Александр
@Zemlyanin

Точка всегда обозримей в конце прямой.
Веко хватает пространство, как воздух — жабра.
Изо рта, сказавшего все, кроме «Боже мой»,
вырывается с шумом абракадабра.
Вычитанье, начавшееся с юлы
и т. п., подбирается к внешним данным;
паутиной окованные углы
придают сходство комнате с чемоданом.
Дальше ехать некуда. Дальше не
отличить златоуста от златоротца.
И будильник так тикает в тишине,
точно дом через десять минут взорвется.

Как-то с полгода назад было у меня унылое настроение. Ну как это бывает: одно, другое, третье, четвертое… И тут — совершенно случайно, разумеется! — приятель предложил книгу Виктора Олеговича «Трансгуманизм. инк». К Пелевину я тогда поостыл: всё одно и тоже, но начал читать.
В общем, давно я так не смеялся и не радовался. Слово «смеялся» не подходит, скорее, «наржался». Пелевин ухитрился — на мой взгляд — взлететь над своим творчеством последних лет десяти. И язык, и сюжет, и юмор его неподражаемый, и мудрые мысли…
И — моё субъективное мнение — книга очень и очень добрая, несмотря на странный мир, который он «построил». Очень добрая.
Да уж… многих, наверное, Виктор Олегович поддержал и развлёк этой книгой.

Жил в некоем монастыре нерадивый монах: он часто опаздывал к службе, огорчал этим братьев и вынуждал гневаться игумена. Иноки роптали и даже просили настоятеля изгнать его.
И вот этот монах заболел, болезнь усиливалась, и он уже приближался к смерти. Огорчены были братья, что погибнет душа несчастного. Собрались они у одра его, чтобы облегчить предсмертные страдания своей молитвой, но что же видят они? Этот монах умирал смертью праведника. Лицо его выражало спокойствие и радость.
Когда он немного очнулся, братия спросили:
— Какое утешение получил ты от Бога? С кем ты беседовал, как с близкими родными своими?
И умирающий, собрав последние силы, отвечал:
— Братья, вы знаете, что я жил недостойно, и вот я увидел, как демоны окружили мой одр, в руках их была хартия — лист, сверху донизу исписанный моими грехами. Они приблизились ко мне, Ангел же хранитель мой стоял вдалеке и плакал. И вдруг я услышал голос с неба: «Не судите, да не судимы будете! Этот монах не осудил никого, и Я прощаю его!» — и тотчас хартия в руках демонов загорелась, и они с воплями исчезли. Подошёл ко мне Ангел и приветствовал меня, и я говорил с ним. Братья, — продолжал он, — после принятия монашества я не осудил ни одного человека! Братья, — сказал он ещё, — вы осуждали меня и осуждали справедливо, а я, грешный, не судил
Читать дальше →

Старец Макарий Оптинский переписывался со многими мирянами. Однажды пишет Макарию петербургский купец, что от него ушла прислуга и знакомые рекомендуют ему одну деревенскую девушку.
— Следует ли мне её нанять? — спрашивает купец.
— Да, — отвечает ему старец.
Через некоторое время купец посылает новое письмо.
— Отче, — пишет он, — позвольте мне её уволить, это сущий бес. С той минуты, как она появилась в моём доме, я непрерывно злюсь и потерял всякое самообладание.
— Ни в коем случае не выгоняй её, — ответил старец. — Это ангел, которого Господь послал тебе, чтобы ты смог увидеть, сколько в тебе таилось злобы, которую предыдущая служанка не сумела раскрыть в тебе.

Сколько книжек умных перечитано, видео пересмотрено, практик переделано — жуть. А недавно — ясно так — увидел свою духовность в полный рост!
Какие там высокие материи, какое там здесь и сейчас, какая там благодать Божья… я даже слушать человека, не перебивая, не комментируя его (я же лучше него знаю, как ему жить), не умею.
Человек, например, хочет мне что-то рассказать, поделиться, и говорит он это, разумеется, исходя и своего опыта. из всего, что было в его жизни. А я… (хочется выматерить себя самыми последними словами...)… начинаю его поправлять, дополнять и поучать. Будто сам хоть чего-то знаю… Мерзость редкостная. А надо-то — в большинстве случаев — просто выслушать человека, проявить к нему элементарное уважение… Я уж не говорю о том, что сказать человеку что-то доброе, ласковое. ободряющее… куда там.
Вот такая вот духовность, вот такая вот не2. Словно я, минуя ясельную группу, сразу пошёл в аспирантуру… Ну и получается обычная вонь.
Прости, Господи, безумие моё. Помилуй мя.