Феликс
@Felix

Чуть брезжит самолет.
Чуть солнце желтовато.
Качает воронье древесные лотки.
В окне лежат дома, похожие на вату.
И двери вчетвером в них топчут каблуки.

А в городе
над деревянной крышею
антенны, пришпиленные ловко.
В долине соль земли засыпет борозду.
А на моем плече —
багряная головка.
Кто мог ее убить?
А я не подойду?

Во мне горит огонь английского камина.
На мне давно лежит хорошее сукно.
А для кого беречь?
Для будущего сына?
Дай лучше отомщу
за все, что не дано.

Я не убийца. Нет.
Но видят только листья.
И будет хорошо,
когда она умрет.
Я в жизни не видал затылка шелковистей.
Спи, маска на плече.
Прощайте, самолет.

Дионисийская игра
Ее нам не понять урока
Пока крестом горит гора
для Арамейского пророка.

Да он воскрес свершив свой дух
печатью запечатав небо
в него уверовал пастух
И попросил «дай отче хлеба»

Дай хлеба нам а не игры
Не винограда сон бурлящий…
Безумный бог давал миры
Разумный уложил всех в ящик.

Да там тепло, любовь и свет
Но веры трепетные блики,
Смывает Стикс водою лет
И оживает бог великий.

Он смертным не дает ответ
И рвет козлов на пепелище
Но истин только черный свет
Он не для тех кто духом нищий.

Тот кто воскрес узрел его
Все остальное ложь и благость
Смотреть привыкни в ничего
И только в этом будет радость.

И только в ней найдешь ответ
Что не дает нам бог великий,
В таком ответе смысла нет
В нем все вопросы только блики.

Безумен бог, безумен пир
Кричат менады и сатиры
Больным козлом трепещет мир
И истекает черным жиром.

Я пел с Творцом
И был я песнь Творца,
Она во всем творении звучала,
В ней яростность конца,
В ней тишина начала,
В ней ноты – Боги юг
На троне из метала,
Но разорвал Я круг,
Я создал песнь сначала.

Свет крыльев распахнул
И пал с последним звуком,
Во тьме времен уснул,
Скрестив на горле руки.

Я эту песнь душил
В своем бреду беззвучном
И слезы света пил,
Ведь я хотел, как лучше,
Ведь я хотел пропеть
Еще одно созвучье,
Но рвала боли медь
Мою страну паучью
И паутинки нот,
Сгорая в трубном звуке,
Свершали крестный ход
В предчувствие разлуки.

А песнь из глаз Отца
В моем аду звучала,
В ней тишина конца,
В ней яростность начала,
И в ней я только звук,
И в ней я только нота,
И не было разлук,
И не было полета.

Пусть иллюзорно время, Новый Год,
Лишь солнца луч, что реку разделяет,
А наша жизнь всего лишь легкий плот,
Куда плывем, никто не угадает.

Что ищем мы как письма на воде,
Искомое мираж к себе манящий,
А может быть алмаз найдя в руде,
Мы проживем сей миг как настоящий.

В стеклянном кубке брызжет солнца свет,
И освещает пузырьки вселенных,
И в этот миг, другого мига нет,
И только это неизменно.

Есть путь прямой, но впереди обрыв,
Есть путь вокруг, но он назад приводит,
А если жилы тянешь на разрыв,
То кровь бурлит и мысли колобродят.

Если застыл спокойный, как скала,
Не прорастет живой цветок ответа,
И если ты отбросил все слова,
То не услышишь то, что в них пропето.

Спокойным будь и все же будь живым,
Поверь вначале и развей сомненья,
Побудь, словно сосуд, пустым,
И жди дождя, исполнившись терпенья.

Себя наполнив, бережно неси,
Но будь готов опустошить мгновенно,
Пусть станет ум, как точные весы,
И не споткнется сердце об измену.

Тогда тебя подымут на крыло,
И полетишь из света и до света,
Все то, что было, светом унесло,
И некому рассказывать об этом.

Ах, детской сказки смутный разговор,
В ней каждый принц, а может быть принцесса,
А может маг, что на вершинах гор,
Дракона дрессирует среди леса.
Там в этой сказке раны не болят
Судьбу не поломать через колено,
И сына с молодой дождется мать,
И Прометея выпустят из плена.
И если слышу: «ты есть тишина»,
И если слышу: «ты есть мир бескрайний»,
За этим всем одна мечта видна — Вернуться в мир уютной детской спальни.
Конечно боль, конечно грязь, но здесь,
А там всего лишь детская раскраска.
И для меня пьяней, чем водка, лесть,
Что этот я, на том — простая маска.
Ее сниму и полечу в поля,
Играть с драконом и бороться с магом…
Но бьет о гроб засохшая земля,
И похоронка пачкает бумагу.

Ищи себя, как ищешь воздух в поле,
Как ищут свет в открытых небесах,
Ищи себя, как путник ищет доли,
Ищи себя, как птица строит взмах.

Как дерево корнями ищет влагу,
Как озеро — плывущая волна,
Ищи себя, словно герой отвагу,
Ищи себя, как солнца луч луна.

В борениях, сомнениях, заветах,
Ты не найдешь того, что есть уже,
И прежде слов рождаются ответы,
И тают, словно речка в мираже.

Аллах ближе чем яремная вена
аят 50 сура 16:

Наши души — мотыльки,
Мы порхаем у реки,
И летим на свет костра,
Вот и праздник до утра.
Был костер, потом погас,
Уголек лишь как алмаз,
Царство божие в груди,
Все продай — его найди,
Ближе жилки у виска,
А в груди звенит тоска,
В небе виден Божий град,
И никто не виноват,
Что сгорели мотыльки,
Пепел сыпется с руки,
Над рекою пьяный мат,
А на небе звездопад.

Я гнал коня, а небо улыбалось,
Раскосые татарские глаза
Смотрели с облаков,
орда смеялась,
А запах лета будоражил ловь.
Лови ка черно-бурую лисицу,
Лови красотку, за крыло волос,
Соленый пот стекает по реснице,
И падает на покрывало роз.
Нагое тело и холмы как груди,
Скользит язык от лона до пупка,
Течет река, а ветер губы студит,
Орда идет, под колесом века,
Они хрустят, как хрустнут наши кости,
Когда по ним проедется арба,
И столько страсти, нежности и злости,
Что как клинок ломается судьба.
Мой меч в тебя зашел по рукоятку,
Раскрылись губы алою звездой,
И голову склонил к твоей лошадке
Мой загнанный, хрипящий вороной.

Гуляют боги среди нас,
Мы с ними ходим в первый класс,
Пьем с ними первое вино,
Или целуемся в кино.
За оболочкой смертных грез,
Олимпа высится колос.
Там пир идет пять тысяч лет,
А здесь на бога пистолет,
Нацелил смертный у реки,
Идет дуэль и дрожь руки,
Что держит старый пистолет,
Кусок свинца — и бога нет.
Он, сбросив тело, как сюртук,
Вступает в олимпийский круг,
А если вновь наскучит пир,
Он возвращается в наш мир.