Андрей, привет.
я, конечно, чайник, но мне сейчас Ренц близок и Адамс ещё особенно.
не сказал бы, что я сухое полено, скорее — сырое.
но уже не успею врубиться в долгие подходы.
увы, наверное, но другого выбора у меня нет)
сложно точно сформулировать, но вчера я неожиданно впервые осознал про себя, что это слово меня напрягает, из чего сделал вывод, что всегда считал себя человеком необыкновенным.
своего рода компенсация за социальную ущербность, как, похоже, я себя видел.
скажу так, что эта необыкновенность, «лица не общее выражение», претензия на оригинальность и т.п. — являются моим главным и единственным имуществом, с которым мне было бы трудно расставаться.
Карл: Да. Это конец тела, духа и души. Всего, чем ты когда-либо, как ты считал, владеешь. Ты думал, что то и это принадлежит тебе, и если не материальное, то хотя бы та или иная черта характера. Или хотя бы колебание души. Или вообще душа. Но ничего из этого не остается. Умирает обладатель машины, дома и сада, детей и семьи, тела и чувства, духа и души. Умирает обладатель опыта, обладатель истории. Конец. Все. И тогда возникает что-то вроде нулевой точки. И в этой нулевой точке — свобода. В этой свободе ты созерцаешь то, что есть. Потом происходит то, что происходит, и все, что происходит, хорошо так, как есть. Это окончательная ясность, что ничто не принадлежит тебе. Это свобода.
В.: И эта свобода наступает лишь со смертью? Или она есть до этого?
К.: Тебе пришлось бы умирать каждый момент или по меньшей мере быть перед лицом смерти, перед лицом смертности. Все, с чем ты сталкиваешься, смертно. Все, что ты имеешь или переживаешь, смертно. Все, что ты хочешь удержать, мимолетно. Все, чего ты достиг, ты потеряешь. В том числе потеряешь и идею о самом себе. Идея «я». Перед лицом смертности исчезает идея об обладателе. Мое тело, моя жизнь, моя карма, моя история — уходят. Перед лицом смертности исчезает все «мое». Исчезает обладатель. И тем не менее, ты по-прежнему есть полностью то, что ты есть. Ты по-прежнему полностью здесь—чем бы ты ни был.
В.: В качестве кого же? Что от меня все еще полностью здесь?
К.: То, что существует до обладателя. Это ты. Ты существуешь до идеи обладателя и бренности. То, что ты есть, не затрагивается тем, что мимолетно. Оно не затрагивается идеей о том, что ты чем-то владел и можешь потерять. Это оказывается чистой воды идеей. На самом деле ты всегда свободен. В реальности ты всегда пребываешь в Сейчас, где нет личной истории, то есть нет так же никого, кто рожден и может умереть. Самое позднее, смерть дает тебе это познание. Поэтому она освобождает.
и что же это за камень?
объясни, ради возможного понимания.
я, конечно, чайник, но мне сейчас Ренц близок и Адамс ещё особенно.
не сказал бы, что я сухое полено, скорее — сырое.
но уже не успею врубиться в долгие подходы.
увы, наверное, но другого выбора у меня нет)
обнимаю, дорогой.
алиби принимается.
и это может оказаться пугающим.
полагаю, это условие его выживания
кого это радует?
ой…
:)))
(обрати внимание на грамматику)
своего рода компенсация за социальную ущербность, как, похоже, я себя видел.
скажу так, что эта необыкновенность, «лица не общее выражение», претензия на оригинальность и т.п. — являются моим главным и единственным имуществом, с которым мне было бы трудно расставаться.
ну, например, котом, стреляющим от пуза из автомата )
Карл: Да. Это конец тела, духа и души. Всего, чем ты когда-либо, как ты считал, владеешь. Ты думал, что то и это принадлежит тебе, и если не материальное, то хотя бы та или иная черта характера. Или хотя бы колебание души. Или вообще душа. Но ничего из этого не остается. Умирает обладатель машины, дома и сада, детей и семьи, тела и чувства, духа и души. Умирает обладатель опыта, обладатель истории. Конец. Все. И тогда возникает что-то вроде нулевой точки. И в этой нулевой точке — свобода. В этой свободе ты созерцаешь то, что есть. Потом происходит то, что происходит, и все, что происходит, хорошо так, как есть. Это окончательная ясность, что ничто не принадлежит тебе. Это свобода.
В.: И эта свобода наступает лишь со смертью? Или она есть до этого?
К.: Тебе пришлось бы умирать каждый момент или по меньшей мере быть перед лицом смерти, перед лицом смертности. Все, с чем ты сталкиваешься, смертно. Все, что ты имеешь или переживаешь, смертно. Все, что ты хочешь удержать, мимолетно. Все, чего ты достиг, ты потеряешь. В том числе потеряешь и идею о самом себе. Идея «я». Перед лицом смертности исчезает идея об обладателе. Мое тело, моя жизнь, моя карма, моя история — уходят. Перед лицом смертности исчезает все «мое». Исчезает обладатель. И тем не менее, ты по-прежнему есть полностью то, что ты есть. Ты по-прежнему полностью здесь—чем бы ты ни был.
В.: В качестве кого же? Что от меня все еще полностью здесь?
К.: То, что существует до обладателя. Это ты. Ты существуешь до идеи обладателя и бренности. То, что ты есть, не затрагивается тем, что мимолетно. Оно не затрагивается идеей о том, что ты чем-то владел и можешь потерять. Это оказывается чистой воды идеей. На самом деле ты всегда свободен. В реальности ты всегда пребываешь в Сейчас, где нет личной истории, то есть нет так же никого, кто рожден и может умереть. Самое позднее, смерть дает тебе это познание. Поэтому она освобождает.
Карл Ренц