watch
@wwwatcher

Уммон в течение двадцати лет задавал своим ученикам один вопрос, на который никто не
мог ответить: «Каждый из нас наделен „Светом“. Когда вы пытаетесь взглянуть на него,
абсолютная темнота окружает вас. Каким „Светом“ вы обладаете?» Поскольку никто
никогда не осмеливался сказать ни слова, Корэн в конце концов попросил учителя изложить
свою собственную точку зрения. Уммон сказал: «Трапезная, монастырские ворота. – И далее
добавил: – Пусть лучше даже хорошее не случается».
Можно считать, что «абсолютная темнота» Уммона несколько походит на «облако
незнания» или «божественную тьму», хотя мы должны быть осторожны, чтобы не спутать
буддийские термины с христианскими, так как между ними имеется существенная разница.
Свет, о котором говорит Уммон (считаем его достоянием каждого), изливается через органы
чувств и озаряет наше сознание, но это не есть нечто отдельное от этих органов, посредством
которых мы его видим, а также нельзя сказать, что он и они – одно. Он по-своему и
трансцендентален и имманентен, потому что он «поглощает» все веши, не пребывая, однако,
ни в них, ни вне них. Человеческий язык не имеет адекватного термина, определяющего
место этого Света, которое он занимает в наших переживаниях, по той причине, что все
наши переживания возможны только благодаря ему. Его нельзя извлечь наружу, как это
делает химик
Читать дальше →

Почему мы так собою очарованны? Мы ищем! Только понимание этого придаёт нам святости. Но мы всегда на расстоянии от всяких тотальных утопий. Мы всегда принимаем центр, чтобы нас, кто нибудь не столкнул на периферию жизни. Для нас, это не менее важно, чем сам поиск, потому, что поиск ведёт, в никуда и нам это известно. Сначала мы пробуем пальцем «температуру» истины, а потом потихоньку погружаемся так, чтобы не зацепить острые углы, и возвращаемся обратно. В истину нужно нырять с головой, и что будет, то будет. Но мы знаем где границы всяких истин, и мы себя отмечаем в них, чтобы не сгореть. Чтобы окончательно не умерло наше я, и мы смогли бы ещё по уголкам прятаться от себя. Это мы искатели истин, не принимающие критику, и так её и не нашедшие. Когда человек осознаёт всю важность стоящего перед ним вопроса, он забывает про своё, и внемлет как обалдевший. Без себя. Когда нам скучно самим с собой, со своей истинной, мы идём сюда, чтобы глотнуть воздуха свежести. Когда мы ним надышимся, мы вспоминаем про себя. Что нам пора, домой можно поставить пятёрку себе за успеваемость и идти спать. А завтра всё по-новой, опять вопросы, опять поиск, опять нахождение, опять отречение.

Мастер никогда и ничего не делает сам. Следовательно, если держаться в стороне от него, с вами так ничего и не произойдет.
Мастеру не нужны ваши открытость и восприимчивость для того, чтобы что-то сделать. Они требуются для того, чтобы само его присутствие помогло чему-то в вас произойти. А это не одно и то же. Делать что-то — означает прилагать положительные усилия. А просто помогать собственным присутствием чему-то в вас произойти — это уже совсем другое дело. Здесь речь уже не идет, ни о каких положительных усилиях. Усилия прилагаются учеником. Итак, ваше открытие неверно: это не двусторонние взаимоотношения. Это не дорога с двусторонним движением, а лишь улица с односторонним. Тут вам самому решать, быть или не быть открытым, готовым и доступным. Когда вы находитесь в присутствии мастера — это подобно свету: вы открываете свои глаза, и свет — здесь. Но сам по себе свет не ищет имен: только ваших глаз. Вы можете смежить веки, и он не станет в них стучаться: «Пожалуйста, откройте ваши глаза!» Пусть ваши глаза остаются закрытыми — свет очень демократичен, он не станет вмешиваться. Но, открыв глаза, вы видите свет. И не просто свет, а еще многое в нем: цветы, людей — весь мир. И, тем не менее, вы не можете сказать, что этот свет что-то по отношению к вам совершил. Это в вас что-то происходит. Что-то, чего без света бы не происходило, так что необходимость его присутствия очевидна. Но лишь присутствия, не действия. Действие требуется от вас. Именно действие, а не просто
Читать дальше →

Когда не понят глубокий смысл вещей,
основной покой ума смущается напрасно.
Путь совершенен, как огромное
пространство, где ничто не упущено
и ничто не в избытке,
В действительности именно из-за
нашего выбирания — принять или
отвергнуть — мы не видим
истинную природу вещей.
Не живите ни в запутанности
внешних вещей, ни во внутреннем ощущении
пустоты.
Будьте спокойны, без усиления
активности, в единстве вещей —
и такие ошибочные мнения исчезнут сами собой.
Когда вы пытаетесь остановить
активность, чтобы достичь
пассивности, само ваше усилие
наполняет вас активностью.
Пока вы остаетесь в одной крайности
или в другой, вы никогда не познаете
единства.
Те, кто не пребывают на единственном
пути, проигрывают и в активности,
и в пассивности, в утверждении
и в отрицании.

Творит, нам вопреки, Единой Силы власть,
Но, действуя, мы знаем лишь себя;
В любви и ненависти собственная страсть
Довлеет над картиной Бытия.
В многообразье тем всегда Один живой:
Здесь Кришны флейта над лесной куртиной,
Там Шива пепельный с косматой головой,
Но Шива, Кришна — это Бог Единый.
В нас Кришна ищет радости, любви,
В нас Шива борется со злом усильем воли.
Единственное «Я» несёт печаль земли,
Кричит от боли, просит лучшей доли.
Противник яростный — всего лишь мой двойник,
Я на врага смотрю… и вижу Кришны лик.

Ум — это просто компьютер. Вы можете программировать его, вы можете перепрограммировать его, вы можете убрать из него программу, вы можете делать с ним все, что угодно; это механизм. Это не ваше существо, не ваша сущность. И пока кто-то не достигнет своей сущности, он блуждает и расточает свою жизнь, он попросту ведет растительную жизнь. У него нет глубины, нет пика переживаний.

Теоретически философия дзэна идет за пределы всякого умозрительного понимания и
не связана с законами антитезы. Но сказать так означает поставить дзэн на очень скользкую
почву, идя по которой многие рискуют упасть.
Падение иногда приводит к ужасным результатам. Подобно некоторым средневековым
мистикам, ученики дзэна могут превратиться в распущенных людей, теряющих контроль над
собой. История является свидетелем этому, а психология может легко объяснить процесс
такой дегенерации. Поэтому один учитель дзэна говорит: «Пусть идеал человека поднимется
выше короны Вайрасканы (высшего божества), а жизнь его пусть будет преисполнена
унижения настолько, чтоб он повергнут был ниц перед младенцем». Другими словами:
«Если кто-нибудь желает быть первым, он должен быть последним, а слугой всех». Поэтому
жизнь в монастыре подчинена строгим правилам, каждое из которых должно безоговорочно
соблюдаться в соответствии с упомянутыми выше идеалами. Униженность, нищета и
внутренняя святость – это те идеалы дзэна, которые спасают его от падения до уровня
средневекового антиномианизма. Таким образом, мы видим, какую большую роль играет
дисциплина дзэндо в учении дзэн и в его практическом применении в нашей повседневной жизни.

Если мускулы не упражняются с целью конкретного
воплощения духовных истин, если ум и тело не подвергаются практическому испытанию,
результат, как правило, носит отрицательный характер. Поскольку философия дзэна
сводится к преодолению дуалистического понятия плоти и духа, ее практическим
приложением, естественно, будет, выражаясь дуалистически, превращение нервов и
мускулов в покорнейших слуг духа. Формула «Дух могуч, плоть слаба» здесь не годится.
Какая бы религиозная истина ни заключаясь в этом утверждении, психологически оно
обусловлено отсутствием надежных коммуникаций между разумом и мускулами. Если руки
не будут приучены к тому, чтобы выполнять работу, диктуемую мозгом, кровь перестает
равномерно распределяться в теле и начнет скапливаться в мозге, в результате чего будет не
только нарушено общее физическое здоровье, но появится также состояние умственной
вялости, в котором идеи будут проплывать подобно облакам. Даже в состоянии
бодрствования разум человека будет наполнен дикими мечтами и видениями, не имеющими
ничего общего с реальной действительностью. Фантазии пагубны для дзэна, и те, кто,
практикуя дзэн, считают его определенным родом медитации, слишком часто склонны
впустить в дом этого коварного врага. Настаивая на необходимости физического
Читать дальше →

Почему я в себя, обнаружил третьего. Это что, расстроенние?

Нансэн однажды посетил Хякудзе и спросил:
«Есть ли что-нибудь (дхарма) такое, о чем древние мудрецы не могли сказать ничего
определенного, даже ради других?»
Нансэн: «Да, есть».
Хякудзе: «Что такое то, о чем они не могли сказать ничего определенного?»
Нансэн: «Это ни Разум, ни Будда, ни вещь».
Хякудзе: «Сказано».
Нансэн: «Это я так понимаю, а каково твое мнение?»
Хякудзе: «Я не великий учитель, откуда мне знать, существует ли нечто такое, о чем
можно или нельзя говорить».
Нансэн: «Я не понимаю».
Хякудзе: «Ну вот, нечто действительно было сказано».