Есть восточная легенды Мейджун и Лейла, там вроде о человеческой любви, но это аллегория, которую потом восприняли буквально. Так само как воспринимать рубаи Хаяма о вине, как прославление пьянства.
Вот в этом и отличие. Пока есть кто есть и НОВАЯ ЗЕМЛЯ, а когда есть только жизнь, то и стишка достаточно.
А кто же Я?
Не более чем знак.
Но он из буквы может возродится,
И из того что есть свершая шаг,
Водой иллюзий не дано напиться.
Ответ лишь эхо на вопрос.
Два зеркала, а меж ними,
Все то что обретает имя,
И сотворяет хрупкий мост.
Он бесконечен в отраженьях,
И по нему бредет скорбя,
Не обретая, не любя,
Лишь Я, уснувшие в твореньях,
Но сон кольцо и Я лишь блик,
Оно исчезло не успев родится.
Лишь зеркала несут его как крик,
И ничего не может повторится,
Позволю указать на тему.То что мне слышится в ваших речах это приватизация пережитых аспектов основы в частности свет-ясность и их незаметная подмена эмоционально чувственным переживанием.
Все священные тексты написаны поэтами-мистиками.То что человеку душевному кажется безумным, для человека духовного исполнено глубочайшим смыслом. Эта сутра тому пример.
Выше меня нет ничего…
Все на мне нанизано, как жемчуг на нити.
Я — вкус воды… Я — блеск луны и солнца,
Я — во всех ведах живоносное слово,
Звук в эфире, человечность в людях,
Я — чистый запах в земле, в огне, сиянье,
Жизнь во всех существах.
Я — подвижников подвиг, я — вечное семя существ… Ибо не я в них, а они во мне постигли этоwww.alexandrmen.ru/books/tom3/3_gl_07.html
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес! Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.
А кто же Я?
Не более чем знак.
Но он из буквы может возродится,
И из того что есть свершая шаг,
Водой иллюзий не дано напиться.
Ответ лишь эхо на вопрос.
Два зеркала, а меж ними,
Все то что обретает имя,
И сотворяет хрупкий мост.
Он бесконечен в отраженьях,
И по нему бредет скорбя,
Не обретая, не любя,
Лишь Я, уснувшие в твореньях,
Но сон кольцо и Я лишь блик,
Оно исчезло не успев родится.
Лишь зеркала несут его как крик,
И ничего не может повторится,
Когда накрапывает дождь,
кропя знакомые пределы,
когда нахмурясь смотрит вождь
на сопричастные уделы,
когда не теша и не зля,
не радуя, не раздражая,
не близкая и не чужая
маячит Новая земля, –
какую участь предпочесть
тому, кто выбрал непричастность,
предложена была бы честь,
а впрочем, это тоже частность.
Что делать нам, не морякам,
не полководцам, не героям –
мы дверь в прихожую закроем,
не суетясь по пустякам.
О господи, как хорошо,
когда хорошего не надо,
вполне достойная награда –
пустой стишок.
Все на мне нанизано, как жемчуг на нити.
Я — вкус воды… Я — блеск луны и солнца,
Я — во всех ведах живоносное слово,
Звук в эфире, человечность в людях,
Я — чистый запах в земле, в огне, сиянье,
Жизнь во всех существах.
Я — подвижников подвиг, я — вечное семя существ…
Ибо не я в них, а они во мне постигли это www.alexandrmen.ru/books/tom3/3_gl_07.html
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.