Анна Ковалева
@Nabha

Господи, как же это красиво! Все что есть. И радости и печальки. Ни что не лишнее. Все на своих местах.

аааа! не понимаю, как часть под кат поместить

Читать дальше →

песня про гусеничку с сатсанга вдохновила на картинку

В попытке свести учение к минимуму получились два слова.
Размышления на тему, что любой указатель можно понимать бесконечным количеством способов, вылились вот такое баловство словами, ударениями и интонациями:
«таааак вот значит ты решил??? (гневно)
»так вооооооот, что я хочу вам рассказать..." (интригующе)
«так! вот сейчас я вам покажу! быстро спать! (строго)
»так вооот же он — второй носок!!" (удивленно)
«вот тааак нужно делать!» (деловито)
«вот так вооот...» (разочаровано)
«вот таааак вот!» (заключительная радостная точка в длинной истории)
"- Вот!
— Так?
— Не так. Вот!
— А так вот?
— Так!" (разговор учителя с учеником)

ну и т.д. :)

Это «Понятно», как надпись мелом на асфальте — " я — мысль" или " я — номинальный субъект".
Даже когда уже казалось бы все потеряно, и любой ответ растворяется как мираж, лишь стоит к нему приблизится, должно же остаться хоть что-то. Какой-то более «стойкий» мираж. Более устойчивое понимание. Поэтому эту надпись мелом на асфальте надо постоянно обновлять, после дождя, ботинок прохожих, колес машин, детей, которые дописали какое нибудь матерное слово, обводить снова и снова, чтобы не стиралась. Надо затем, чтобы хоть что-то можно было предъявить невидимым зрителям на вопрос «ну и к чему ты пришел в результате всех этих поисков?». Кажется, что надо даже не ТЕБЕ, ведь у тебя уже не возникает никаких вопросов и ты не веришь в ответы. Надо ИМ. У тебя, казалось бы уже давно нет этого правильно самоопределения, оно рассыпалось с первой встречей с пустотой, с непознаваемым, с несуществующим, с невыразимым. Тебя уже не тяготит наряд, который не подходит к цвету твоих глаз, и ты не привязываешься к платью, которое подчеркивает достоинства фигуры. Я уже превратилось в вечного несуществующего скитальца с одно места на другое и этого скитальца не особо волнует, где оно сегодня ночует — в бескрайнем небе видящим все, на листе бумаги испачканном красками, в теплых объятьях любимого… Хотя конечно разница есть. Но волнение ведь тоже подобно миражу, исчезает без следа, при близком рассмотрении. А когда не исчезает можно посмотреть в окно — там на асфальте написано «я — мысль». Такая шпаргалка на случай провала в памяти. Гигантская шпаргалка — чтобы всееее видели. И этот мираж, как последняя надежда… что если вдруг станет нестерпимо больно можно свалить от боли в праавильное понимание. В удобный костюмчик. Я оденет на себя даже Мысль. Пока в один прекрасный день не возникнет желание помыть окно, чтобы было лучше видно. И раскрыв створки, по чистой случайности Мысль теряет равновесие, приближаясь к своему написанному пониманию как никогда близко, теряя понимание как
Читать дальше →

Какая прелесть. Стырила у восьмилетнего крестника.

Завелся озорник у нас.
Горюет вся семья.
В квартире от его проказ
Буквально нет житья!
Никто с ним, правда, не знаком,
Но знают все зато,
Что виноват всегда во всем
Лишь он один — НИКТО!
Кто, например, залез в буфет,
Конфеты там нашел
И все бумажки от конфет
Кто побросал под стол?
Кто на обоях рисовал?
Кто разорвал пальто?
Кто в папин стол свой нос совал?
НИКТО, НИКТО, НИКТО!
— НИКТО — ужасный сорванец!
Сказала строго мать. — Его должны мы наконец
Примерно наказать!
НИКТО сегодня не пойдет
Ни в гости, ни в кино!
Смеетесь вы?
А нам с сестрой
Ни капли не смешно!

Поиск начался с детства, до школы. Тоска по какой-то «прошлой» или «настоящей» жизни, где мои родители были богами или представителями какой-то более высокоразвитой цивилизации, где я умела летать и управлять стихиями и ощущение, что меня послали на землю с какой-то миссией. Мое внимание приковывали звезды в небе, что-то до боли знакомое и родное щемило в груди и казалось, что я когда-нибудь обязательно узнаю, что меня так зовет и обязательно смогу туда полететь. У меня отсутствовал страх высоты и темноты, мама говорила, что я могла видеть в темноте. Почти в четыре года умер отец и смерть в нашем доме стала привычным гостем. Очень тяжело было чувствовать страдания мамы, которые продолжались довольно долго, лет 10-ть она плакала и не могла смириться. Для меня папа стал вечным, безупречным и всегда любящим. Не помню чтобы я переживала его смерть. Я ее приняла спокойно и потом, когда умирали другие родственники у меня не было трагедии, это воспринималась как что-то естественное. Для меня отец был здесь, но в другом качестве. Но как говорили родственники, из активного ребенка я превратилась в маленькую «старушку», спокойную и молчаливую. Полеты во сне были на столько реальными, что вопрос на утро «а был ли это сон?» ставил под серьезное сомнение реальность происходящего в бодрствовании. И это не давало мне покоя. Любила быть одна или на природе. Помню, что когда смотрела на деревья, как будто открывалось объемное знание и было ощущение, что я все знаю и понимаю. Но потом оно проходило. Как то раз я по пробовала записать те мысли, но прочитав их из «нормального» состояния я подумала что то, что записано ничего не передает и никто не поймет. Я никогда не выносила ничего из своих переживаний во вне, не в рисунках, не в разговорах. Помню какой-то дикий страх, от того, что люди могут узнать меня настоящую. Это были две параллельные жизни, жизнь социальная и та, которая у меня в сердце, и они даже и не пытались найти какую-то точку пересечения. Хотя… Зеркало
Читать дальше →