@Amitola

Интересный подход в стиле социального Айкидо в жизни, преподносит автор. Я уже публиковал два коротких ролика, но в этом от тщательно разьясняет и практически.
Он перенес тяжелое заболевание в детстве, но нашел свое призвание, оставаться в жизни расслабленным и любящим. Мне кажется, что он говорит про тот же самый центр, чтобы его телесно можно расслабить.
Пока начал смотреть. Видео длинное, Но кто хочет узнать представление, то может кусками посмотреть.

www.youtube.com/watch?time_continue=1&v=C_cPU4iQ4gw

Лёлик построил себе домик из деревянных ящиков с овощебазы. Он работал переборщиком овощей и фруктов и натаскал таким образом ящиков от туда, жил в деревянном домике и даже тогда, когда наступали холода. Закутываясь в тёплое одеяло, которое купил за гроши в секонд хенде и топил печь все теме же ящиками, всё страдал и думал о лучшей доле. Но однажды в хижину постучали. Лёлик испуганно задрожал руками и даже щекамии, в миг подумал — «Это рейдерский захват!». И спросил тихо — «Кто это?» От туда ответил твердый голос — «Здесь вопросы задаю я!»
«Это кауч» — пронеслось в голове у Лёлика. «Будет меня учить как надо жить».
Набравшись храбрости Лёлик отворил скрипучую дверь, посмотрел в темноту ночи и понял, что это у него всё в голове так мерещится. И ему так захотелось повыть, как воют волки, глядя на луну. Что он и сделал громкО прозвучав УУУУ.
Вернувшись в избу, поближе к печурке, сел и смотрел не мигая за догорающими досками, которые пожирали языки пламени. «Вот так и моя жизнь проходит» — печально подумалось...«Зачем бояться за хижину, кому я нужен?»
На утро взял и спалил свою хату, начав всё с чистого листа пошел и устроился работать почтальоном, чтобы общаться с людьми, а не только с овощами. На почте ему дали место в общежитии с ещё тремя почтальонами. Стало необычно до… дури, но это уже совсем другая
Читать дальше →

– Такое бывает иногда – в обед, когда все уснуло в зное. Тогда мир становится прозрачным. Как река, понимаешь? До самого дна видно! Он кивнул, помолчал, потом сказал еще тише: – Там, на дне, лежат совсем другие времена, – на дне, понимаешь? Он опять долго думал, подыскивая слова. Но, как видно, не нашел, потому что заговорил своим обычным голосом: – Сегодня я подметал возле старой городской стены. В ней пять камней совсем другого цвета. Вот так, понимаешь? Он нарисовал пальцем в пыли большое «Т». Склонив голову набок и взглянув на букву, он вдруг прошептал: – Я их узнал, эти камни. Помолчав немного, он добавил: – Это были совсем другие времена – тогда, когда строили эту стену. Много народу там работало. Но были двое, которые взяли да вмуровали эти камни. Знак такой, понимаешь? Я узнал его. Он провел рукой по глазам. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом, и когда он вновь заговорил, слова его прозвучали тягостно: – Они совсем по-другому выглядели, те двое, тогда, совсем по-другому. – И он закончил почти гневно: – Но я их снова узнал – тебя и себя! Я узнал нас!
Михаэль Энде. «Момо»

Люди из ближайших окрестностей смеялись над фантазиями Джиги. А иногда говорили, что нехорошо, мол, делает Джиги: за разные выдумки еще и деньги получает. – Но так делают все поэты, – отвечал им Джиги. – А разве туристы ничего не получают за свои деньги? Это уж я точно вам говорю, они получают именно то, что хотят И какая разница, написано ли это все в ученых книгах или нет? Кто знает, может быть, истории в этих книгах тоже выдуманы, только никто уже этого сейчас не помнит. В другой раз он сказал: – А что, вообще-то, правда, что – неправда? Кто может знать, что происходило здесь тысячу или две тысячи лет тому назад? Может, вы это знаете? – Нет, не знаем, – соглашались с ним люди. – Ну так вот! – говорил Джиги. – Чего ж вы тогда уверяете, что мои истории неправда! По случайности все могло так и быть, как я рассказывал. А значит, я чистую правду сказал!
Михаэль Энде. «Момо».

Множество тонких и едва уловимых форм эго можно наблюдать в других людях, но..., главное, в себе. Запомни: в тот момент, когда ты осознаешь эго в себе, само это осознавание и есть ты — твое глубинное «Я», заслоненное твоим эго. Уже само распознание ложного — это рождение настоящего.

Чего ты хочешь — покоя или драмы? Ты хочешь покоя. Нет никого, кто не хочет покоя. Вместе с тем, в тебе есть что-то еще: то, что желает драмы, конфликта. В данный момент ты можешь этого не замечать. Возможно, тебе нужно дождаться какой-нибудь ситуации, или просто мысли, способной спустить в тебе курок реакции: кто-нибудь в чем-то тебя обвинит, не признает, вторгнется на твою территорию, поставит под сомнение твои поступки, начнет спорить по поводу денег…

Почувствуешь ли тогда, как внутри тебя поднимается и накрывает огромная волна страха, возможно, принявшего вид гнева или враждебности? Услышишь ли ты, как твой голос станет грубым и жестким, или пронзительным и резким, или сделается громче, или на несколько октав ниже?

Сможешь ли ты осознать происходящий в уме лихорадочный и торопливый поиск способа защиты своей позиции, — оправдаться, напасть или обвинить?
Иными словами, сможешь ли ты в этот момент пробудиться от неосознанности? Почувствуешь ли, что в тебе есть нечто, пребывающее в состоянии войны, нечто, чувствующее угрозу и стремящееся выжить любой ценой, нечто, нуждающееся в драме, чтобы в этой театральной постановке отстоять свое отождествление с ролью победителя?
Почувствуешь ли в себе нечто, что скорее предпочтет быть правым, нежели жить в
Читать дальше →

Люса была заядлой симоронисткой. Научилась очень быстро и красиво переделывать события с плохим содержанием в хорошие. И это доставляло ей радость играть так в жизни. Например, когда у неё заболела пятка, она ходила по городу, находила на улицах канализационные колодцы, приседала над круглыми чугунными люками и приговаривала «Железочка — погладь пяточку». Так Люса обходила столько люков, пока боль в пятке поутихла.
Некоторое отступление: Представил я себя, как бы я сейчас ходил по городу и приседал на люки. А они уже с мячиком и надписью чемпионата по футболу).
Но однажды с Люсей случилось неописуемое — она проснулось ночью от кошмаров. И вот бодрствование настало после этого жесткое. Ладно что если бы энергия поперла, а то все эти кошмары продалжались в мыслях на яву. Что она только не делала с этими мыслями — и заворачивала их в трусы бросая на люстру и лепила из них руками пирожки даря воображаемым гномикам. Ничего не помогало и становилось только хуже и тревожней. Страх спустился уже в пятки, которые она недавно вылечила.
На утро Люся побежала к знакомым симоронистам и там они еще сообща что-то пошаманили, но всё без толку. Люся попрежнему все надеялась на чудо. И тут одна женщина посоветовала ей вспомнить что-то душевное по настоящему когда она просто жила даже и в этой симоронской игре. Люся вспомнила слова песни, которые сильно затронули ее Душу раньше, но она так была увлечена игрой, что забыла про это. Вот сейчас она стала напевать эти строки — «Солнце любви светит для всех. Сердцем согрей, нежный росток.» Люся ходила в парке, среди зеленых величественных дубов и долго напевала эту песню.
Через какое то время она почувствовала, что на Душе стало легко, а кошмарики
Читать дальше →

Рудик всегда хотел летать как птица. Он восторженно смотрел как воспаряют большие белые лебеди, мощно хлопая крыльями и поднимая свое грузное тело. А воробьи вообще быстро трепыхают крылышками и чирикая трясутся в воздухе. Еще завораживали его ласточки, они парят так стремительно рассекая воздух, словно бритвой. Бабочки — это вообще песни цветного полёта, как и полёт шмеля — мелкого бомбардировщика
Рудик записался даже в секцию парашютистов, чтобы хоть ка-то полетать. Сначала было страшно падать камнем, но потом привык к такому падению, а затем и парению на парашюте в небе. Ну все равно ему виделось, что он как мешок летит и не может порхать как птица крыльями.
Однажды ему приснился красивый сон, что он растопырив рученьки, оторвался от земли и воспархнул в небеса. Проснувшись по утру и вспоминая видение не столь в воображении, сколь чувством блаженства полёта, всё его тело было заполнено легкостью и радостью. Вот оказывается как человек то летает, не то, что бы махать руками, а Душой васпарять.
И Рудик побежал счастливый, расказывая всем как он летает в жизни. Прибежал на стадион к знакомому тренеру по прыжкам. А тот его выслушал и говорит — «Кто же так летает». И показал как надо разбежаться, оттолкнуться и на затяжном прыжке прыгнуть, то есть взлететь. Юрик на волне радости прыгнул раз, прыгнул, два, а чувство полета как батарейка, начала садится. И сразу перестал… летать. Опечалился он несколько, пошаркал по беговой дорожке не торопливым шагом, привыкая опять к земле.
А после подумал, а зачем мне летать? Буду я просто жить — сидеть, ходить, что то делать, а пусть во мне летают когда
Читать дальше →

«Есть на свете один важный, но совсем будничный секрет. Все люди к нему причастны, каждый его знает; но только немногие о нем думают. Многие просто принимают его к сведению, ни капли ему не удивляясь. Секрет этот — время. Для измерения времени созданы календари и часы, но от них мало толку, потому что каждый знает, что один час может показаться вечностью и вместе с тем промелькнуть как мгновение — смотря по тому, что за этот час пережито. Ведь время — это жизнь. А жизнь обитает в сердце. »
Никто, казалось, не замечал, что, экономя время, он экономит в действительности совсем другое. Никто не хотел признать, что его жизнь становилась все беднее, все однообразнее и холоднее. Ясно ощущали это только дети, ибо для детей не оставалось больше времени ни у кого. Но время — это жизнь. А жизнь обитает в сердце. И чем больше люди экономили, тем беднее они становились.
Так же, как вы имеете глаза, чтобы видеть свет, и уши, чтобы слышать звуки, так у вас есть и сердце, чтобы чувствовать время. И все то время, которОе не прочувствовано сердцем, потеряно, как краски радуги для слепого или песня соловья для глухого.

Михаэль Зенде
Читать дальше →

Подметая, он двигался медленно, но заученно четко: при каждом шаге он делал вдох и при каждом вдохе — движение метлой по дуге. Шаг — вдох — чирк веником. Шаг- вдох — чирк веником. Иногда перед тобой очень длинная улица, и ты думаешь: она такая бесконечная, что ее никогда не подметешь, вот что у тебя в голове. Он долго молчал, глядя вперед, а затем продолжал: — И тогда ты начинаешь торопиться все больше и больше. Каждый раз, когда поднимаешь глаза, видишь, что отрезок улицы перед тобой не уменьшается. Ты еще сильнее напрягаешься, тебе становится страшно, и, в конце концов, ты выдыхаешься и обессиливаешь. А улица так и лежит впереди. А ты уже ничего не можешь делать. Он некоторое время размышлял над своими словами, потом снова продолжал: — Никогда нельзя думать сразу о всей улице, понимаешь? В голове нужно держать только следующий шаг, следующий вдох, следующее движение метлы. И всегда только следующее. Опять он замолкал, погружаясь в свои мысли, прежде чем заговорить: — Тогда работа приносит радость — это очень важно, тогда ты свое дело делаешь хорошо. И так и должно быть. И снова, после длиной паузы он добавлял: — Вдруг обнаруживаешь, что так, шаг за шагом, вся улица подметена. Даже не замечаешь, как это случилось, и совсем не выдыхаешься. Он утвердительно кивал сам себе и заключал: — Это важно.
Михаэль Зенде.
Читать дальше →