Ни одного серьёзного исследования не встречал где было бы обосновано польза вегетарианства для человека.
Так что это чистая пропаганда.
Личное дело каждого как своё эго баловать — то ли я крутой веган, то ли адвайтин.
А рассказы о страданиях животных это всё для слезливо сопливых девочек и мальчикоф.
Люди мрут в мире миллионами, а тут кто-то убеждает, что нужно теляток поберечь.
Меня интересует пробуждение и последующая реализация. А как это обставлено мне не столь важно. Каждый выбирает согласно своим предрасположенностям. Разве буддизм единственно верное недвойственно учение? Или то что он давнее и проверенно временем делает его лучше других? Кому-то может просто оно не подходит. Мне например: )
Хм, коллега, так будет ваше определение пробуждения или нет? Что за елозенье?
Я своё написал. Вы покритиковали. Я попросил написать ваше, а затем объяснить что такое страдание и какова его причина. Вместо конструктивного обсуждения, я получаю странные коменты обо всём на свете.
Я могу долго рассуждать на разные темы и мне есть что сказать интересного, но вам как бы не интересно. Но хотя бы элементарные правила ведения дискуссия соблюсти можно? Сказал А говори и Б. Отвечать за свои слова нужно. Или нет?
Почему бы просто не отсылать меня к буддизму, а объяснить своё понимание своими словами. Если оно у вас есть.
Если Вы считаете, что классика руллит, а весь этот сайт (и ему подобные), где люди делятся своим пониманием, это зло, то я не буду с вами спорить :)
Закона Ома нет. Есть определённая гипотеза описывающая определённое поведение определённых объектов. И это всё лишь гипотезы.
То что вы называете законом Ома есть концепция.
Сначала была физика Ньютона, а потом Ейнштейна. Следую вашей логике, законы изменились при Эйнштейне
С таким подходом можно сказать: зачем снимать фильмы ведь уже всё стоящее снято? зачем писать книги ведь уже всё написано? зачем писать музыку ведь классику никто не переплюнет?
Л.К.: Их не существует, но почему они возникают? Потому что ты веришь в них на бессознательном уровне. Поэтому это всё повторяется. И, конечно, их не существуют. Ничего не существует в реальности. Но ты веришь, что ты не достоин любви, и поэтому эти страхи поднимаются. Ты должен посмотреть на это. Ты – достоин. Чувствуй этот дискомфорт, чувствуй это сопротивление, пусть оно сгорит, тебе не нужно выходить из этого и прятаться «в Сознание». Как ты можешь быть истинным воином, если ты не посмотришь в лицо тьме? Если ты боишься страха, как ты можешь быть по-настоящему живым? Ты должен видеть страх, так же, как ты видишь счастье. (Пауза.) «Неееет!» — написано на твоем лице.
Г.Д.: Да, потому что боль в теле уже очень сильная. Я не знаю, делаешь ли ты что-то, но ощущение такое, что ты действительно делаешь что-то энергетически. Каждое твое слово ощущается как гвоздь, который вбивают в мое тело. Это больно физически. И, конечно, я хочу уйти от этой боли. Я не готов, к тому, чтобы меня прямо сейчас распяли.
Л.К.: Да. Но та история – это история пробуждения.
Г.Д.: Да, я знаю. И вижу, что распятие неизбежно.
Л.К.: Да, понимаю твои чувства.
Лиза смотрит на часы и, удивленная тому, что уже прошло два часа, сообщает о том, что у нее уже должна быть другая встреча.
Л.К.: Когда кто-то сопротивляется энергетически, как ты вначале этого разговора, это утомляет. Но когда люди не сопротивляются, это наполняет энергией. Создается такой круг, по которому течет энергия. А когда кто-то сопротивляется, то это трудная работа. И обычно во время бесед я просто выгоняю людей, если они слишком сопротивляются. Или просто прошу их присесть обратно на свое место.
Г.Д.: Ты знаешь, это так приятно – разговаривать с тобой, что я просто не могу завершить это интервью. Так что если тебе надо будет идти, ты скажи. Ты очень красивая, спасибо тебе.
Л.К.: О, спасибо, ты тоже очень красивый.
Г.Д.: И спасибо, что ты обратила мое внимание на эти вещи снова. И спасибо, что обращаешь внимание людей на эти вещи. Ты делаешь очень красивую работу.
Л.К.: Да, я чувствую, что это большое благословение – иметь возможность выражать эти вещи.
Г.Д.: Эта боль у меня в теле, она, наверное, действительно связана с желанием выражать себя более свободно, более реально. Потому что она выглядит как некое препятствие, не позволяющее энергии проходить.
Л.К.: Да, и ты просто посмотри на то, что мешает. Это просто страх не быть принятым. Мы должны стать снова настоящими на человеческом уровне. Не совершенными, не просветленными…
Г.Д.: Да, я даже знаю, откуда взялся этот страх. Я могу вспомнить конкретные случаи из детства. Но это знание не помогает… Может быть, я недостаточно честен и не говорю себе всего?
Л.К.: Да! Тебе просто нужно быть честным с самим собой. И Роджер очень помог в этом мне. Потому что у меня была эта отождествленность с желанием быть просветленной и тому подобное. И он постоянно указывал мне на мою ложь, и каждый раз, когда он это делал, это причиняло мне адскую боль. Потому что я хотела, чтобы эта ложь была правдой. И всё это дошло до того, что в какой-то момент я стала очень подлинной – если я чувствовала ревность, я просто говорила: «Я чувствую ревность». Если я злилась, я говорила: «Я чувствую злость». Я не пыталась это как-то скрыть или убедить себя, что это не так. Я просто признавала, что да, я злюсь. Я действительно стала вновь как ребенок, стала вести себя так, как дети себя ведут.
Г.Д.: Когда ваши отношения с Роджером прекратились, было ли это больно для тебя?
Л.К.: Это было действительно больно, потому что мы жили вместе три года, и мы жили в лесу, в его доме, и это чувствовалось так, будто я потеряла все – всю свою жизнь. Это не было больно на романтическом уровне, потому что романтической влюбленности между нами тогда уже не было. Но на физическом уровне… Если он терял просто меня, то я теряла не только его, но я теряла мою визу, мой дом – всё. И в этом смысле это было больно, но это был прекрасный опыт, потому что я была честна с собой. Я не ненавидела его, я не ненавидела то, что произошло, я не отвергала этого, я была просто тотально честна в этом огромном чувстве потери и одиночества, которое у меня было. И это и был тот момент, когда случилось мое пробуждение, большое пробуждение. Когда я уехала от него. Я обнаружила, что это чувство естьности, это чувство любви, которого все ищут, всегда было там. И ничто не могло изменить этого. Несмотря на то, что я попала в совершенно другое окружение. Мои собаки на самом деле никуда не ушли, мой дом никуда не ушел, мой Роджер никуда на самом деле не ушел от меня – всё это было там, вся моя жизнь была там, в этом настоящем моменте. Это была иллюзия – будто все эти вещи принадлежат времени и что я чего-то потеряла. Их сущность всё еще здесь. И вот тогда случилось пробуждение. Когда я потеряла всё.
И мне было всего 30 лет, а когда я начала жить с ним, мне было 26-27 лет, и это были мои первые большие отношения. Поэтому с одной стороны это ощущалось как такая большая потеря, а с другой стороны это позволило мне увидеть, что я не могу ничего потерять, потому что всего этого не существует, и что всё, что я думала будто я потеряла, было со мной в этом настоящем моменте. Ты не можешь никогда ничего потерять. И это пришло с такой огромной честностью – я не уходила ни в какую ненависть, ни в какие истории, а просто была с этим настоящим непеработанным чувством потери. И в этой честности я действительно увидела истину – что никогда не было ничего, что я могла бы потерять. И это было прекрасно.
И это чувство одиночества превратилось в чувство единого. Это личностное одиночество превратилось во «всё одно», в единство. Но это пришло после стольких лет притворства, будто я пробуждена, будто я Сознание. И это была энергетическая перемена – от чувства, что я отделена, к чувству, что я не отделена.
Мне нужно было пройти через эти три года жизни с Роджером, чтобы стать по-настоящему собой. На человеческом уровне. Зная недвойственность, я стала собой и на человеческом уровне. И теперь, если я чувствовала себя уязвимой, то я чувствовала себя уязвимой, если я чувствовала себя грустной, то я чувствовала себя грустной. Чувствуя себя счастливой, мне не нужно уже было стараться быть кем-то, кто счастлив. Мне теперь не нужно было говорить себе, что я счастлива. Мне не нужно было говорить себе, что я не делатель или что я Сознание, которое наблюдает грусть, нет, я просто была грустью. И вот здесь, в переживаниях – нет разделенности. А не в попытке отодвинуться от переживаний. Дом в том, что происходит. А не в чем-то, что смотрит на то, как что-то происходит, и отделяет себя от того, что происходит. Ты можешь быть только в том, что происходит. Потому что это всё одно. Это и есть недвойственность.
Г.Д.: Да, спасибо, так мне стало гораздо понятнее, о чем ты.
Л.К.: Да, ты должен стать честным на человеческом уровне.
Г.Д.: Я стараюсь, как могу. Но действительно, там есть все эти страхи, о которых ты упомянула.
Л.К.: Да, и ты должен позволить им подняться. Потому что ты достоин любви, просто такой, какой ты есть. Это была просто мысль, что ты не достоин, и что ты недостаточен и тебе нужно быть кем-то другим. Это то, откуда приходили страдания. То есть просто будь реальным. Если ты видишь людей и вдруг чувствуешь страх, чувствуй это, не пытайся уйти в «Я есть Сознание». Просто боись, просто будь этим страхом. Вот что означает быть воином. Вот что такое быть живым.
Г.Д.: Но если я буду делать так, то я вообще не смогу перестать бояться. Например, я чувствую страх, чувствую это энергетическое движение в своем теле. Если в этот момент я иду в этот страх (вместо того, чтобы просто смотреть на него с более широкой перспективы, оставаясь просто свидетелем), если я иду в него, то я просто отождествлюсь с этим страхом и начинаю бояться еще сильнее. А если просто смотрю, то страх очень быстро проходит.
Л.К.: Я много лет пыталась вот так отстраняться от своих чувств, используя «недвойственность». А потом я встретила Роджера, и он просто не позволил мне больше делать это, он заставил меня посмотреть на себя, заставил меня взглянуть в глаза своим демонам.
Л.К.: Да. (Небольшая пауза.) Но проблема в том, что если ты примешь это, то ту другую идею, в соответствие с которой ты жил и которая давала тебе какую-то уверенность, придется отпустить. Это как ступить в темноту. (Пауза.) У меня тоже всё это было, были эти идеи, которые позволяли мне почувствовать себя лучше. Что всё едино. Когда я видела нищего на улице или собаку, умирающую на улице в Индии, я говорила: «Всё едино, никто этого не делает, это просто игра Сознания», и это несколько успокаивало мое чувство дискомфорта, возникавшее оттого, что я видела это. А мне всего лишь надо было чувствовать этот дискомфорт и не искать свободу только в приятных ощущениях. Раньше я всегда думала, что любовь и целостность могут быть найдены только в приятных ощущениях. Но удовольствия приходят и уходят. Путь за пределами этого. Свобода в том, чтобы быть полностью уязвимым и честным на человеческом уровне. Что ты желаешь на человеческом уровне, чего ты хочешь, чего ты стремишься избежать на человеческом уровне? Потому что пока это не осознается, оно просто будет продолжать проигрываться неосознанно. И ты будешь чувствовать напряжение. Ты будешь видеть красивую женщину, и на человеческом уровне ты хочешь быть близок с ней и хочешь, чтобы она нашла тебя привлекательным, но на сознательном уровне ты говоришь: «Я не хочу этого на самом деле, потому что всё едино, и это желание на самом деле не имеет значения». Но тело всё равно продолжает хотеть этого, и оно чувствует себя нервно и некомфортно на энергетическом уровне. Ты просто должен быть честен с самим собой. Совершенно нормально иметь эти чувства, хотеть. Свобода – в хотениях, а не вне их. Это как раз попытка уйти от них создает отделенную сущность. У подсолнуха нет никаких проблем с тем, чтобы расти по направлению к солнцу.
Г.Д.: Возможно, в этом загвоздка: я уверен, что свобода не в хотениях, а в отсутствии хотений.
Л.К.: Да, но хотения – это то, как функционирует тело. Если бы ты не хотел завтракать, то ты бы не ел. Это очень базовые желания, через них функционирует тело. Ты завтракаешь, потому что появляется желание поесть. И так же нет ничего неправильного в том, чтобы хотеть секса, или чтобы стремиться к чистоте. Поиск происходит из попытки избежать всех этих вещей. Поиск появляется, когда ты выстраиваешь отождествленность на базе: «Это неправильно – хотеть, я не должен хотеть, я должен только хотеть быть приятным». Но ты хочешь быть злым! И нужно вернуться к тому, чтобы быть полностью человеческим существом, до животного уровня – на котором ты хочешь секса, хочешь есть, хочешь прекрасную квартиру. И потом увидеть, что есть другой элемент, который не есть всё это. И что хотение квартиры, секса, еды, любовника – никогда не принесут тебе свободы. Что это было просто способом функционирования тела. Свобода не приходит из хотений, любовь не приходит от хотения. Она приходит от того, что происходит. Но тело движется по направлению к удовольствиям и избегает боли. Тело естественным образом делает это. А мы пытаемся отрицать свои ощущения, мы пытаемся жить в этой истории про Сознание. И тем самым отрицаем свою человеческую природу.
Нет никакой необходимости отказываться от человеческой формы. Человеческая форма это движение по направлению к удовольствиям и избегание боли, а мы создаем эту отдельную сущность, которая всегда нечестна, которая всегда лжет, она говорит: «Тебе не позволено быть тем-то и тем-то».
Дом не в том, чего именно ты хочешь. Но хотеть это часть человеческой природы, движение к удовольствию это часть того, чтобы быть человеческим существом. Так что ты должен быть честным на уровне человеческой природы, этого нельзя избегать, ты должен это понять.
Г.Д.: Но это невозможно – быть честным на этом уровне. Я не понимаю, как можно быть честным на уровне человеческой природы.
Л.К.: Это восходит к первичным базовым человеческим инстинктам. Как ребенок. Ты знаешь, как ребенок вдруг начинает бегать по комнате, просто потому что он чувствует так. А потом вдруг начинает плакать и кричать, потому что это так чувствуется. Так и ты должен вернуться к своим изначальным желаниям, к своему изначальному способу бытия человеком, вместо того, чтобы жить в соответствие с тем, как тебя научили, и отрицать свои изначальные желания. Это как вернуться к состоянию ребенка, к этому невинному человеческому уровню.
Г.Д.: ОК, понимаю.
Л.К.: Тело взрослое, но ты вновь становишься невинным. И вот поэтому многие духовные учителя обучают всем этим вещам, и отсюда же эти техники Ошо.
И хотя во всех этих техниках нельзя обнаружить свободу, в то же время их иногда нужно делать, чтобы понять, чего же ты хочешь. Потому что ты забыл, чего ты на самом деле хочешь на человеческом уровне, из-за того, что поверил во все эти идеи.
Эти желания – это скорее ощущения тела. Ты видишь еду и чувствуешь в теле, что хочешь ее. Это не какая-то интеллектуальная вещь.
Г.Д.: Хорошо, понимаю.
(Пауза, во время которой я вглядываюсь в ощущения тела.)
Г.Д.: Да, конечно, я чувствую себя очень ограниченным на этом человеческом уровне. И есть желание быть более свободным и на этом уровне тоже. Хочется некой свободы выражения. И я вижу сейчас, насколько велик разрыв между мной как живым существом и тем, в какие идеи и мысли о себе я верю. Насколько они противоречат друг другу. Точнее, я бы сказал, эти две вещи почти не связаны друг с другом.
Л.К.: Да. И именно поэтому я часто предлагаю людям пойти в тело. Учения о Сознании тоже важны, но нужно также и понять, что такое быть человеческим существом. И что такое быть собой на человеческом уровне.
Г.Д.: Да, но эта боль в теле становится все сильнее…
Л.К.: Я думаю, это хорошо. Таким образом оно выходит.
Г.Д.: Чувствуется, будто там что-то застряло.
Л.К.: Да, это то, как ты чувствуешь себя на человеческом уровне. Когда ты ребенок, ты просто выражаешь себя. Но когда ты выучиваешь все эти идеи о том, кем ты должен быть, и чем больше твои родители и общество внушают тебе, кем тебе нужно быть, ты начинаешь чувствовать глубоко внутри, что ты не должен быть таким, какой ты есть. И будто того, какой ты есть, недостаточно. И ты усваиваешь все эти идеи от общества, а внутри ты начинаешь себя чувствовать ограниченным и недостаточным как человеческое существо. И то, как ты выражаешь себя, становится недостаточным для тебя. И из-за этого ты пытаешься стать еще более кем-то другим, чем ты есть. В то время как ты, будучи ребенком, был абсолютно совершенным. Когда тебе было три или четыре года, тебя совсем не заботило, например, что о тебе подумают люди. Тебя не беспокоило то, как ты выглядишь, когда обедаешь, или то, чего ты желаешь. Тебе не стыдно было заплакать или закричать. Тебя не стыдила твоя нагота. Как Адама и Еву до того, как они были изгнаны из рая. Тебе не было стыдно за себя. Ты просто был таким, каким был. И это то, к чему тебе нужно вернуться на человеческом уровне. Я не имею в виду, что тебе должно опять стать три года, ты теперь взрослый, но я о том, что тебе нужно вернуться к этой невинности бытия. И если ты хочешь еды, ты говоришь «Я хочу еды», а не оглядываешься вокруг и создаешь эту отождествленность, пытаясь понять, как тебе вести себя, чтобы тебя полюбили. («Если я поведу себя так, то это оценят более всего».) Нет, ты будешь тем, кто ты есть в этот момент, и возьмешь на себя этот риск, не думая о том, понравится это людям или нет. Это значит быть абсолютно рискованным, не знать, что произойдет. Ты просто такой, как ты есть. И это действительно пугает, потому что ты не знаешь, к чему это все приведет. Ведь ты для этого создал эту личность – чтобы можно было формулировать, каков будет результат того или иного поведения и как отреагируют другие, вместо того чтобы быть тем, кто ты есть.
Вот что означает честность. На человеческом уровне она проявляется в том, чтобы быть тотально таким, как ты есть, в каждом моменте. И быть абсолютно комфортным по поводу того, чего ты хочешь, чего ты желаешь и что люди о тебе подумают – полюбят ли они тебя, или нет.
Я была интровертом, и я бы никак не смогла проводить эти беседы, если бы не пробуждение. Потому что не такова была структура моей личности. А теперь всё, что мне требуется делать, это сесть и говорить из моего сердца. Просто быть честной.
Л.К.: Да. Всё это не так уж важно, не нужно проводить все свое время в этом рассматривании, просто важен сам факт признания этих вещей – важно увидеть, что как человеческое существо ты чувствуешь, что никогда не сможешь иметь то, чего хочешь. И поэтому, конечно, быть не человеком очень привлекательно для тебя. Это тебе подходит. Чтобы выйти за пределы этих желаний. Просто увидь, что происходит. Это не значит, что ты не должен слушать недвойственные учения. Просто видь, чего ты избегаешь на человеческом уровне. Потому что эти истории будут проигрываться постоянно. Ты, может быть, даже не осознаешь этого, но когда ты встречаешь людей, у тебя уже есть легкое чувство депрессии, связанное с тем, что ты никогда не сможешь получить то, что ты хочешь. Это что-то такое, что играет всю твою жизнь. И поэтому жизнь ведет себя так – удовлетворяет это: не дает тебе то, чего ты хочешь. В итоге ты не сделал, то чего желал, ты даже перестал преследовать свои цели на человеческом уровне. И это хорошо, потому что это и привело тебя к недвойственности. Но просто увидь, как функционирует эта личность. Не отрицай это. Увидь, как все вышло из-под контроля, как стало невозможно для тебя контролировать обстоятельства, контролировать жизнь, заставлять вещи происходить так, как ты хочешь. Ты просто выдохся, ты уже не мог этого делать, ты не мог достигать то, чего хотел. Почувствуй это. Позволь этому прийти. И если ты превращаешь это в смех, то это идеально. Потому что и смех, и плач это в некотором роде одно и то же – это выпускание этих энергий из тела.
И, конечно же, это все нереально, конечно. Но эти вещи сидят в теле, и мы не хотим их знать.
(Пауза.)
На человеческом уровне чувствуешь ли ты, что ты достаточно хорош? Чувствуешь ли ты какой-то стыд за то, кто ты на человеческом уровне? Любишь ли ты себя на человеческом уровне?
Г.Д.: Ну, не стыд, нет. Я бы сказал, ОК, более или менее. Но могло бы быть гораздо лучше. Как-то так. Но в этом уже нет особой проблемы. Я не возражаю. Сейчас уже не возражаю. Раньше, еще года три назад, может быть, я действительно хотел быть кем-то особенным, кем-то более крутым. Теперь это не так. Во многом потому, что я вижу теперь, что подобные желания неистинны, и их исполнение все равно ни к чему хорошему не ведет. И уже года три я не поддерживаю их энергетически, не обращаю на них внимания, и они постепенно ослабевают и уходят.
Л.К.: Когда ты говоришь это, чувствуется ли это для тебя как правда или все же в этом есть боль?
Г.Д.: Нет, боли нет.
Л.К.: Ты чувствуешь, что эти слова исходят из истинного пространства?
Г.Д.: Не совсем. Это некая смесь сейчас. Ты же просила меня побыть на уровне личности… Так что сейчас, когда я говорю это, наполовину это такое убеждение личности, а наполовину это действительно ощущается так. Но уверенности, во всяком случае, нет. К тому же я чувствую сейчас всю эту боль в теле. И, конечно, это некомфортно – испытывать все эти ощущения. И я действительно хочу убежать от них. В состоянии присутствия они проявляются сильно, но глубже они исчезают.
(Пауза.)
Л.К.: Просто позволь им прийти. Просто потерпи абсолютное поражение. И там ты найдешь свой покой. Сдайся тому, что ты не знаешь ничего. Просто позволь этой боли прийти. И позволь этой свободе прийти. Свобода всегда там.
(Пауза.)
Г.Д.: И все же это очень странно. То, о чем ты говоришь. Я чувствую, что могу быть един с тобой, а ты просишь меня пойти туда, где мы разделены. И к тому же я чувствую эту боль, и мне непонятно: зачем всё это? Зачем Лиза предлагает мне это, когда я могу просто быть без всего этого. Но в то же время, я вижу, что это хорошо, и что это действительно может избавить меня от некоторых затруднений на относительном уровне в коммуникации, например. Но так ли это важно на самом деле – избавляться от этих затруднений?
Л.К.: Я не могу ответить. Ты должен найти эту честность в самом себе.
(Пауза.)
Л.К.: Ты знаешь, что происходило между мной и Роджером? Когда я встретила его, у меня была та же точка зрения: что всё едино и что ничего не надо делать. Мы жили вместе три года в лесу. Мы гуляли или проводили время в разговорах, сидя в патио. И он часто указывал мне на какие-то вещи на личностном уровне. И мне не нравилось, когда он это делал, потому что это причиняло боль. Он говорил, например: «Ты сейчас не честна». Или: «Ты не говоришь то, что ты хочешь». И я постоянно спорила с ним, но он был очень решителен и спрашивал: «Но что ты сейчас чувствуешь? Ведь твое тело говорит тебе, что я говорю правду. Ведь в нем возникает дискомфорт?» И я говорила: «Да». И он говорил: «Это означает, что в тебе есть что-то, в чем ты себе не признаешься, на что ты не смотришь». И я не знаю, почему, но каким-то образом я знала, что это правда, и что я действительно пыталась чего-то избежать. И он говорил: «Ты пытаешься избежать того-то и того-то». И что-то в моем теле действительно тряслось, а в своей голове я спорила с ним. И потом я проходила через такой процесс: я ложилась, и я чувствовала весь этот дискомфорт, всё это сопротивление тому, что он сказал, и я позволяла всему этому чувству дискомфорта просто подняться, я никак не пыталась этому сопротивляться, я просто позволяла прийти этому желанию драться с ним, быть правой, желанию, чтобы то, что он говорит, было ложью. И я просто позволяла всем этим мыслительным паттернам возникнуть. Хотя до этого я просто следовала учению о недвойственности и убеждала себя, что я никто, и когда что-то происходило на этом другом уровне, я просто подавляла это. И просто сидела в бытийности, в жизненности. А этот другой, относительный уровень – я отталкивала. И с одной стороны, это было прекрасно, потому что происходило пробуждение, но с другой стороны я видела, что Роджер говорит правду.
Так вот, он задевал меня, я спорила с ним немного, а потом постепенно сдавалась этому. Он уходил, например, работать в сад, или гулять с собаками, а я просто ложилась в постель и позволяла этому дискомфорту полностью захватить меня. И я не пыталась при этом добраться до какого-то пункта назначения, там не было мысли о том, что я буду чувствовать себя хорошо, когда это всё закончится. Я просто позволяла всему этому подняться. И это не что-то, чему я могу тебя научить. Я чувствую, что ты хочешь прийти к чему-то, к какому-то пункту назначения, но ты должен просто продолжать исследовать. На двух уровнях. На уровне Абсолюта ты уже есть То. Но на уровне тела, на уровне того, что на самом деле говорит тело (например, почему ты отвергаешь какие-то вещи)…
Но я не могу тебя убедить в этом. По какой-то причине, когда он говорил что-то и это что-то меня возмущало, меня так интересовала эта реакция – то, что мое тело чувствовало себя некомфортно от тех вещей, которые он говорит… меня так это интересовало! Так интересовало, что же именно я отвергаю. Меня интересовала эта боль. А в тебе я вижу глубокую веру и убеждение, что это не путь, и что ты должен оставаться в Сознании. И с этим совершенно всё в порядке, я не могу тебя разговорами вытащить из этого убеждения и доказать что-то. Дело просто в том, есть ли у тебя интерес в том, чтобы исследовать эту возникающую боль, или нет.
(Пауза.)
Просто почувствуй свое сопротивление.
Г.Д.: Может быть эта боль так сильна как раз из-за сопротивления?
Г.Д.: То есть ты хочешь, чтобы я озвучил сейчас весь этот нереальный стафф?
Л.К.: Да. Да, нереальный стафф.
Г.Д.: Ты знаешь. Я, конечно, могу дать какие-то интерпретации этих ощущений. Попытаться сказать, какие желания за ними стоят. Но я вижу, что это будут всего лишь интерпретации. И они выглядят реальными только в контексте всех этих убеждений, верований, которые и создают эту личность. И поэтому, если я даже и скажу что-то с этого уровня, то это не будет правдой. По сути, это даже невозможно – быть честным, разговаривая с этого уровня. По-настоящему честным. Потому что там все сделано из ложных убеждений, в том числе тот, кто попытается говорить правду. По-настоящему честным можно быть только глядя на все это сверху, с перспективы более широкого Сознания. И если смотреть на все эти вещи так, тогда я мог бы попытаться и извлечь те интерпретации, которые были бы более или менее точными, подходящими в моменте. И я мог бы записать это. Я так делал раньше. Но уже пару дней спустя, читая всё это, я видел, что да, эти интерпретации хороши, но уже не совсем соответствуют тому, что там теперь происходит. Потому что там, на личностном уровне, всё время всё меняется.
Л.К.: Да, всё время. Но что я прошу тебя сделать – так это просто спонтанно выговорить всё это, и не заботиться о том, что получится. Просто иди в ощущение и говори, например: «Я хочу денег, я хочу того-то». И даже не думай о том, что ты говоришь. Просто позволь этому высказаться, просто прошепчи хотя бы, что ты хочешь на относительном уровне, на человеческом уровне.
Г.Д.: Нет, ну я могу сказать, допустим, что я хочу женщину, это мое обычное желание. Но я вижу, что это на самом деле неправда. Я знаю точно, что это не то, чего я хочу на самом деле. Хотя мое подлинное глубинное желание может выражаться в таком вот виде и быть направленным на женщин.
Л.К.: Даже если это чувствуется как фейк, скажи, чего ты хочешь на относительном уровне от жизни. Как личность. Это может быть все, что угодно. Просто прямо сейчас, честно, чего ты хочешь? Просто позволь этому вырваться наружу. Что ты хочешь?
(Пауза, во время которой я пытаюсь выяснить, что же я чувствую и хочу, и как это можно обозначить словами.)
Г.Д.: Да… Сейчас я ощущаю грусть в области сердца. На энергетическом уровне. И я хотел бы, чтобы эти чувства меня покинули. Чувства эти усиливаются. Если бы я попытался превратить их в слова, это было бы… (Рассматриваю.) Да… Я чувствую, что если пойду глубже в эту грусть, то, вероятно, заплачу. Но что это такое, я не знаю. И теперь я чувствую желание понять, что это такое, получить какое-то объяснение этим ощущениям. Что же это? (Пауза.) Да! Эта грусть связана с невозможностью… с невозможностью иметь что-то.
Л.К.: Да!
Г.Д.: Да, с невозможностью получить те вещи, которые я бы хотел получить как личность.
Л.К.: Да. Позволь этому прийти. Иди в это чувство.
Г.Д.: Это грусть о невозможности быть такой личностью, которой я хотел бы быть.
Л.К.: Позволь этому подняться. Позволь этому чувству прийти. Просто обрати на него внимание. Что ты никогда не позволял себе то, чего ты хочешь. Что ты не можешь получить то, что ты хочешь. Что невозможно получить то, что ты хочешь, невозможно как-то это контролировать.
Г.Д.: Да. Если помнишь, была такая песня у Nine inch nails – «Something I can never have».
Л.К.: Да.
Г.Д.: Вот такое это ощущение.
(Начинаю смеяться.)
Г.Д.: В какой-то момент что-то внутри меня уже не может всерьез рассматривать эти вещи. Что-то внутри хочет заплакать, но этот плач тут же превращается в смех, и я могу только смеяться. И, честно говоря, я надеюсь, что это не избегание. Просто эти эмоции трансмутируют в счастье.
Л.К.: А теперь я хочу вбросить туда один вопрос. Просто спроси себя: «Чего именно я хочу сейчас?» Позволь себе посидеть некоторое время с этим вопросом и позволь ответу прийти. Будь абсолютно честен, отвечая на этот вопрос. Чего именно ты хочешь? Если бы ты мог получить сейчас все, что угодно. Что это было бы? Это может быть любое желание, которое только возникнет. Что-то, чего ты действительно хочешь. Это может быть любое желание, и оно может быть связано с этими ощущениями, но необязательно проистекать из них.
(Пауза, в ходе которой я пытаюсь установить, чего я на самом деле хочу. Поскольку в этот момент я вдруг начинаю ощущать сильное чувство отпускания и любви в сердце, я начинаю смеяться. Лиза тоже смеется. — Г.Д.)
Л.К.: Нет необходимости сообщать мне об этом желании. Если хочешь, можешь сказать. Но можешь и не говорить.
Г.Д.: Я не знаю. Я попробую сформулировать.
(Опять смеемся. При этом болезненные ощущения в отдельных участках тела увеличиваются до степени, когда их уже можно обозначить как реально сильную боль.)
Г.Д.: Это желание – просто исчезнуть в бытии, просто раствориться в здесь и сейчас. И не иметь никаких желаний совершенно. Ничего не хотеть и ничего не знать. Просто быть абсолютно в полном единстве с тобой. И я знаю, что это уже так. И я вижу это. Но там возникает эта боль, и она тянет к себе внимание.
Л.К.: ОК. Ты согласен пойти в это снова? В эту боль?
Г.Д.: Если нужно.
Л.К.: Да, пойди. И скажи мне: как это ощущается – быть здесь прямо сейчас? Для бытийности. Как это чувствуeтся?
Г.Д.: Это прекрасно. Но я не хочу это описывать, потому что как только я начну это описывать, появляется риск солгать, а я не хочу лгать. Вот, может быть, то желание, которое я должен озвучить, его можно сформулировать так: «я хочу быть честным, я не хочу лгать».
Л.К.: Да, теперь вернись к этому чувству. Это чувство «я не хочу лгать, я хочу быть честным и подлинным». Это очень красивое чувство. Потому что то, что мы делали, отождествляясь, это именно лгали самим себе. То есть в некотором смысле эта честность исходит напрямую из бытийности. Это очень хорошо. Просто побудь с этим сейчас.
(Небольшая пауза.)
Л.К.: А теперь отступи снова на личностный уровень. И посмотри, возникают ли какие-нибудь желания на личностном уровне. На абсолютном уровне ты уже обозначил свое желание, и оно прекрасно, и прекрасно, что ты его высказал. А теперь позволь личности, даже если это чувствуется как некая слабина, позволь ей сказать, что она хочет. Все, что ты не сделал, но хотел бы сделать. Все, чем бы ты хотел быть, но не стал.
Г.Д.: ОК. Понимаю.
(Пауза, во время которой я всматриваюсь в свои ощущения и пытаюсь как-то вербализовать их и интерпретировать их как определенные желания.)
Г.Д.: Да, что-то там такое есть. Что-то есть.
Л.К.: Если бы ты мог написать историю об этом, что бы ты написал? Не на глубинном уровне, не на уровне пробуждения. Это все прекрасно, но нет. Просто на уровне личности, все эти старые обрывки личности.
Это хорошее определение. Согласен.
Но заметьте, что это определение из буддизма и мало кто из учителей неоадвайты, о которых я и говорил, его исповедует. Потому, что уже есть чудесное учение буддизма :)
Что по вашему является страданием, а также что является причиной страданий и как их устранить?
Так что это чистая пропаганда.
Личное дело каждого как своё эго баловать — то ли я крутой веган, то ли адвайтин.
А рассказы о страданиях животных это всё для слезливо сопливых девочек и мальчикоф.
Люди мрут в мире миллионами, а тут кто-то убеждает, что нужно теляток поберечь.
Хорошо. Вы меня отослали. Спасибо :)
Я своё написал. Вы покритиковали. Я попросил написать ваше, а затем объяснить что такое страдание и какова его причина. Вместо конструктивного обсуждения, я получаю странные коменты обо всём на свете.
Я могу долго рассуждать на разные темы и мне есть что сказать интересного, но вам как бы не интересно. Но хотя бы элементарные правила ведения дискуссия соблюсти можно? Сказал А говори и Б. Отвечать за свои слова нужно. Или нет?
Почему бы просто не отсылать меня к буддизму, а объяснить своё понимание своими словами. Если оно у вас есть.
Если Вы считаете, что классика руллит, а весь этот сайт (и ему подобные), где люди делятся своим пониманием, это зло, то я не буду с вами спорить :)
То что вы называете законом Ома есть концепция.
Сначала была физика Ньютона, а потом Ейнштейна. Следую вашей логике, законы изменились при Эйнштейне
Нет?
Г.Д.: Да, потому что боль в теле уже очень сильная. Я не знаю, делаешь ли ты что-то, но ощущение такое, что ты действительно делаешь что-то энергетически. Каждое твое слово ощущается как гвоздь, который вбивают в мое тело. Это больно физически. И, конечно, я хочу уйти от этой боли. Я не готов, к тому, чтобы меня прямо сейчас распяли.
Л.К.: Да. Но та история – это история пробуждения.
Г.Д.: Да, я знаю. И вижу, что распятие неизбежно.
Л.К.: Да, понимаю твои чувства.
Лиза смотрит на часы и, удивленная тому, что уже прошло два часа, сообщает о том, что у нее уже должна быть другая встреча.
Источник: КОЛОНКИ ПЕРЕМЕН Глеб Давыдов Лиза Кернз: «Посмотри в глаза своим демонам»
Л.К.: Когда кто-то сопротивляется энергетически, как ты вначале этого разговора, это утомляет. Но когда люди не сопротивляются, это наполняет энергией. Создается такой круг, по которому течет энергия. А когда кто-то сопротивляется, то это трудная работа. И обычно во время бесед я просто выгоняю людей, если они слишком сопротивляются. Или просто прошу их присесть обратно на свое место.
Г.Д.: Ты знаешь, это так приятно – разговаривать с тобой, что я просто не могу завершить это интервью. Так что если тебе надо будет идти, ты скажи. Ты очень красивая, спасибо тебе.
Л.К.: О, спасибо, ты тоже очень красивый.
Г.Д.: И спасибо, что ты обратила мое внимание на эти вещи снова. И спасибо, что обращаешь внимание людей на эти вещи. Ты делаешь очень красивую работу.
Л.К.: Да, я чувствую, что это большое благословение – иметь возможность выражать эти вещи.
Г.Д.: Эта боль у меня в теле, она, наверное, действительно связана с желанием выражать себя более свободно, более реально. Потому что она выглядит как некое препятствие, не позволяющее энергии проходить.
Л.К.: Да, и ты просто посмотри на то, что мешает. Это просто страх не быть принятым. Мы должны стать снова настоящими на человеческом уровне. Не совершенными, не просветленными…
Г.Д.: Да, я даже знаю, откуда взялся этот страх. Я могу вспомнить конкретные случаи из детства. Но это знание не помогает… Может быть, я недостаточно честен и не говорю себе всего?
Л.К.: Да! Тебе просто нужно быть честным с самим собой. И Роджер очень помог в этом мне. Потому что у меня была эта отождествленность с желанием быть просветленной и тому подобное. И он постоянно указывал мне на мою ложь, и каждый раз, когда он это делал, это причиняло мне адскую боль. Потому что я хотела, чтобы эта ложь была правдой. И всё это дошло до того, что в какой-то момент я стала очень подлинной – если я чувствовала ревность, я просто говорила: «Я чувствую ревность». Если я злилась, я говорила: «Я чувствую злость». Я не пыталась это как-то скрыть или убедить себя, что это не так. Я просто признавала, что да, я злюсь. Я действительно стала вновь как ребенок, стала вести себя так, как дети себя ведут.
Г.Д.: Когда ваши отношения с Роджером прекратились, было ли это больно для тебя?
Л.К.: Это было действительно больно, потому что мы жили вместе три года, и мы жили в лесу, в его доме, и это чувствовалось так, будто я потеряла все – всю свою жизнь. Это не было больно на романтическом уровне, потому что романтической влюбленности между нами тогда уже не было. Но на физическом уровне… Если он терял просто меня, то я теряла не только его, но я теряла мою визу, мой дом – всё. И в этом смысле это было больно, но это был прекрасный опыт, потому что я была честна с собой. Я не ненавидела его, я не ненавидела то, что произошло, я не отвергала этого, я была просто тотально честна в этом огромном чувстве потери и одиночества, которое у меня было. И это и был тот момент, когда случилось мое пробуждение, большое пробуждение. Когда я уехала от него. Я обнаружила, что это чувство естьности, это чувство любви, которого все ищут, всегда было там. И ничто не могло изменить этого. Несмотря на то, что я попала в совершенно другое окружение. Мои собаки на самом деле никуда не ушли, мой дом никуда не ушел, мой Роджер никуда на самом деле не ушел от меня – всё это было там, вся моя жизнь была там, в этом настоящем моменте. Это была иллюзия – будто все эти вещи принадлежат времени и что я чего-то потеряла. Их сущность всё еще здесь. И вот тогда случилось пробуждение. Когда я потеряла всё.
И мне было всего 30 лет, а когда я начала жить с ним, мне было 26-27 лет, и это были мои первые большие отношения. Поэтому с одной стороны это ощущалось как такая большая потеря, а с другой стороны это позволило мне увидеть, что я не могу ничего потерять, потому что всего этого не существует, и что всё, что я думала будто я потеряла, было со мной в этом настоящем моменте. Ты не можешь никогда ничего потерять. И это пришло с такой огромной честностью – я не уходила ни в какую ненависть, ни в какие истории, а просто была с этим настоящим непеработанным чувством потери. И в этой честности я действительно увидела истину – что никогда не было ничего, что я могла бы потерять. И это было прекрасно.
И это чувство одиночества превратилось в чувство единого. Это личностное одиночество превратилось во «всё одно», в единство. Но это пришло после стольких лет притворства, будто я пробуждена, будто я Сознание. И это была энергетическая перемена – от чувства, что я отделена, к чувству, что я не отделена.
Мне нужно было пройти через эти три года жизни с Роджером, чтобы стать по-настоящему собой. На человеческом уровне. Зная недвойственность, я стала собой и на человеческом уровне. И теперь, если я чувствовала себя уязвимой, то я чувствовала себя уязвимой, если я чувствовала себя грустной, то я чувствовала себя грустной. Чувствуя себя счастливой, мне не нужно уже было стараться быть кем-то, кто счастлив. Мне теперь не нужно было говорить себе, что я счастлива. Мне не нужно было говорить себе, что я не делатель или что я Сознание, которое наблюдает грусть, нет, я просто была грустью. И вот здесь, в переживаниях – нет разделенности. А не в попытке отодвинуться от переживаний. Дом в том, что происходит. А не в чем-то, что смотрит на то, как что-то происходит, и отделяет себя от того, что происходит. Ты можешь быть только в том, что происходит. Потому что это всё одно. Это и есть недвойственность.
Г.Д.: Да, спасибо, так мне стало гораздо понятнее, о чем ты.
Л.К.: Да, ты должен стать честным на человеческом уровне.
Г.Д.: Я стараюсь, как могу. Но действительно, там есть все эти страхи, о которых ты упомянула.
Л.К.: Да, и ты должен позволить им подняться. Потому что ты достоин любви, просто такой, какой ты есть. Это была просто мысль, что ты не достоин, и что ты недостаточен и тебе нужно быть кем-то другим. Это то, откуда приходили страдания. То есть просто будь реальным. Если ты видишь людей и вдруг чувствуешь страх, чувствуй это, не пытайся уйти в «Я есть Сознание». Просто боись, просто будь этим страхом. Вот что означает быть воином. Вот что такое быть живым.
Г.Д.: Но если я буду делать так, то я вообще не смогу перестать бояться. Например, я чувствую страх, чувствую это энергетическое движение в своем теле. Если в этот момент я иду в этот страх (вместо того, чтобы просто смотреть на него с более широкой перспективы, оставаясь просто свидетелем), если я иду в него, то я просто отождествлюсь с этим страхом и начинаю бояться еще сильнее. А если просто смотрю, то страх очень быстро проходит.
Л.К.: Я много лет пыталась вот так отстраняться от своих чувств, используя «недвойственность». А потом я встретила Роджера, и он просто не позволил мне больше делать это, он заставил меня посмотреть на себя, заставил меня взглянуть в глаза своим демонам.
Г.Д.: Которых не существует…
Г.Д.: Возможно, в этом загвоздка: я уверен, что свобода не в хотениях, а в отсутствии хотений.
Л.К.: Да, но хотения – это то, как функционирует тело. Если бы ты не хотел завтракать, то ты бы не ел. Это очень базовые желания, через них функционирует тело. Ты завтракаешь, потому что появляется желание поесть. И так же нет ничего неправильного в том, чтобы хотеть секса, или чтобы стремиться к чистоте. Поиск происходит из попытки избежать всех этих вещей. Поиск появляется, когда ты выстраиваешь отождествленность на базе: «Это неправильно – хотеть, я не должен хотеть, я должен только хотеть быть приятным». Но ты хочешь быть злым! И нужно вернуться к тому, чтобы быть полностью человеческим существом, до животного уровня – на котором ты хочешь секса, хочешь есть, хочешь прекрасную квартиру. И потом увидеть, что есть другой элемент, который не есть всё это. И что хотение квартиры, секса, еды, любовника – никогда не принесут тебе свободы. Что это было просто способом функционирования тела. Свобода не приходит из хотений, любовь не приходит от хотения. Она приходит от того, что происходит. Но тело движется по направлению к удовольствиям и избегает боли. Тело естественным образом делает это. А мы пытаемся отрицать свои ощущения, мы пытаемся жить в этой истории про Сознание. И тем самым отрицаем свою человеческую природу.
Нет никакой необходимости отказываться от человеческой формы. Человеческая форма это движение по направлению к удовольствиям и избегание боли, а мы создаем эту отдельную сущность, которая всегда нечестна, которая всегда лжет, она говорит: «Тебе не позволено быть тем-то и тем-то».
Дом не в том, чего именно ты хочешь. Но хотеть это часть человеческой природы, движение к удовольствию это часть того, чтобы быть человеческим существом. Так что ты должен быть честным на уровне человеческой природы, этого нельзя избегать, ты должен это понять.
Г.Д.: Но это невозможно – быть честным на этом уровне. Я не понимаю, как можно быть честным на уровне человеческой природы.
Л.К.: Это восходит к первичным базовым человеческим инстинктам. Как ребенок. Ты знаешь, как ребенок вдруг начинает бегать по комнате, просто потому что он чувствует так. А потом вдруг начинает плакать и кричать, потому что это так чувствуется. Так и ты должен вернуться к своим изначальным желаниям, к своему изначальному способу бытия человеком, вместо того, чтобы жить в соответствие с тем, как тебя научили, и отрицать свои изначальные желания. Это как вернуться к состоянию ребенка, к этому невинному человеческому уровню.
Г.Д.: ОК, понимаю.
Л.К.: Тело взрослое, но ты вновь становишься невинным. И вот поэтому многие духовные учителя обучают всем этим вещам, и отсюда же эти техники Ошо.
И хотя во всех этих техниках нельзя обнаружить свободу, в то же время их иногда нужно делать, чтобы понять, чего же ты хочешь. Потому что ты забыл, чего ты на самом деле хочешь на человеческом уровне, из-за того, что поверил во все эти идеи.
Эти желания – это скорее ощущения тела. Ты видишь еду и чувствуешь в теле, что хочешь ее. Это не какая-то интеллектуальная вещь.
Г.Д.: Хорошо, понимаю.
(Пауза, во время которой я вглядываюсь в ощущения тела.)
Г.Д.: Да, конечно, я чувствую себя очень ограниченным на этом человеческом уровне. И есть желание быть более свободным и на этом уровне тоже. Хочется некой свободы выражения. И я вижу сейчас, насколько велик разрыв между мной как живым существом и тем, в какие идеи и мысли о себе я верю. Насколько они противоречат друг другу. Точнее, я бы сказал, эти две вещи почти не связаны друг с другом.
Л.К.: Да. И именно поэтому я часто предлагаю людям пойти в тело. Учения о Сознании тоже важны, но нужно также и понять, что такое быть человеческим существом. И что такое быть собой на человеческом уровне.
Г.Д.: Да, но эта боль в теле становится все сильнее…
Л.К.: Я думаю, это хорошо. Таким образом оно выходит.
Г.Д.: Чувствуется, будто там что-то застряло.
Л.К.: Да, это то, как ты чувствуешь себя на человеческом уровне. Когда ты ребенок, ты просто выражаешь себя. Но когда ты выучиваешь все эти идеи о том, кем ты должен быть, и чем больше твои родители и общество внушают тебе, кем тебе нужно быть, ты начинаешь чувствовать глубоко внутри, что ты не должен быть таким, какой ты есть. И будто того, какой ты есть, недостаточно. И ты усваиваешь все эти идеи от общества, а внутри ты начинаешь себя чувствовать ограниченным и недостаточным как человеческое существо. И то, как ты выражаешь себя, становится недостаточным для тебя. И из-за этого ты пытаешься стать еще более кем-то другим, чем ты есть. В то время как ты, будучи ребенком, был абсолютно совершенным. Когда тебе было три или четыре года, тебя совсем не заботило, например, что о тебе подумают люди. Тебя не беспокоило то, как ты выглядишь, когда обедаешь, или то, чего ты желаешь. Тебе не стыдно было заплакать или закричать. Тебя не стыдила твоя нагота. Как Адама и Еву до того, как они были изгнаны из рая. Тебе не было стыдно за себя. Ты просто был таким, каким был. И это то, к чему тебе нужно вернуться на человеческом уровне. Я не имею в виду, что тебе должно опять стать три года, ты теперь взрослый, но я о том, что тебе нужно вернуться к этой невинности бытия. И если ты хочешь еды, ты говоришь «Я хочу еды», а не оглядываешься вокруг и создаешь эту отождествленность, пытаясь понять, как тебе вести себя, чтобы тебя полюбили. («Если я поведу себя так, то это оценят более всего».) Нет, ты будешь тем, кто ты есть в этот момент, и возьмешь на себя этот риск, не думая о том, понравится это людям или нет. Это значит быть абсолютно рискованным, не знать, что произойдет. Ты просто такой, как ты есть. И это действительно пугает, потому что ты не знаешь, к чему это все приведет. Ведь ты для этого создал эту личность – чтобы можно было формулировать, каков будет результат того или иного поведения и как отреагируют другие, вместо того чтобы быть тем, кто ты есть.
Вот что означает честность. На человеческом уровне она проявляется в том, чтобы быть тотально таким, как ты есть, в каждом моменте. И быть абсолютно комфортным по поводу того, чего ты хочешь, чего ты желаешь и что люди о тебе подумают – полюбят ли они тебя, или нет.
Я была интровертом, и я бы никак не смогла проводить эти беседы, если бы не пробуждение. Потому что не такова была структура моей личности. А теперь всё, что мне требуется делать, это сесть и говорить из моего сердца. Просто быть честной.
И, конечно же, это все нереально, конечно. Но эти вещи сидят в теле, и мы не хотим их знать.
(Пауза.)
На человеческом уровне чувствуешь ли ты, что ты достаточно хорош? Чувствуешь ли ты какой-то стыд за то, кто ты на человеческом уровне? Любишь ли ты себя на человеческом уровне?
Г.Д.: Ну, не стыд, нет. Я бы сказал, ОК, более или менее. Но могло бы быть гораздо лучше. Как-то так. Но в этом уже нет особой проблемы. Я не возражаю. Сейчас уже не возражаю. Раньше, еще года три назад, может быть, я действительно хотел быть кем-то особенным, кем-то более крутым. Теперь это не так. Во многом потому, что я вижу теперь, что подобные желания неистинны, и их исполнение все равно ни к чему хорошему не ведет. И уже года три я не поддерживаю их энергетически, не обращаю на них внимания, и они постепенно ослабевают и уходят.
Л.К.: Когда ты говоришь это, чувствуется ли это для тебя как правда или все же в этом есть боль?
Г.Д.: Нет, боли нет.
Л.К.: Ты чувствуешь, что эти слова исходят из истинного пространства?
Г.Д.: Не совсем. Это некая смесь сейчас. Ты же просила меня побыть на уровне личности… Так что сейчас, когда я говорю это, наполовину это такое убеждение личности, а наполовину это действительно ощущается так. Но уверенности, во всяком случае, нет. К тому же я чувствую сейчас всю эту боль в теле. И, конечно, это некомфортно – испытывать все эти ощущения. И я действительно хочу убежать от них. В состоянии присутствия они проявляются сильно, но глубже они исчезают.
(Пауза.)
Л.К.: Просто позволь им прийти. Просто потерпи абсолютное поражение. И там ты найдешь свой покой. Сдайся тому, что ты не знаешь ничего. Просто позволь этой боли прийти. И позволь этой свободе прийти. Свобода всегда там.
(Пауза.)
Г.Д.: И все же это очень странно. То, о чем ты говоришь. Я чувствую, что могу быть един с тобой, а ты просишь меня пойти туда, где мы разделены. И к тому же я чувствую эту боль, и мне непонятно: зачем всё это? Зачем Лиза предлагает мне это, когда я могу просто быть без всего этого. Но в то же время, я вижу, что это хорошо, и что это действительно может избавить меня от некоторых затруднений на относительном уровне в коммуникации, например. Но так ли это важно на самом деле – избавляться от этих затруднений?
Л.К.: Я не могу ответить. Ты должен найти эту честность в самом себе.
(Пауза.)
Л.К.: Ты знаешь, что происходило между мной и Роджером? Когда я встретила его, у меня была та же точка зрения: что всё едино и что ничего не надо делать. Мы жили вместе три года в лесу. Мы гуляли или проводили время в разговорах, сидя в патио. И он часто указывал мне на какие-то вещи на личностном уровне. И мне не нравилось, когда он это делал, потому что это причиняло боль. Он говорил, например: «Ты сейчас не честна». Или: «Ты не говоришь то, что ты хочешь». И я постоянно спорила с ним, но он был очень решителен и спрашивал: «Но что ты сейчас чувствуешь? Ведь твое тело говорит тебе, что я говорю правду. Ведь в нем возникает дискомфорт?» И я говорила: «Да». И он говорил: «Это означает, что в тебе есть что-то, в чем ты себе не признаешься, на что ты не смотришь». И я не знаю, почему, но каким-то образом я знала, что это правда, и что я действительно пыталась чего-то избежать. И он говорил: «Ты пытаешься избежать того-то и того-то». И что-то в моем теле действительно тряслось, а в своей голове я спорила с ним. И потом я проходила через такой процесс: я ложилась, и я чувствовала весь этот дискомфорт, всё это сопротивление тому, что он сказал, и я позволяла всему этому чувству дискомфорта просто подняться, я никак не пыталась этому сопротивляться, я просто позволяла прийти этому желанию драться с ним, быть правой, желанию, чтобы то, что он говорит, было ложью. И я просто позволяла всем этим мыслительным паттернам возникнуть. Хотя до этого я просто следовала учению о недвойственности и убеждала себя, что я никто, и когда что-то происходило на этом другом уровне, я просто подавляла это. И просто сидела в бытийности, в жизненности. А этот другой, относительный уровень – я отталкивала. И с одной стороны, это было прекрасно, потому что происходило пробуждение, но с другой стороны я видела, что Роджер говорит правду.
Так вот, он задевал меня, я спорила с ним немного, а потом постепенно сдавалась этому. Он уходил, например, работать в сад, или гулять с собаками, а я просто ложилась в постель и позволяла этому дискомфорту полностью захватить меня. И я не пыталась при этом добраться до какого-то пункта назначения, там не было мысли о том, что я буду чувствовать себя хорошо, когда это всё закончится. Я просто позволяла всему этому подняться. И это не что-то, чему я могу тебя научить. Я чувствую, что ты хочешь прийти к чему-то, к какому-то пункту назначения, но ты должен просто продолжать исследовать. На двух уровнях. На уровне Абсолюта ты уже есть То. Но на уровне тела, на уровне того, что на самом деле говорит тело (например, почему ты отвергаешь какие-то вещи)…
Но я не могу тебя убедить в этом. По какой-то причине, когда он говорил что-то и это что-то меня возмущало, меня так интересовала эта реакция – то, что мое тело чувствовало себя некомфортно от тех вещей, которые он говорит… меня так это интересовало! Так интересовало, что же именно я отвергаю. Меня интересовала эта боль. А в тебе я вижу глубокую веру и убеждение, что это не путь, и что ты должен оставаться в Сознании. И с этим совершенно всё в порядке, я не могу тебя разговорами вытащить из этого убеждения и доказать что-то. Дело просто в том, есть ли у тебя интерес в том, чтобы исследовать эту возникающую боль, или нет.
(Пауза.)
Просто почувствуй свое сопротивление.
Г.Д.: Может быть эта боль так сильна как раз из-за сопротивления?
Л.К.: Да. Да, нереальный стафф.
Г.Д.: Ты знаешь. Я, конечно, могу дать какие-то интерпретации этих ощущений. Попытаться сказать, какие желания за ними стоят. Но я вижу, что это будут всего лишь интерпретации. И они выглядят реальными только в контексте всех этих убеждений, верований, которые и создают эту личность. И поэтому, если я даже и скажу что-то с этого уровня, то это не будет правдой. По сути, это даже невозможно – быть честным, разговаривая с этого уровня. По-настоящему честным. Потому что там все сделано из ложных убеждений, в том числе тот, кто попытается говорить правду. По-настоящему честным можно быть только глядя на все это сверху, с перспективы более широкого Сознания. И если смотреть на все эти вещи так, тогда я мог бы попытаться и извлечь те интерпретации, которые были бы более или менее точными, подходящими в моменте. И я мог бы записать это. Я так делал раньше. Но уже пару дней спустя, читая всё это, я видел, что да, эти интерпретации хороши, но уже не совсем соответствуют тому, что там теперь происходит. Потому что там, на личностном уровне, всё время всё меняется.
Л.К.: Да, всё время. Но что я прошу тебя сделать – так это просто спонтанно выговорить всё это, и не заботиться о том, что получится. Просто иди в ощущение и говори, например: «Я хочу денег, я хочу того-то». И даже не думай о том, что ты говоришь. Просто позволь этому высказаться, просто прошепчи хотя бы, что ты хочешь на относительном уровне, на человеческом уровне.
Г.Д.: Нет, ну я могу сказать, допустим, что я хочу женщину, это мое обычное желание. Но я вижу, что это на самом деле неправда. Я знаю точно, что это не то, чего я хочу на самом деле. Хотя мое подлинное глубинное желание может выражаться в таком вот виде и быть направленным на женщин.
Л.К.: Даже если это чувствуется как фейк, скажи, чего ты хочешь на относительном уровне от жизни. Как личность. Это может быть все, что угодно. Просто прямо сейчас, честно, чего ты хочешь? Просто позволь этому вырваться наружу. Что ты хочешь?
(Пауза, во время которой я пытаюсь выяснить, что же я чувствую и хочу, и как это можно обозначить словами.)
Г.Д.: Да… Сейчас я ощущаю грусть в области сердца. На энергетическом уровне. И я хотел бы, чтобы эти чувства меня покинули. Чувства эти усиливаются. Если бы я попытался превратить их в слова, это было бы… (Рассматриваю.) Да… Я чувствую, что если пойду глубже в эту грусть, то, вероятно, заплачу. Но что это такое, я не знаю. И теперь я чувствую желание понять, что это такое, получить какое-то объяснение этим ощущениям. Что же это? (Пауза.) Да! Эта грусть связана с невозможностью… с невозможностью иметь что-то.
Л.К.: Да!
Г.Д.: Да, с невозможностью получить те вещи, которые я бы хотел получить как личность.
Л.К.: Да. Позволь этому прийти. Иди в это чувство.
Г.Д.: Это грусть о невозможности быть такой личностью, которой я хотел бы быть.
Л.К.: Позволь этому подняться. Позволь этому чувству прийти. Просто обрати на него внимание. Что ты никогда не позволял себе то, чего ты хочешь. Что ты не можешь получить то, что ты хочешь. Что невозможно получить то, что ты хочешь, невозможно как-то это контролировать.
Г.Д.: Да. Если помнишь, была такая песня у Nine inch nails – «Something I can never have».
Л.К.: Да.
Г.Д.: Вот такое это ощущение.
(Начинаю смеяться.)
Г.Д.: В какой-то момент что-то внутри меня уже не может всерьез рассматривать эти вещи. Что-то внутри хочет заплакать, но этот плач тут же превращается в смех, и я могу только смеяться. И, честно говоря, я надеюсь, что это не избегание. Просто эти эмоции трансмутируют в счастье.
(Пауза, в ходе которой я пытаюсь установить, чего я на самом деле хочу. Поскольку в этот момент я вдруг начинаю ощущать сильное чувство отпускания и любви в сердце, я начинаю смеяться. Лиза тоже смеется. — Г.Д.)
Л.К.: Нет необходимости сообщать мне об этом желании. Если хочешь, можешь сказать. Но можешь и не говорить.
Г.Д.: Я не знаю. Я попробую сформулировать.
(Опять смеемся. При этом болезненные ощущения в отдельных участках тела увеличиваются до степени, когда их уже можно обозначить как реально сильную боль.)
Г.Д.: Это желание – просто исчезнуть в бытии, просто раствориться в здесь и сейчас. И не иметь никаких желаний совершенно. Ничего не хотеть и ничего не знать. Просто быть абсолютно в полном единстве с тобой. И я знаю, что это уже так. И я вижу это. Но там возникает эта боль, и она тянет к себе внимание.
Л.К.: ОК. Ты согласен пойти в это снова? В эту боль?
Г.Д.: Если нужно.
Л.К.: Да, пойди. И скажи мне: как это ощущается – быть здесь прямо сейчас? Для бытийности. Как это чувствуeтся?
Г.Д.: Это прекрасно. Но я не хочу это описывать, потому что как только я начну это описывать, появляется риск солгать, а я не хочу лгать. Вот, может быть, то желание, которое я должен озвучить, его можно сформулировать так: «я хочу быть честным, я не хочу лгать».
Л.К.: Да, теперь вернись к этому чувству. Это чувство «я не хочу лгать, я хочу быть честным и подлинным». Это очень красивое чувство. Потому что то, что мы делали, отождествляясь, это именно лгали самим себе. То есть в некотором смысле эта честность исходит напрямую из бытийности. Это очень хорошо. Просто побудь с этим сейчас.
(Небольшая пауза.)
Л.К.: А теперь отступи снова на личностный уровень. И посмотри, возникают ли какие-нибудь желания на личностном уровне. На абсолютном уровне ты уже обозначил свое желание, и оно прекрасно, и прекрасно, что ты его высказал. А теперь позволь личности, даже если это чувствуется как некая слабина, позволь ей сказать, что она хочет. Все, что ты не сделал, но хотел бы сделать. Все, чем бы ты хотел быть, но не стал.
Г.Д.: ОК. Понимаю.
(Пауза, во время которой я всматриваюсь в свои ощущения и пытаюсь как-то вербализовать их и интерпретировать их как определенные желания.)
Г.Д.: Да, что-то там такое есть. Что-то есть.
Л.К.: Если бы ты мог написать историю об этом, что бы ты написал? Не на глубинном уровне, не на уровне пробуждения. Это все прекрасно, но нет. Просто на уровне личности, все эти старые обрывки личности.
(Пауза.)
Но заметьте, что это определение из буддизма и мало кто из учителей неоадвайты, о которых я и говорил, его исповедует. Потому, что уже есть чудесное учение буддизма :)
Что по вашему является страданием, а также что является причиной страданий и как их устранить?
Приведите то определение, которое вы для себя считаете наиболее конкретным и рабочим