Суфизм

Я был мертв. Я ожил.
Я был плачем, но стал улыбкой.
Пришла Любовь и превратила меня
В вечное блаженство.

Вот как это случилось:

Он сказал мне: «Ты не из этого дома.
Ты недостаточно безумен».

Я стал буйнопомешанным
И сковал себя цепями.

Он сказал: «Ты – не пьян. Убирайся.
Ты – не из этой земли».
Я пошел и надрался в стельку
И наполнил свою жизнь музыкой и танцами.

Он сказал мне: «Ты не уничтожил себя,
Так что музыка и танец тебя не касаются».
Я вышел из себя прямо перед ним
И пал на землю.

Он сказал мне: «Ты – благоразумный, ученый человек,
Исполненный размышлений и мнений.
Я стал глупеньким дурачком
И отрезал себя от людей.

Он сказал мне: «Ты – свеча,
Ты – свет для этих людей».
Я отдал им все.
Я стал дымом и распространился вокруг.

Он сказал мне: «Ты – шейх, ты- глава,
Тот, кто идет впереди, проводник».
Я сказал ему, что я не шейх и не проводник.
Я следую твоему уставу.

Он ответил: «У тебя есть руки и крылья.
Я не дал тебе ничего».
Я сказал ему, что хочу его крылья,
Чтобы отрезать свои.

Его сияние тогда заговорило со мною и сказало:
«Не сдавайся теперь. Ты почти достиг.
Скоро я окажу тебе благоволение, которого ты ищешь
И приду к тебе».

Итак, он сказал мне: «О, моя старинная любовь,
Никогда не уходи из-под моей руки.
И я ответил: «Да», и остался под его
Читать дальше →

Нет ничего в любви между сердцем и Сердцем.
Слова рождаются из жажды,
Истинное описание – из настоящего переживания.
Тот, кто пробует – знает;
Тот, кто объясняет – лжет.
Как ты можешь описать истинную форму Того,
В чьем присутствии ты уничтожен?
И в чьем бытии ты еще живешь?
И кто служит тебе указателем на твоем пути?

Рабия аль-Адавия – женщина-суфий

Ты ищешь знания в книгах — что за нелепость!
Ты ищешь удовольствия в сладостях — что за нелепость!
Ты — море постижений, скрытое в капле росы,
ты — вселенная, таящаяся в теле длиной в полтора метра.

Если ты ищешь подлинное «Я», оно не станет искателем тебя:
только когда ты умер для себя,
то, что ты ищешь, будет искать тебя.
Если ты жив, как обмывалыцик трупов омоет тебя?
Если ты ищешь,
как то, что ты ищешь, отправится на поиск тебя?

Джалал ад-дин РУМИ

РУМИ.
Я — живописец. Образ твой творю я каждый миг! Мне кажется, что я в него до глубины проник. Я сотни обликов создал — и всем я душу дал. Но всех бросаю я в огонь, лишь твой увижу лик. О, кто же ты, краса моя: хмельное ли вино? Самум ли, против снов моих идущий напрямик? Душа тобой напоена, пропитана тобой. Пронизана, растворена и стала как двойник. И капля каждая в крови, гудящей о тебе… Ревнует к праху, что легко к стопам твоим приник. Вот тело бренное мое: лишь глина да вода… Но ты со мной — и я звеню, как сказочный родник!

РУМИ… Спор грамматика с кормчим

Однажды на корабль грамматик сел ученый,
И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:

«Читал ты синтаксис?» — «Нет», — кормчий отвечал.
«Полжизни жил ты зря!» — ученый муж сказал.

Обижен тяжело был кормчий тот достойный,
Но только промолчал и вид хранил спокойный.

Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл,
И кормчий бледного грамматика спросил:

«Учился плавать ты?» Тот в трепете великом
Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом!»

«Увы, ученый муж! — промолвил мореход…
Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет...!»

РУМИ… ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ

Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты
Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты...

Прислушайся к голосу флейты — о чем она плачет, скорбит?
О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид:

«Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом,
Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем,

К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,
Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.

В чужбине холодной и дальной, садясь у чужого огня,
Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.

Звучит мой напев заунывный в собранье случайных гостей,
Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.

Но кто бы — веселый иль грустный — напевам моим ни внимал,
В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал.

Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты
Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты.

Пусть тело с душой нераздельно и жизнь их в союзе, но ты
Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты...»

«Смотри, как бы не ограничить себя отдельным верованием и не отвергнуть все остальное, ибо тогда от тебя ускользнет немало блага, — поистине от тебя ускользнет само понимание истины. Храни в себе содержание верований любой формы, ибо Бог слишком необъятен и велик, чтобы полностью заключить Его в одну веру.» Ибн аль-Араби

Назовут меня пьяным — воистину так!
Нечестивцем, смутьяном — воистину так!
Я есмъ я. И болтайте себе, что хотите:
Я останусь Хайямом. Воистину так!

Первые переводы рубаи Омара Хайяма на западные языки с фарси, так и воспринимали –поэт-гуляка, любитель плотских утех, вина и женщин. Но впоследствии, после изучения дополнительной литературы, фактов из биографии, а особенно когда стало публиковаться больше материала о суфизме, выяснилось, что Омар Хайям был поэт-суфий, и стал ясен скрытый смысл стихов Омара Хайяма.

Кто же он был такой..? Жил в XI-XII веках. Поэт, математик, философ, астролог, астроном, царедворец… Ответ европейским читателям прояснялся медленно, десятилетиями.

Во времена Хайяма Иран был перекрестком мировых торговых и культурных путей, поэтому там продолжали уживаться с мусульманством и древние, исконно персидские, звездопоклонничество и огнепоклонничество (зороастризм), а также иудейская вера, христианство и древнеиндийские мистические учения. Так что под рукой был богатый материал для духовных религиозных исканий… Суфизм, мусульманский мистицизм, возник почти одновременно с исламом на основе строгого аскетизма, призванного приводить к «высшему знанию» — познанию Бога Идейно-теоретическая основа суфизма многое восприняла, в частности, из мистических верований разных народов, в частности Индии.
Но официальный ислам вначале вовсе не принимал суфизм, и первые суфии забивались жестоко камнями, например, случай Аль-Халладжа (не вдаваясь в подробности, можно сказать, впоследствии Аль-Газали удалось примирить суфизм и ислам). Суфизм был вынужден вуалировать истинный смысл своей сути, и потому в суфизме было много символов. Прибегая к иносказаниям, суфии использовали поэзию для создания обладающих мощным эмоциональным воздействием мистических текстов, которые для непосвященного звучали как любовные или гедонистские стихи, на деле же были полны сокровенного смысла, сжато формулируя многие аспекты суфийского учения.
Омар Хайям писал: «Я спрятал
Читать дальше →

Назовут меня пьяным — воистину так!
Нечестивцем, смутьяном — воистину так!
Я есмъ я. И болтайте себе, что хотите:
Я останусь Хайямом. Воистину так!

Первые переводы рубаи Омара Хайяма на западные языки с фарси, так и воспринимали –поэт-гуляка, любитель плотских утех, вина и женщин. Но впоследствии, после изучения дополнительной литературы, фактов из биографии, а особенно когда стало публиковаться больше материала о суфизме, выяснилось, что Омар Хайям был поэт-суфий, и стал ясен скрытый смысл стихов Омара Хайяма.

Кто же он был такой..? Жил в XI-XII веках. Поэт, математик, философ, астролог, астроном, царедворец… Ответ европейским читателям прояснялся медленно, десятилетиями.

Во времена Хайяма Иран был перекрестком мировых торговых и культурных путей, поэтому там продолжали уживаться с мусульманством и древние, исконно персидские, звездопоклонничество и огнепоклонничество (зороастризм), а также иудейская вера, христианство и древнеиндийские мистические учения. Так что под рукой был богатый материал для духовных религиозных исканий… Суфизм, мусульманский мистицизм, возник почти одновременно с исламом на основе строгого аскетизма, призванного приводить к «высшему знанию» — познанию Бога Идейно-теоретическая основа суфизма многое восприняла, в частности, из мистических верований разных народов, в частности Индии.
Но официальный ислам вначале вовсе не принимал суфизм, и первые суфии забивались жестоко камнями, например, случай Аль-Халладжа (не вдаваясь в подробности, можно сказать, впоследствии Аль-Газали удалось примирить суфизм и ислам). Суфизм был вынужден вуалировать истинный смысл своей сути, и потому в суфизме было много символов. Прибегая к иносказаниям, суфии использовали поэзию для создания обладающих мощным эмоциональным воздействием мистических текстов, которые для непосвященного звучали как любовные или гедонистские стихи, на деле же были полны сокровенного смысла, сжато формулируя многие аспекты суфийского учения.
Омар Хайям писал: «Я спрятал
Читать дальше →

В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь:
Я суть, я не имею места — и в бытие я не вмещусь.

Все то, что было, есть и будет, — все воплощается во мне,
Не спрашивай! Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.

Вселенная — мой предвозвестник, мое начало — жизнь твоя. —
Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь.

Предположеньем и сомненьем до истин не дошел никто:
Кто истину узнал, тот знает — в предположенья не вмещусь.

Поглубже загляни в мой образ и постарайся смысл понять, —
Являясь телом и душою, я в душу с телом не вмещусь.

Я жемчуг, в раковину скрытый. Я мост, ведущий в ад и в рай.
Так знайте, что с таким богатством я в лавки мира не вмещусь.

Я самый тайный клад всех кладов, я очевидность всех миров,
Я драгоценностей источник,- в моря и недра не вмещусь.

Хоть я велик и необъятен, но я Адам, я человек,
Я сотворение вселенной, — но в сотворенье не вмещусь.

Все времена и все века — я. Душа и мир — все это я!
Но разве никому не странно, что в них я тоже не вмещусь?

Я небосклон, я все планеты, и Ангел Откровенья я.
Держи язык свой за зубами, — и в твой язык я не вмещусь,

Я атом всех вещей, я солнце, я шесть сторон твоей земли.
Скорей смотри на ясный лик мой: я в эту ясность не вмещусь.

Я сразу сущность и характер, я сахар с розой пополам,
Я сам решенье с оправданьем, — в молчащий рот я не вмещусь.

Я дерево в огне, я камень, взобравшийся на небеса.
Ты пламенем моим любуйся, — я в это пламя не вмещусь.

Я сладкий сон, луна и солнце. Дыханье, душу я даю.
Но даже в душу и дыханье весь целиком я не вмещусь.

Старик — я в то же время молод, я лук с тугою тетивой.
Я власть, я вечное богатство, — но сам в века я не вмещусь.

Хотя сегодня Насими я, и хашимит и корейшит,
Я — меньше, чем моя же слава, — но я и в славу не вмещусь.

Имадеддин Насими, выдающийся азербайджанский поэт XV века, мистик, хуруфит (суфий), казнен в Алеппо (с него заживо содрали кожу).
Судьба Имадеддина Насими на Востоке
Читать дальше →