворот также принимает форму высказывания, обращенного на себя: «Я никогда не любила свою мать» или «Я никогда не любила себя».
Вот как сама Кейти вкратце описывает Работу: «Осудите своего ближнего, запишите это, задайте четыре вопроса и разверните».
Кейти применяет этот метод для исследования болезненных убеждений на многие темы, включая межличностные отношения, воспитание детей, болезни, смерть и эмоциональные травмы. Она помогает участникам её тренингов делать Работу по различным ситуациям, от обычных людей, беспокоящихся о своей финансовой безопасности, до заключённых и людей, переживших вооружённые конфликты.
Цитаты Байрон Кейти
«Когда я спорю с реальностью, я проигрываю. Но только в 100% случаев».
«Я влюблена в то, что есть, не потому, что я духовный человек, а потому что спорить с реальностью больно».
«Каждая история – это вариант одной и той же темы: это не должно происходить, я не должен испытывать это, Бог несправедлив, жизнь несправедлива».
ru.wikipedia.org/wiki/Байрон_Кейти
Менее чем через две недели после того как я приехала в дом для людей, нуждающихся во временном пристанище, моя жизнь полностью изменилась. Вот рассказ об этом. Я проснулась однажды утром. Как обычно, я спала на полу. Ничего особенного не произошло за прошедшую ночь; я просто открыла глаза. Но я могла видеть без концепций, без мыслей или внутренней истории. Меня не существовало. Словно проснулся кто-то другой. Оно открыло глаза. Оно смотрело сквозь глаза Кейти. Оно было свежим, оно было ясным, оно было новым, его никогда не было здесь прежде. Все было неузнаваемым. И оно испытывало такое восхищение! Смех хлынул наружу из его глубины. Оно дышало и было самим экстазом. Оно было опьянено радостью: оно жаждало абсолютно всего. Не было ничего отдельного, ничего, что не могло бы быть принято. Все было его собственной сущностью. В первый раз я – оно – переживало любовь к своей собственной жизни. Я – оно – было в восторге!
Чтобы быть как можно точнее, я использую слово «оно» для обозначения того восхищенного, любящего сознания, в котором не существовало идеи меня или окружающего мира, но которое включало все. Просто нет другого способа передать, насколько новым и свежим было это сознание. Не было никакого я, наблюдающего «его». Не было ничего, кроме «него». И даже осознание «его» появилось позже.
Позвольте мне описать это по-другому. Появилась нога, по ней полз таракан. Оно открыло глаза, и что-то было на ноге; или было что-то на ноге, и оно открыло глаза – я не уверена в последовательности, потому что ни в чем этом не было времени. Если прокрутить это замедленно: оно открыло глаза, посмотрело на ногу, через лодыжку полз таракан, и… оно пробудилось! Оно родилось. И с того момента оно наблюдало. Но при этом не было ни субъекта, ни объекта. Оно было – есть – все, что оно видит. В нем нет никакого разделения.
Весь мой гнев, все мысли, которые беспокоили меня, весь мой мир, вообще весь мир, все исчезло. Существовало только это сознание. Нога и таракан не были вне меня, понятия «внутри» и «снаружи» не существовали. Все было мной. И я чувствовала восхищение – абсолютное восхищение! Не существовало ничего, и был целый мир: стены и пол и потолок и свет и тело, все, в такой полноте. Но только то, что оно могло видеть: не больше, не меньше.
Когда оно встало, это было поразительно. Не было никакого мышления, никакого плана. Оно просто встало и пошло в ванную. Оно направилось прямо к зеркалу, заглянуло в глаза своему отражению, и все стало понятно. Это было даже глубже чем восхищение, которое оно испытывало до того. Оно влюбилось в существо в зеркале. Словно женщина и сознание этой женщины навсегда слились. Были только глаза, и ощущение безграничного простора, без какого-либо знания. Это было словно меня – ее – ударило током. Как будто Бог подарил самому себе жизнь через тело женщины, — Бог настолько любящий и светлый, настолько необъятный – и она знала, что это она сама. Связь их глаз была такой глубокой. В этом не было никакого содержания, только безымянное узнавание, полностью ее захватившее.
Любовь – самое подходящее слово, которое я могу найти. Оно было разделено, и снова соединилось. Оно шевельнулось, затем оно в зеркале, и затем оно присоединилось так же быстро, как и отделилось – были одни глаза (???). Глаза в зеркале были его глазами. И оно отдало себя снова, при новой встрече. И это дало ему его сущность, которую я называю любовью. Пока оно смотрело в зеркало, только глаза, их глубина, были реальны, только они существовали, до этого не было ничего. Ни глаз, ничего; даже не было никого, стоящего там. И потом появились глаза, чтобы сделать его тем, чем оно являлось. Люди называют объекты именами: стена, потолок, нога, рука. Но у него не было имен для этих вещей, потому что оно не могло разделять. И оно невидимо. Было невидимо, пока не появились глаза. Пока не появились глаза. Я помню слезы благодарности, которые катились по щекам, когда оно смотрело на свое отражение. Я не знаю, как долго оно стояло, пристально глядя в зеркало.
Такими были первые моменты после моего рождения в нем, или его рождения во мне. От Кейти ничего не осталось. Не осталось даже обрывка воспоминания о ней – ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего. И в этом была такая открытость, такая радость. «Нет ничего прекраснее этого», я ощущала, «ничего кроме этого даже не существует. Если бы ты любила себя больше, чем даже можно представить, ты подарила бы себе это. Лицо. Руку. Дыхание. И это не все. Стену. Потолок. Окно. Кровать. Лампочки. О! И это! И это! И это тоже! И это тоже!
Все это происходило вне времени. Но когда я пытаюсь выразить это языком, приходиться восстанавливать цепочку и заполнять пробелы. Пока я лежала на полу, я поняла, что когда я спала, до таракана на ноге, до какой-либо мысли, до какого-любо мира, не было ничего. В это мгновение родились четыре вопроса, составляющие Работу. Я поняла, что никакая мысль не может быть истиной. Вопросы полностью присутствовали в этом открытии. Это было словно я закрыла ворота и услышала щелчок. Проснулась не я – проснулось исследование. Пробудились две полярности, левая и правая сторона вещей, существование/отсутствие всего. Обе стороны были равны. Я поняла это в тот первый момент отсутствия времени.
Повторяя это снова: пока я лежала в этом сознании, как само сознание, появилась мысль: Это нога. И сразу же я увидела, что это неправда, и в этом состоит восторг. Я увидела, что все было наоборот. Это не нога, это не таракан. Это неправда, и в то же время есть нога, и есть таракан. Оно открыло глаза и увидело ногу и ползущего по ней таракана. Но для этих вещей не было имен. Не было отдельных слов для ноги, или таракана, или стены, или чего-то еще. И оно смотрело на свое тело, на себя, без каких-либо имен. Ничего не существовало отдельно от него, ничего вне него, все пульсировало жизнью и восторгом, и все было одним цельным переживанием. Разделять эту целостность и видеть что-то как внешнее по отношению к себе было бы неправдой. Нога существовала, и все же она не была отдельной вещью, и называть ее «ногой» звучало бы как ложь. Это было бы абсурдно. И смех продолжал литься из меня. Я увидела, что нога и таракан – это названия радости, и не существует имен для реальности, которая проявляется сейчас. Это было рождением сознания: отражающаяся мысль, видящая себя во всем, окруженная необъятным океаном собственного смеха.
Когда я пытаюсь объяснить, как Работа родилась в результате этого мгновенного осознания, я могу проанализировать это мгновение, замедлить его, и рассказать об этом, что занимает какое-то время. Но при этом время появляется там, где не было даже мгновения. В этом отсутствии времени все узнавалось и виделось как ничто. Оно увидело ногу, и оно узнало, что это не нога, и полюбило то, чем эта нога являлась. Первый и второй из четырех вопросов составляют это переживание в замедленном виде. «Это нога» — Правда ли это? Могу ли я быть абсолютно уверена, что это так? Нет. Чем она была до появления мысли о «ноге», до появления мира этой «ноги»? Ничем.
Затем третий вопрос: Как я реагирую, когда верю в эту мыслю? Я осознала, что всегда есть какое-то напряжение, сжатие, когда я верю в любую мысль, создающую мир, отдельный от меня, объект, который кажется находящимся «где-то там, вовне», и это сжатие является формой страдания. Четвертый: Кем бы я была без этой мысли? Я была бы пространством (?) до появления мыслей, я была бы – я есть – мир, абсолютная радость. Затем переворот: Это нога – это не нога. На самом деле все четыре вопроса присутствуют в первом – Правда ли это? – и все раскрывается в тот момент, когда первый вопрос задан. Второй, третий и четвертый вопросы были частью исследования, содержащегося в этом переживании. Эти вопросы не выражались в словах, они не были выражены, не появились как мысли, не были пережиты во времени, а присутствовали как возможности, когда я рассматривала свой опыт впоследствии и пыталась сделать его доступным для других. С четвертым вопросом круг замыкается. А переворот – это заземление, возвращение. Ничего не существует – что-то существует. Таким образом люди могут оставаться без страха стать ничем, без личности. Переворот поддерживает их до тех пор, пока он не станет комфортным местом. И тогда они понимают, что конец всех путей именно там, где они сейчас находятся.
http://4voprosa.com/
http://4voprosa.com/
Иначе это будет психотерапия, когда исследуются все мысли, кроме самой главной.
Поэтому, на мой взгляд лучшая ее книга — это третья " У радости тысяча имен".Там почти не говорится о самой Работе, но ее муж описал на примере Дао де цзин то, как живет Кейти и как она видит и воспринимает мир.
Вот после прочтения этого становится очевидно, кто у Кейти окончательная реализация, причем без единой фиксации. Там она даже описывает в какой-то главе, как сначала после пробуждения, которое было нечто вроде сатори, она плавала в " абсолюте" и никак не могла спуститься вниз, но потом за несколько лет смогла это сделать и поняла, что даже " ничто", которое ей открылось — тоже мысль и как только оно начинается мыслиться, т.е. моделироваться в знании — оно становится нЕчто:)
Кейти — потрясающий Мастер, но, я думаю, что ее Работа сработает только у очень искренних людей, а для остальных будет просто методом избавления от стресса.
Поэтому сама Кейти и воспринимает мир относительности — как реализацию этой Радости:)
Кейти — бриллиант, но другой вопрос, что у нее была спонтанная самореализация, в каком-то ключе ее можно назвать, как Дракон говорит «торкнутой», поэтому в чистом виде и без живого Мастера ее метод не приведет к пробуждению.Но в вот в моем случае он стал основным, но только после встречи с Драконом, когда я поняла, что то, что я моделировала в знании в моделировании не нуждается, а всегда есть и всегда здесь и это и есть естественное состояние и не нуждается ни в каком «мне»:))
Сложность таких тем в том, что пробужденый говорит уже из того, ч то он есть и для него — это единственная «реальность», а ученик воспринимает как предписание и способ куда-то дойти, воспринимает это через призму «я». т.е. через знание, поэтому отсутствие пути у реализованного практически лишает его учеников шанса на исцеление ума. Только для сухих дровишек.
И пробуждение и невежество для нее тоже всего лишь мысли и имена того, что есть. Но, когда ее спрашивают зачем же тогда она всю свою жизнь посвящает другим и Работе — она отвечает, что " это же Я, как я могу бросить саму себя, если я страдаю" и делает то, что не может не делать.:)Она удивительная, всем ее рекомендую, но только вкупе с Учением и Мастерами.