Творчество

Стоишь ли у витрины магазинной
напротив полированных зеркал,
своей вполне благопристойной мины
разглядывая чувственный оскал, —
в том отраженьи лишь наполовину
свое изображенье ты узнал,
как в павильоне хохота — вагину
напоминает рта мясной провал.
Найдешь ли ты благую середину,
необходимый тот водораздел
меж собственною творческой личиной,
спокойно-царственной и белой, словно мел, —
и отвратительно-багровой образиной,
вместилищем кишащих микротел?

Милый Феликс, прости меня за неудачный художественный ряд. Киска подвернулась под руку. Уж очень похож на образину… бедное животное. Я очень тебя люблю и не хочу расстраивать, но киска такая прикольная!

Когда дрожит на солнце капля,
Мир раскрывается до дна.
Непостижимо и внезапно
Душа навылет пронзена.

И уместившись в грань алмаза,
Зажглись мгновенно все солнца,
Великим хором вмиг и сразу
Восславив своего Творца.

О, закипевший вал оваций!
Ему сейчас предела нет.
И сердце может разорваться
И превратиться в чистый свет…

Есть в мире я и Ничего —
Не плоть, не кровь, не вещество—
Но сердце только Им полно,
Не я живу. Живет Оно.
Всегда. А я сама—пока
С Ним связь незримая крепка,
Пока из полной немоты
Могу сказать: не я, а Ты.

Моя любовь-
Как облако в лазури,
Плывущее неведомо куда,-
Встречаться нам с тобою не судьба
И даже тешиться надеждою напрасно…

Я и забыла,
Что накрашены губы мои…
Чистый источник!

Когда теряет равновесие

твое сознание усталое,

когда ступеньки этой лестницы

уходят из под ног,

как палуба,

когда плюет на человечество

твое ночное одиночество, —
ты можешь 
размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и — кстати — самого зачатия

Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности

с глубокими ее могилами,

которые потом,
за давностью,

покажутся такими милыми.

Да.
 Лучше поклоняться данности

с короткими ее дорогами,

которые потом
 до странности

покажутся тебе 
широкими,

покажутся большими,
пыльными,

усеянными компромиссами,

покажутся большими крыльями,

покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклонятся данности

с убогими ее мерилами,

которые потом до крайности,

послужат для тебя перилами

(хотя и не особо чистыми),

удерживающими в равновесии

твои хромающие истины

на этой выщербленной лестнице.

О светлая луна!
Я шла и шла к тебе,
А ты все далеко.

Тиё

в полотно междустрочья вплетается сон
о скоплениях звёзд, что не знают себя,
о картонных животных, бредущих на холм,
о девчонке неспящей ни часа, ни дня.

нереальность сюжета ей может помочь
опрокинуть иллюзию яви во сне,
сбросить кольца жены в нерождённую ночь
и оставить все статусы белой луне.

и взлететь. без уловок, на вдохе одном,
осознав бесполезность логических схем.
с междустрочным расставшись на миг полотном,
быть собой не во сне, а точнее никем…

…Детская рука рассыпала цветные карандашики по столу. Уже вечер. До прихода мамы осталось потерпеть недолго. Ждать ее за закрытыми дверями детсадика было проще, если заняться каким-нибудь интересным делом.
Привычными линиями шаг за шагом на белом листке бумаги появлялась черная линия земли, на ней энергично высаживалась зеленая травка, чертился домик с весёлым окошком и печною трубой и конечно же принцесса. Златокудрая красавица выше дома, задевая короною облака, широко улыбалась девочке.
Неподалеку на красном игровом ковре дети затеяли ссору: «Жирный! Толстый жирдяй!» несколько детей щипали и толкали толстого мальчика, получая от этого веселье. Уворачиваться от шустрых детей ему мешали спущенные колготки, которые путались у него под ногами. Они сползали все ниже и ниже, позорно открывая белую полоску трусов, на радость мелких преследователей. Он сопел и вытирал нос, незлобиво отмахиваясь. Он огладывался в ожидании спасительной воспитательницы, а за соседним столом, не поднимая головы, рисовала девочка.
Она не смеялась над ним, она не жалела его, лишь судорожно нажимая карандаш сильнее чем обычно, она заканчивала узор на юбке волшебной принцессы. «Скорее бы всех разобрали домой,»- думала она тревожно,-«тогда я смогу взять ту чудесную юбочку-солнышко, ту самую юбочку, которая обычно достается самой красивой девочке группы, а не мне. Я одену ее и в полу пустой зале, я буду кружиться, раскидывая лучики атласного солнышка во все стороны. Я буду парить, лететь и кружиться, кружиться, кружиться, кружиться»…

…Ночь. Печальные лица. Черные одежды. Тревога.
Что-то случилось?
…Молчание.
Дайте мне подойти поближе!
Что это? Гроб? Кто это?
…
Толстый мальчик?!
Мне трудно дышать. Мне больно. Мне тесно в груди.
Как же это?!!! Как?
Мне так жалко мальчика. Мне не все равно. Мне не все равно!!! Мне больно!
Почему?
…
Ведь он был хороший!!! был хороший…

Ночь. Темные силуэты знакомых предметов тихо смотрят на меня. Мама спит рядом.
Читать дальше →

ты помнишь, что будет потом?..
за гранью рассветного солнца,
сгорит ли в огне горизонт
и ляжет на самое донце?..
что будет, когда отцветут
сады и пахучие травы,
и годы так быстро пройдут,
что сменятся люди и нравы?..
ты помнишь, что будет потом?..
когда, растворившись навеки,
вселенная станет дождем
на чьих-то
мокреющих
веках?

Роман Ангелис