Творчество

недавно снилось, что рисую
на белом фоне стройный лес.
кисть рисовала твердь сырую,
стволы и ветви до небес.

кисть рисовала чётко, точно.
пейзаж случился в миг один,
то бирюзовым небо сочно,
то малахитом лес един.

фрагмент иллюзии создался,
что я умею рисовать
пейзаж, который затерялся
в осколках памяти опять…

Как ароматно, звонко, густо,
Как дышится в лесной глуши!
Жизнь есть проснувшееся чувство
Бездонности своей души.

То всеохватное молчанье,
Когда весь мир в себе несу,
Когда внутри-как в океане
Или в неведомом лесу…

Как в последние секунды жизни самурай,
не имея страха, превращаясь полностью в движение катаны,
превосходит смерть, материю и время,
так и ты встречай рассвет и первые движенья страха,
что рисует разные картины,
где ты сам есть пленник злого бога,
что считает каждый твой проступок,
все любимое навеки забирает, обещая смерть и самому тебе, ликуя.
Возлюбить такого бога невозможно,
что за бред больного их воображенья,
что за ложь и странное притворство,
как любить нам этот мир, о смерти зная?
Как в последние секунды жизни самурай,
не имея страха, превращаясь полностью в движение катаны,
превосходим этот мир, себя и бога,
также все, чему нас научили слуги страха,
также просто все,
и больше нет нужды во лжи.

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
Читать дальше →

Твоего возвращенья
Я все жду, неспокойно на сердце —
Не забудешь ли ты
Обо мне, вдруг решив сосчитать
Все песчинки на побережье?

Между нами океан
лет,
Только звёзды, словно сталь
брызг.
Между нами ничего нет,
Лишь нетронутый пером
лист…
Между нами проводов
звон
И навеки горизонт
чист.
Только накипь радио-
волн
И не тронутый пером
лист.
Между нами тишина
недр,
Бесконечная ее
песнь
И на свете никого нет,
Кто сказал бы:
«Что-то тут есть...»
Никому не посмотреть
вслед-
Так надежно нет следов
нас.
Да и тот, кто мог смотреть-
слеп,
И мы оба-
разных два сна.
Есть река, а берегов
нет,
Нет убежища и нет лиц.
Лишь тончайший, словно он-нерв,
Лист.
Нетронутый пером
лист.

Стих человека под ником Пустота с форума Пелевина. Давно это было, стих сохранил, ибо очень понравился:)

Как, прорывая тучи, солнце лучами землю заливает, так, вырвавшись из власти оболочек — понятий мертвых, верований затхлых, старушечьих шептаний, ученой гордости, плакатов, транспарантов, предписаний — взрывается свободой вечность и узнает себя саму.

Смотри, твои чернила не оставляют на листе следов!

Я не могу найти цветов расцветшей сливы,
Что другу показать хотела я:
Здесь выпал снег-
И я узнать не в силах,
Где сливы тут, где снега белизна?

Крошка Цахес сырою зимой
Искала тропу, чтоб вернуться домой,
Волки и овцы смеялись ей вслед
Тропа вела к дому, которого нет.

Рассветный пожар охватил небеса,
Вспыхнули травы, сгорела роса.
Крошка Цахес плыла на восток,
Стикс ее нес, как осенний листок.

Растрескалась пыль, затвердела пыльца.
Криком кричали нагие сердца.
Шептали волны, шумел камыш,
Сидела крошка тихо, как мышь.

Сидела ждала, пока дрогнет земля,
Покуда свитком свернутся поля.
Затем, чтобы треснул в руке баян,
Затем, чтобы инь поменялся на ян.

Зачем тебе, сердце, осиновый кол?
Зачем тебе, горло, холодный ствол?
Зачем тебе вера, зачем тебе власть?
Крошка Цахес мечтает пропасть.

Спешите, гости: окончен бал.
Кто не ушел, тот навеки пропал.
Крошка Цахес была на балу,
Крошка Цахес уснула в углу.

Стиснуло шею стальною рукой.
Во всей Вселенной мертвый покой.
Крошка Цахес вернулась домой,
Крошка Цахес проснулась немой.

…

Илья Ильф и Евгений Петров

РАССКАЗ О ГУСАРЕ СХИМНИКЕ

Рассказ взят из полной версии «12 стульев» — доцензурного варианта, с замечательного сервера www.lib.ru

Блестящий гусар, граф Алексей Буланов, как правильно сообщил Бендер, был действительно героем аристократического Петербурга. Имя великолепного кавалериста и кутилы не сходило с уст чопорных обитателей дворцов по Английской набережной и со столбцов светской хроники. Очень часто на страницах иллюстрированных журналов появлялся фотографический портрет красавца-гусара — куртка, расшитая бранденбурами и отороченная зернистым каракулем, высокие прилизанные височки и короткий победительный нос.

За графом Булановым катилась слава участника многих тайных дуэлей, имевших роковой исход, явных романов с наикрасивейшими, неприступнейшими дамами света, сумасшедших выходок против уважаемых в обществе особ и прочувствованных кутежей, неизбежно кончавшихся избиением штафирок.

Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества. Родственники его умирали быстро, и наследства их увеличивали и без того огромное богатство.

Он был дерзок и смел. Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Он сидел под большими абиссинскими звездами, закутавшись в белый бурнус, и глядел в трехверстную карту местности. Свет факелов бросал шатающиеся тени на прилизанные височки графа. У ног его сидел новый друг, абиссинский мальчик Васька*. Разгромив войска итальянского короля*, граф вернулся в Петербург вместе с абиссинцем Васькой. Петербург встретил героя цветами и шампанским. Граф Алексей снова погрузился в беспечную пучину наслаждений. О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением, женщины травились из-за него, мужчины завидовали. На запятках графской кареты, пролетавшей по Миллионной, неизменно стоял абиссинец, вызывая своей чернотой и тонким станом изумление прохожих. И внезапно все кончилось. Граф Алексей Буланов исчез. Княгиня Белорусско-Балтийская*,
Читать дальше →