Роман
@konstruktor

Иногда хочется написать текст, чтобы в нем, участвовали такие, к примеру, слова: армяк, парусинковые (именно такое написание) штаны, бархатная жилетка, полверсты, пристяжные. «а приданого они дадут должно быть не мало». Или. «Он уж обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие»».
Но приходится писать более приземленно.
Вот и сейчас, ехал я на работу и рассматривал девушку, которой симпатизирую уже достаточно долго, она изменилась, я изменился — уже почти лежу в гробу, и хотелось мне что-то написать по этому поводу, но вспомнились слова из нетленки — «Ионыч», и подумалось, что лучше Чехова никто не скажет:

«Пили чай со сладким пирогом. Потом Вера Иосифовна читала вслух роман, читала о том, чего никогда не бывает в жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую, красивую голову и ждал, когда она кончит. «Бездарен, — думал он, — не тот, кто не умеет писать повестей, а тот, кто их пишет и не умеет скрыть этого».
— Недурственно, — сказал Иван Петрович.
Потом Екатерина Ивановна играла на рояле шумно и долго, и, когда кончила, ее долго благодарили и восхищались ею.
«А хорошо, что я на ней не женился», — подумал
Читать дальше →

Я миллионы лет буду находиться в коконе и ждать своего часа. И когда вы придёте ко мне и посмотрите на меня, я сделаю единственный прыжок и внедрюсь в вас. И уже ничто меня не остановит, я захвачу весь мир.

Мне такой сон прикольный тут приснился. Для меня так очень необычный. Иду по улице своей, по тротуару, а все газоны, и те, что между дорогой и тротуаром, и те, что между тротуаром и домами, колосятся пшеницей. Как живая изгородь по периметру газона. Я подхожу, трогаю ее, она еще не созрела, чуть с зеленцой, смотрю на индеферентных прохожих, которым это зрелище до одного места, и удивляюсь, как это они не видят такой необычности. В некоторых местах, этот забор из колосьев очень высокий, несколько метров. И так на душе приятно ..., без фанатизма..., просто приятно. Я иду и рукой так веду по этому забору, притягиваю к носу колосья, нюхаю, но запаха не чувствую.

В кафешке было тепло и уютно, звучал ненавязчивый джаз, плетёные кресла и тесно стоящие столики на французский манер, к чему-то располагали. Максим и Кристина сидели у окна и мололи всякую милую чушь, какую обычно принято молоть на первом свидании. Кристина попросила себе лазанью. Черно-красная клетчатая рубашка официанта, закатанная до локтя, открывала синюю, от плотной вязи узора тату, руку. Максим, задумавшись о непонятном для него феномене рисунков на теле современного человека, заказал себе манты. Справа от наших героев, за маленьким столиком сидела молодая девушка с ноутбуком. «Ноутбук — лишний в этом пейзаже», — отметил для себя Максим. Слева, развалившись в креслах, сидела компания из трех крупных парней, они пили пиво и громко разговаривали. Слышались слова: «турция», «бабки», «круто». Максим скользил взглядом по объектам заведения, останавливался на постоянно улыбающемся лице девушки — администратора, и возвращался к своей собеседнице…

Когда Максим проводил свою спутницу до ее дома и они уже стояли у двери, Кристина предложила зайти к ней на чашечку чая. Максим, чуть захмелевший от вина, вспыхнул в предвкушении, потом замешкался и сказал: «Не сегодня...». Ему хотелось зайти, но он вспомнил, что у него на правой ноге — дырявый носок. «Да и вообще, пусть думает, что я «не такой»», — сказал Максим самому себе, когда уже зашел за угол
Читать дальше →

Не знаю, застал ли дорогой читатель те времена, когда по телевизору показывали немое кино. Я застал. И больше всего мне запала в душу надпись, которая появлялась на экране — «звучит тревожная музыка». То есть, в кино происходили некие события, впечатление от которых автор кино хотел усилить музыкальным сопровождением. А звука то нет… И уж не помню, удавалось ли мне услышать эту неслышимую музыку, но сейчас, если я бы решил рассказать о себе, я бы тоже периодически писал между абзацами — «звучит тревожная музыка»…

Как-то случайно нарвался на коротенький тест. Ай Кю который. Дубовые вопросы, слов нет. Типа, найди закономерности. Эти квадратики, треугольники. Короче, ответил я на два вопроса всего не помню из скольких. И программа мне говорит, что у меня ай кю как у Буша младшего. Такие вот дела. И как с этим жить теперь…

В ожидании ужина, жаренной картошки с лисичками, я сидел на низком кожаном диване, облокотив локти на стол. Мне нравится сидеть пониже, чтобы быть поближе ртом к тарелке с едой. Я слушал неспешные разговоры собеседников, макал маленькие кубики Пармезана в мёд и отправлял их в рот. После моих борщей и гречневых каш, все за этим столом было гораздо интересней. Хлеб был с чесноком, соль со специями, сахар тростниковый, коричневый, с каким-то необычным привкусом. Вдруг перед моим носом появился маленький, тяжелый, цилиндрический стаканчик, наполненный до верха желтым напитком. «Это настойка, мой друг делает, настаивает водку на каких-то косточках и других прибамбасах», — сказал племянник. Я сделал небольшой глоток и сладкая, приятная на вкус, тягучая жидкость, потекла вниз по груди и в ней стало горячо. «Основной ингредиент — синильная кислота», — подумал я. Еще померещилось что — то цитрусовое. «Вкусно!» — похвалил я напиток и сделал еще один глоток. Люблю я всякие такие истории с этими настойками. Я хоть и не пью, но продегустировать сладкую, вкусную, бьющую по шарам жидкость, не отказываюсь. Через некоторое время стаканчик стал пустым и его тут же наполнили снова. Я уже не хотел пить алкоголь, но мысли, которые до этого хаотично бегали в моей голове, подостановились и замерли, не понимая что с ними происходит. Они стояли на месте, немного вибрировали, и никак не могли снова войти в свой обычный тупой хоровод. «Ааааа, — подумал я. — То то же! Это вам не там, это вам тут!» Мои губы растеклись по лицу в улыбку, и я сделал еще один глоток этого волшебного
Читать дальше →

Это был один из немногих случаев, когда я поругался с коллегой по работе — женщиной. Такие женщины вообще редки в моей жизни. Интересный экземпляр: гонористая и фыркающая на все, что попадается ей на глаза. Постоянно надутые по- детски пухлые губки на белом лице, с большими, выразительными глазами и хмурыми бровями, усиливали эффект. Конфликт произошел уже перед моим увольнением и так мы и остались врагами.

Забавно. Прошло много лет и она периодически попадается мне на глаза. Никто больше мне так не встречается с прежней работы, как она. Как по какому-то графику, примерно раз в несколько лет. И не просто — я вижу знакомого, а он меня — нет, и мы расходимся не встретившись глазами. Нет. Мы обязательно встречаемся глазами и сдержанно киваем друг другу головой. Нет старой обиды. А что есть? Факт самого случая? Успевает ли эта ссора всплыть в памяти? Не уверен. Мы не подходим друг к другу, не улыбаемся от неожиданности встречи, не перекидываемся парой фраз, как это делается обычно между знакомыми людьми. Просто кивок и разошлись, как в море корабли. И всегда после этого остается легкое сомнение — а может мне нужно было подойти и сказать: «Привет, как дела»? Внешность ее с годами не меняется. Миниатюрная фигурка, те же выразительные глаза и те же — по- детски надутые припухлые губки.

Вот и в этот раз, я сидел в зале ожидания присутственного места и увидел как она, чуть дальше по залу, опускается на кресло лицом ко мне. Она подняла глаза, увидела меня, сделала кивок головой и неслышно проговорила «знаменитыми» губками — «привет». Я сделал то же самое. Она уткнулась в телефон. Я продолжал мониторить пространство. Подошла моя очередь. Через пять минут я был на улице и думал о том, как интересно устроена жизнь, и что, наверно, я что-то в ней делаю не
Читать дальше →

После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым, прелестным смехом, — все было прелестно в этой маленькой женщине, — и сказала:
— Я, кажется, пьяна… Откуда вы взялись? Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я даже не знаю, где вы сели. В Самаре? Но все равно… Это у меня голова кружится, или мы куда-то поворачиваем?
Впереди была темнота и огни. Из темноты бил в лицо сильный, мягкий ветер, а огни неслись куда-то в сторону: пароход с волжским щегольством круто описывал широкую дугу, подбегая к небольшой пристани.
Поручик взял ее руку, поднес к губам. Рука, маленькая и сильная, пахла загаром. И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, как, вероятно, крепка и смугла она вся под этим легким холстинковым платьем после целого месяца лежанья под южным солнцем, на горячем морском песке (она сказала, что едет из Анапы). Поручик пробормотал:
— Сойдем…
— Куда? — спросила она удивленно.
— На этой пристани.
— Зачем?
Он промолчал. Она опять приложила тыл руки к горячей щеке.
— Сумасшедший…
— Сойдем, — повторил он тупо. — Умоляю вас…
— Ах, да делайте, как хотите, — сказала она, отворачиваясь.
Разбежавшийся пароход с мягким стуком ударился в тускло освещенную пристань, и они чуть не упали друг на друга. Над головами пролетел конец каната, потом понесло назад, и с шумом закипела вода, загремели сходни… Поручик кинулся за вещами.
Через минуту они прошли сонную конторку, вышли на глубокий, по ступицу, песок и молча сели в запыленную извозчичью пролетку. Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи ночного летнего уездного города… Извозчик остановился возле освещенного подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница,
Читать дальше →

Я вчера подписал договор о неразглашении тайны. Подмахнул, так сказать. А какая именно тайна — мне никто не разъяснил…