нет смысла грызть себя за то, что изменить нельзя.
и просветление проблему не решит, потому что у нее нет решения.
это как необходимость быть в двух местах обновременно, где бы ты ни был — ты все рано виноват.
девочка обвиняет бабушку, а бабушка обвиняет девочку.
вой если воется, это протест против необходимости решить задачу, которая не может быть решена в принципе.
смириться, это когда есть шанс исправить, а его нет и небыло.
это данность, которая не требует действий по смирению или изменению.
то, что ты веришь, что есть шанс из него вылезти, а ты вылезти не можешь, поэтому тебя и рвет.
реви пока не поймешь всем нутром, что эта миссия невыполнима была изначально, и шанса нет и небыло никогда.
вот это психо- и нужно чтобы объяснить «безумность» которая хочет «меня подчинить», и «другие» в виде бабки.
признай эти объяснения как защиту, и увидишь ущербную, которую они сейчас прикрывают.
если честно признаешь что бабушка — это ты, и девочка — это ты, отпадет необходимость искать выход.
и просветление проблему не решит, потому что у нее нет решения.
это как необходимость быть в двух местах обновременно, где бы ты ни был — ты все рано виноват.
девочка обвиняет бабушку, а бабушка обвиняет девочку.
смириться, это когда есть шанс исправить, а его нет и небыло.
это данность, которая не требует действий по смирению или изменению.
поэтому теперь, так делать могут только другие, и ты не признаешь, что делаешь тоже самое.
реви пока не поймешь всем нутром, что эта миссия невыполнима была изначально, и шанса нет и небыло никогда.
Ты лишняя, неправильная, неудобная, бестолковая и это не изменить.
это ты, почтальон Шарик, можешь отпустить газету, которую держишь в зубах.
а если не хочешь, то бегай дальше, сцепив зубы.
признай это, и перестань стараться.
а надо тебе что?
«другие» нужны чтобы оправдать этот процесс, чтобы у этой внутренней войны появился смысл.
признай эти объяснения как защиту, и увидишь ущербную, которую они сейчас прикрывают.