@Amitola

Лёлик построил себе домик из деревянных ящиков с овощебазы. Он работал переборщиком овощей и фруктов и натаскал таким образом ящиков от туда, жил в деревянном домике и даже тогда, когда наступали холода. Закутываясь в тёплое одеяло, которое купил за гроши в секонд хенде и топил печь все теме же ящиками, всё страдал и думал о лучшей доле. Но однажды в хижину постучали. Лёлик испуганно задрожал руками и даже щекамии, в миг подумал — «Это рейдерский захват!». И спросил тихо — «Кто это?» От туда ответил твердый голос — «Здесь вопросы задаю я!»
«Это кауч» — пронеслось в голове у Лёлика. «Будет меня учить как надо жить».
Набравшись храбрости Лёлик отворил скрипучую дверь, посмотрел в темноту ночи и понял, что это у него всё в голове так мерещится. И ему так захотелось повыть, как воют волки, глядя на луну. Что он и сделал громкО прозвучав УУУУ.
Вернувшись в избу, поближе к печурке, сел и смотрел не мигая за догорающими досками, которые пожирали языки пламени. «Вот так и моя жизнь проходит» — печально подумалось...«Зачем бояться за хижину, кому я нужен?»
На утро взял и спалил свою хату, начав всё с чистого листа пошел и устроился работать почтальоном, чтобы общаться с людьми, а не только с овощами. На почте ему дали место в общежитии с ещё тремя почтальонами. Стало необычно до… дури, но это уже совсем другая
Читать дальше →

– Такое бывает иногда – в обед, когда все уснуло в зное. Тогда мир становится прозрачным. Как река, понимаешь? До самого дна видно! Он кивнул, помолчал, потом сказал еще тише: – Там, на дне, лежат совсем другие времена, – на дне, понимаешь? Он опять долго думал, подыскивая слова. Но, как видно, не нашел, потому что заговорил своим обычным голосом: – Сегодня я подметал возле старой городской стены. В ней пять камней совсем другого цвета. Вот так, понимаешь? Он нарисовал пальцем в пыли большое «Т». Склонив голову набок и взглянув на букву, он вдруг прошептал: – Я их узнал, эти камни. Помолчав немного, он добавил: – Это были совсем другие времена – тогда, когда строили эту стену. Много народу там работало. Но были двое, которые взяли да вмуровали эти камни. Знак такой, понимаешь? Я узнал его. Он провел рукой по глазам. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом, и когда он вновь заговорил, слова его прозвучали тягостно: – Они совсем по-другому выглядели, те двое, тогда, совсем по-другому. – И он закончил почти гневно: – Но я их снова узнал – тебя и себя! Я узнал нас!
Михаэль Энде. «Момо»

Люди из ближайших окрестностей смеялись над фантазиями Джиги. А иногда говорили, что нехорошо, мол, делает Джиги: за разные выдумки еще и деньги получает. – Но так делают все поэты, – отвечал им Джиги. – А разве туристы ничего не получают за свои деньги? Это уж я точно вам говорю, они получают именно то, что хотят И какая разница, написано ли это все в ученых книгах или нет? Кто знает, может быть, истории в этих книгах тоже выдуманы, только никто уже этого сейчас не помнит. В другой раз он сказал: – А что, вообще-то, правда, что – неправда? Кто может знать, что происходило здесь тысячу или две тысячи лет тому назад? Может, вы это знаете? – Нет, не знаем, – соглашались с ним люди. – Ну так вот! – говорил Джиги. – Чего ж вы тогда уверяете, что мои истории неправда! По случайности все могло так и быть, как я рассказывал. А значит, я чистую правду сказал!
Михаэль Энде. «Момо».

Множество тонких и едва уловимых форм эго можно наблюдать в других людях, но..., главное, в себе. Запомни: в тот момент, когда ты осознаешь эго в себе, само это осознавание и есть ты — твое глубинное «Я», заслоненное твоим эго. Уже само распознание ложного — это рождение настоящего.

Чего ты хочешь — покоя или драмы? Ты хочешь покоя. Нет никого, кто не хочет покоя. Вместе с тем, в тебе есть что-то еще: то, что желает драмы, конфликта. В данный момент ты можешь этого не замечать. Возможно, тебе нужно дождаться какой-нибудь ситуации, или просто мысли, способной спустить в тебе курок реакции: кто-нибудь в чем-то тебя обвинит, не признает, вторгнется на твою территорию, поставит под сомнение твои поступки, начнет спорить по поводу денег…

Почувствуешь ли тогда, как внутри тебя поднимается и накрывает огромная волна страха, возможно, принявшего вид гнева или враждебности? Услышишь ли ты, как твой голос станет грубым и жестким, или пронзительным и резким, или сделается громче, или на несколько октав ниже?

Сможешь ли ты осознать происходящий в уме лихорадочный и торопливый поиск способа защиты своей позиции, — оправдаться, напасть или обвинить?
Иными словами, сможешь ли ты в этот момент пробудиться от неосознанности? Почувствуешь ли, что в тебе есть нечто, пребывающее в состоянии войны, нечто, чувствующее угрозу и стремящееся выжить любой ценой, нечто, нуждающееся в драме, чтобы в этой театральной постановке отстоять свое отождествление с ролью победителя?
Почувствуешь ли в себе нечто, что скорее предпочтет быть правым, нежели жить в
Читать дальше →

Люса была заядлой симоронисткой. Научилась очень быстро и красиво переделывать события с плохим содержанием в хорошие. И это доставляло ей радость играть так в жизни. Например, когда у неё заболела пятка, она ходила по городу, находила на улицах канализационные колодцы, приседала над круглыми чугунными люками и приговаривала «Железочка — погладь пяточку». Так Люса обходила столько люков, пока боль в пятке поутихла.
Некоторое отступление: Представил я себя, как бы я сейчас ходил по городу и приседал на люки. А они уже с мячиком и надписью чемпионата по футболу).
Но однажды с Люсей случилось неописуемое — она проснулось ночью от кошмаров. И вот бодрствование настало после этого жесткое. Ладно что если бы энергия поперла, а то все эти кошмары продалжались в мыслях на яву. Что она только не делала с этими мыслями — и заворачивала их в трусы бросая на люстру и лепила из них руками пирожки даря воображаемым гномикам. Ничего не помогало и становилось только хуже и тревожней. Страх спустился уже в пятки, которые она недавно вылечила.
На утро Люся побежала к знакомым симоронистам и там они еще сообща что-то пошаманили, но всё без толку. Люся попрежнему все надеялась на чудо. И тут одна женщина посоветовала ей вспомнить что-то душевное по настоящему когда она просто жила даже и в этой симоронской игре. Люся вспомнила слова песни, которые сильно затронули ее Душу раньше, но она так была увлечена игрой, что забыла про это. Вот сейчас она стала напевать эти строки — «Солнце любви светит для всех. Сердцем согрей, нежный росток.» Люся ходила в парке, среди зеленых величественных дубов и долго напевала эту песню.
Через какое то время она почувствовала, что на Душе стало легко, а кошмарики
Читать дальше →

Рудик всегда хотел летать как птица. Он восторженно смотрел как воспаряют большие белые лебеди, мощно хлопая крыльями и поднимая свое грузное тело. А воробьи вообще быстро трепыхают крылышками и чирикая трясутся в воздухе. Еще завораживали его ласточки, они парят так стремительно рассекая воздух, словно бритвой. Бабочки — это вообще песни цветного полёта, как и полёт шмеля — мелкого бомбардировщика
Рудик записался даже в секцию парашютистов, чтобы хоть ка-то полетать. Сначала было страшно падать камнем, но потом привык к такому падению, а затем и парению на парашюте в небе. Ну все равно ему виделось, что он как мешок летит и не может порхать как птица крыльями.
Однажды ему приснился красивый сон, что он растопырив рученьки, оторвался от земли и воспархнул в небеса. Проснувшись по утру и вспоминая видение не столь в воображении, сколь чувством блаженства полёта, всё его тело было заполнено легкостью и радостью. Вот оказывается как человек то летает, не то, что бы махать руками, а Душой васпарять.
И Рудик побежал счастливый, расказывая всем как он летает в жизни. Прибежал на стадион к знакомому тренеру по прыжкам. А тот его выслушал и говорит — «Кто же так летает». И показал как надо разбежаться, оттолкнуться и на затяжном прыжке прыгнуть, то есть взлететь. Юрик на волне радости прыгнул раз, прыгнул, два, а чувство полета как батарейка, начала садится. И сразу перестал… летать. Опечалился он несколько, пошаркал по беговой дорожке не торопливым шагом, привыкая опять к земле.
А после подумал, а зачем мне летать? Буду я просто жить — сидеть, ходить, что то делать, а пусть во мне летают когда
Читать дальше →

«Есть на свете один важный, но совсем будничный секрет. Все люди к нему причастны, каждый его знает; но только немногие о нем думают. Многие просто принимают его к сведению, ни капли ему не удивляясь. Секрет этот — время. Для измерения времени созданы календари и часы, но от них мало толку, потому что каждый знает, что один час может показаться вечностью и вместе с тем промелькнуть как мгновение — смотря по тому, что за этот час пережито. Ведь время — это жизнь. А жизнь обитает в сердце. »
Никто, казалось, не замечал, что, экономя время, он экономит в действительности совсем другое. Никто не хотел признать, что его жизнь становилась все беднее, все однообразнее и холоднее. Ясно ощущали это только дети, ибо для детей не оставалось больше времени ни у кого. Но время — это жизнь. А жизнь обитает в сердце. И чем больше люди экономили, тем беднее они становились.
Так же, как вы имеете глаза, чтобы видеть свет, и уши, чтобы слышать звуки, так у вас есть и сердце, чтобы чувствовать время. И все то время, которОе не прочувствовано сердцем, потеряно, как краски радуги для слепого или песня соловья для глухого.

Михаэль Зенде
Читать дальше →

Подметая, он двигался медленно, но заученно четко: при каждом шаге он делал вдох и при каждом вдохе — движение метлой по дуге. Шаг — вдох — чирк веником. Шаг- вдох — чирк веником. Иногда перед тобой очень длинная улица, и ты думаешь: она такая бесконечная, что ее никогда не подметешь, вот что у тебя в голове. Он долго молчал, глядя вперед, а затем продолжал: — И тогда ты начинаешь торопиться все больше и больше. Каждый раз, когда поднимаешь глаза, видишь, что отрезок улицы перед тобой не уменьшается. Ты еще сильнее напрягаешься, тебе становится страшно, и, в конце концов, ты выдыхаешься и обессиливаешь. А улица так и лежит впереди. А ты уже ничего не можешь делать. Он некоторое время размышлял над своими словами, потом снова продолжал: — Никогда нельзя думать сразу о всей улице, понимаешь? В голове нужно держать только следующий шаг, следующий вдох, следующее движение метлы. И всегда только следующее. Опять он замолкал, погружаясь в свои мысли, прежде чем заговорить: — Тогда работа приносит радость — это очень важно, тогда ты свое дело делаешь хорошо. И так и должно быть. И снова, после длиной паузы он добавлял: — Вдруг обнаруживаешь, что так, шаг за шагом, вся улица подметена. Даже не замечаешь, как это случилось, и совсем не выдыхаешься. Он утвердительно кивал сам себе и заключал: — Это важно.
Михаэль Зенде.
Читать дальше →

Вот видится мне, что самое трудное — это испытывать любовь к другому, до того как помыслил. А вот когда помыслил тем более.
Да, к некоторым людям, детям, кошечкам, собачкам и природе — это иногда происходит первично любя, а уж потом помыслив.
Но если сразу помыслил — то далеко не всегда, а может и никогда.
Вот вышел например на простор и крикнул — «Я люблю тебя жизнь!» Если чувствуешь это и озвучиваешь то любовь брызжит.
А если осунулся и крикнул тоже, то любовь есть какая то скукоженая, виноватая что ли, что её растревожили.)
ВоТ вспомнил опять Левинсона Лестера. Когда он чувствовал любовь уже ко многому и можно сказать большую часть времени, но происходили моменты когда он это не чувствовал к другому. Он расказывал как один товарищ на него наехал разговором в грубой форме, Левинсон посмотрел на любовь к нему и не увидел. Он почувствовал в себе некую замешательство, а попросту жертву. Поблагодарил товарища за это и тут же почувствовал любовь к нему.
Значит, то что мы называем часто прагматическим мышлением, зачастую бывает защита этой жертвы в виде спасателя- рассуждения, или наставления кого-то. И тут уж мышлением явно не до любви. А от куда она в данном случае тогда возьмется?.. Вот говорят — принимай всё и тогда любовь потечёт. Может быть. Но вот только ручеек хилый, да пересыхает
Читать дальше →

Эдвард Музика:
Мне хотелось бы разъяснить определенные моменты, из-за которых некоторые люди утверждают, что мое учение непоследовательно. Позвольте прочитать то, что я написал сегодня утром. Это поможет нам все разъяснить.

Самоисследование, которое можно практиковать в форме, описанной Раманой Махарши, приводит в конечном итоге к постижению того, что ищущий, видящий – это вы. Но там, где вы его искали – это не вы. Ищущий является искомым — Истинным Я.

Когда вы понимаете это благодаря взрывному опыту Самоосознания, то становитесь едины со всем — пространством, пустотой и другими явлениями, которыми сопровождается этот опыт. Как будто из центра своего тела вы видите внешнее пространство и внутреннюю пустоту. Пустота является единым целым, и вы укоренены в ней. Ваше физическое воплощение уже не кажется таким реальным, как раньше, вы – часть Тотальности, Тотальности Единства. Вы – существо, простирающееся в пространстве, укорененное в пустоте.

Однако, путь Любви иной. Это осознание своей божественной природы, наполненной блаженством, экстазом и светом Сознания, Божественной бытийности, вместе с чувством абсолютного смирения и покорности более великой Силе. А также с ощущением необыкновенной благодати, целостности и Любви. Такое состояние называется Турией, Сат-Чит-Анандой или Телом Блаженства Любви (Love Bliss Body).

Но в этом случае это будет совершенно новое качество Любви, отличное от того, что люди обычно понимают под словом «любовь». Это совершенно новый опыт, который вы не испытывали ранее. Для этого требуется быть человеком, который находиться на краю бездонной пропасти под названием «Экстатичная Любовь», и нуждается лишь в небольшом толчке, чтобы провалиться и погрузиться в ее глубины.

Давайте поговорим о двух практиках. Первая – самоисследование, или метод Роберта (Адамса), когда мы исследуем, откуда появляется и куда уходит я-мысль. Вы следуете за я-мыслью, возникающую из пустоты, как будто она проходит через стену, внутреннюю стену
Читать дальше →