Я — Ганнибал (Блаженство Баала)
сын Гамилькара (Защищенного Молохом)
с армией из нумидийских наездников,
испанской инфантерии,
лучников из Лигурии,
мечников-финикийцев
и карфагенских слонов,
острыми бивнями, мощными хоботами,
грозным ревом и топотом
в неизменное бегство обращавших врагов,
я выступил против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Взяв осадой Сагунтум
и сделав послушной Испанию,
я склонил к себе карфагенский сенат.
Со слонами, пехотой и конницей
перешел через Альпы,
которые, как ни высоки,
все же не выше неба.
Переменчивых галлов,
кичливых испанцев,
лигурийцев упрямых
и финикийцев сметливых — весь мир я повел против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Грозной лавиной
я прошел по Этрурии, Умбрии.
Три могучие армии
я разбил в трех сражениях,
и у Рима не осталось
ни полководцев, ни воинов.
Слонами, пехотой и конницей
потоптал я Компанью, Калабрию и Апулию,
взял Тарентум,
и Сицилия покорилась мне тоже.
Италия отдалась мне, как женщина,
и жадно ждала моих милостей
вся, кроме Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Крепость за крепостью
брал я коварством и дерзостью,
проникая сквозь стены,
покупая союзников,
губя клеветой врагов,
грабил, жег и насиловал
не из жестокости,
а чтоб, ослепнув от ярости,
обезумел бы Рим,
ненавистный,
навязавший всем свою волю.
Как копье, прилетевшее издали,
в щит попав, но его не пробив,
застревает в нем,
весом своим
отяжеляя
воина-щитоносца,
так я вонзился в Италию,
но не пронзил и не расколол
римский щит
и римскую волю.
Разве может Юпитер
быть сильнее Баала и Молоха,
а Юнона — нежнее Танаис?
Неужто нет разницы
между волей богов и их тайным желанием?
Рим был волей богов учрежден,
но желанье их тайное
я угадал,
выступив против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Я пришел сюда юношей рыжебородым — я сед, одноглаз и беззуб.
Поздно новые затевать мне затеи,
жизнь прокружив
возле Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Загнан в Бруттиум — в носок италийского сапога — цепью заговоров и подлых предательств,
не разбит, но забыт
и измучен бездействием,
армию я готовлю к последнему бою.
Но как бы судьба ни сложилась — вопреки очевидности — в сердце своем сохраню я две мысли,
чтоб радостью пьяной
до смерти желанной
меня наполняли:
боги мною водили,
и — Рим обречен.
Увы ты не хочешь разобраться в себе и проецируешь на других. Это очень сложный разговор. Является ли доброта и талант синонимом глубинны? Почему Толле пользуется популярностью, а на Ренца приходят мало людей? Убери критерии хорошо и плохо правильно и неправильно. И подумай над фразой «Человек духовный, человеку душевному, кажется безумцем».
Это не оправдания. И я никого не сужу. Могу попросить у тебя прощения, что невольно задел твои чувства. Массовая культура это не оскорбление, а констатация факта. Кстати то чем занимаются на этом сайте стадионы не собирает. Даже самые популярные типа Муджи. Тиражи книг по сравнению с детективами супермизерные. Лучше подумай почему массовость для тебя критерий.
Дорогой даже смешно спорить, это как если бы я начал судить о фигурном катании. Есть белый стих, есть верлибр. Есть прямая и непрямая рифма Есть множество вариаций и экспериментов со звуком и формой стиха. Вот например Верлибр будетлян это не только отказ от традиционных форм стихосложения, но и часто бунт против красоты поэтической речи, да и логической речи вообще.
Неплохо бы совместить понятия, что каждый вкладывает в слово мастер. Если кто то мастер например ювелир он делает украшения, повар готовит еду, а что делает мастер пробуждения? Если он ещё и не проявляет себя. Может тогда мастер это синоним окончательной реализации? Но что бы об этом судить надо быть самому окончательно реализованным. Настоящий ценитель поэзии всегда различит талант от графомана даже если он сам не поэт. Но степень талатливости никто достоверно не определит, а великие поэты часто не менее великих поэтами не считали. Поэтому по моему мнению мастер это тот кого ты сейчас слышишь.
ГАННИБАЛ
Я — Ганнибал (Блаженство Баала)
сын Гамилькара (Защищенного Молохом)
с армией из нумидийских наездников,
испанской инфантерии,
лучников из Лигурии,
мечников-финикийцев
и карфагенских слонов,
острыми бивнями, мощными хоботами,
грозным ревом и топотом
в неизменное бегство обращавших врагов,
я выступил против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Взяв осадой Сагунтум
и сделав послушной Испанию,
я склонил к себе карфагенский сенат.
Со слонами, пехотой и конницей
перешел через Альпы,
которые, как ни высоки,
все же не выше неба.
Переменчивых галлов,
кичливых испанцев,
лигурийцев упрямых
и финикийцев сметливых — весь мир я повел против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Грозной лавиной
я прошел по Этрурии, Умбрии.
Три могучие армии
я разбил в трех сражениях,
и у Рима не осталось
ни полководцев, ни воинов.
Слонами, пехотой и конницей
потоптал я Компанью, Калабрию и Апулию,
взял Тарентум,
и Сицилия покорилась мне тоже.
Италия отдалась мне, как женщина,
и жадно ждала моих милостей
вся, кроме Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Крепость за крепостью
брал я коварством и дерзостью,
проникая сквозь стены,
покупая союзников,
губя клеветой врагов,
грабил, жег и насиловал
не из жестокости,
а чтоб, ослепнув от ярости,
обезумел бы Рим,
ненавистный,
навязавший всем свою волю.
Как копье, прилетевшее издали,
в щит попав, но его не пробив,
застревает в нем,
весом своим
отяжеляя
воина-щитоносца,
так я вонзился в Италию,
но не пронзил и не расколол
римский щит
и римскую волю.
Разве может Юпитер
быть сильнее Баала и Молоха,
а Юнона — нежнее Танаис?
Неужто нет разницы
между волей богов и их тайным желанием?
Рим был волей богов учрежден,
но желанье их тайное
я угадал,
выступив против Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Я пришел сюда юношей рыжебородым — я сед, одноглаз и беззуб.
Поздно новые затевать мне затеи,
жизнь прокружив
возле Рима,
ненавистного,
навязавшего всем свою волю.
Загнан в Бруттиум — в носок италийского сапога — цепью заговоров и подлых предательств,
не разбит, но забыт
и измучен бездействием,
армию я готовлю к последнему бою.
Но как бы судьба ни сложилась — вопреки очевидности — в сердце своем сохраню я две мысли,
чтоб радостью пьяной
до смерти желанной
меня наполняли:
боги мною водили,
и — Рим обречен.
дыр бул щыл
убешщур
скум
вы со бу
р л эз