2 сентября 2014, 21:26
Ia-haВзгляд со стороны.
Представьте себе сцену из Спящей Красавицы. Бал, посвященный рождению прекрасной маленькой принцессы, наследницы королевства. Все танцуют, поют и смеются, вино льется рекой, столы уставлены яствами. Изобилие, счастье и любовь царят в праздничной зале.
И вдруг появляется злая колдунья, не приглашенная на праздник.
Как темный, леденящий вихрь врывается она в залу, атмосфера радости и праздника надламывается, споткнувшись о холодную ярость ведьмы, танцующие пары будто деревенеют и в растерянности останавливаются, прекрасная музыка иссякает, как измученный засухой ручей, глаза полные страха направлены на непрошеную гостью: смерть, исчезновение, небытие — вот чего все ждут от страшной колдуньи.
Не эта ли история снова и снова повторяется в миллионах жизней каждый день?
Мама приходит с работы, ключ поворачивается в замке, паника, сжатие, суета. Учитель входит в класс, голову в плечи, глаза в парту, леденые мурашки по спине. Первое свидание, все так хорошо, но каждый шаг дается с трудом, тело будто деревянное, язык ватный, слова, жесты еле протискиваются сквозь пелену страха.
Страх — самоосуждение — сжатие — протест — надежда — поиск выхода — суета — отчаяние. И так каждый день, как заевшая пластинка, стоит только появиться ДРУГОМУ.
Но скоро и этого не требуется, цикл повторяется даже в уединении собственной комнаты, в уютной прелести кровати, в тишине рабочего кабинета: холодный пот небытия и отчаянные попытки выбраться, стать кем-то, каким-то, правильным, достойным, просветленным.
Так выглядит «травма небытия» или «дыры», травма подмены непосредственного опыта (жизни, дыхания, восприятия) опосредованным: «как я выгляжу со стороны».
Когда-то в детстве такая подмена произошла под влиянием обстоятельств.
Как правило, ведущим посылом социального окружения ребенка является НЕДОСТАТОЧНОСТЬ этого момента и его в частности: с тобой что-то не так, то, что ты делаешь плохо или смешно, ты пока маленький, ты неполноценный, ты не умеешь, ты ничтожество, ты должен
Читать дальше →
И вдруг появляется злая колдунья, не приглашенная на праздник.
Как темный, леденящий вихрь врывается она в залу, атмосфера радости и праздника надламывается, споткнувшись о холодную ярость ведьмы, танцующие пары будто деревенеют и в растерянности останавливаются, прекрасная музыка иссякает, как измученный засухой ручей, глаза полные страха направлены на непрошеную гостью: смерть, исчезновение, небытие — вот чего все ждут от страшной колдуньи.
Не эта ли история снова и снова повторяется в миллионах жизней каждый день?
Мама приходит с работы, ключ поворачивается в замке, паника, сжатие, суета. Учитель входит в класс, голову в плечи, глаза в парту, леденые мурашки по спине. Первое свидание, все так хорошо, но каждый шаг дается с трудом, тело будто деревянное, язык ватный, слова, жесты еле протискиваются сквозь пелену страха.
Страх — самоосуждение — сжатие — протест — надежда — поиск выхода — суета — отчаяние. И так каждый день, как заевшая пластинка, стоит только появиться ДРУГОМУ.
Но скоро и этого не требуется, цикл повторяется даже в уединении собственной комнаты, в уютной прелести кровати, в тишине рабочего кабинета: холодный пот небытия и отчаянные попытки выбраться, стать кем-то, каким-то, правильным, достойным, просветленным.
Так выглядит «травма небытия» или «дыры», травма подмены непосредственного опыта (жизни, дыхания, восприятия) опосредованным: «как я выгляжу со стороны».
Когда-то в детстве такая подмена произошла под влиянием обстоятельств.
Как правило, ведущим посылом социального окружения ребенка является НЕДОСТАТОЧНОСТЬ этого момента и его в частности: с тобой что-то не так, то, что ты делаешь плохо или смешно, ты пока маленький, ты неполноценный, ты не умеешь, ты ничтожество, ты должен
Читать дальше →
Dragon
