Felix:
Всегда прекрасные стихи. Но друг мой ТО ЧТО ЕСТЬ это праздник, а у тебя всегда немножко похороны.
«ПРАЗДНИК»
глава из поэмы «Возвращенье на Родину»
1
Наконец, устав от одиночества, он решил отыскать Другого.
Он так и сказал — Приди! — но лукавое эхо сказало в ответ —
… иди!.. — и он пошел прямо вперед, и когда, однажды, уперся в
собственную спину — он горько заплакал, ибо пройдя круг жизни,
никого он не встретил, кроме себя самого.
Тот, Другой, был так огромен, или так мал, что казалось Его не
было вовсе: было много людей, много слов и много событий, но все
это был не Он, а некий волшебный морок. И вгрызаясь в грудинку, он
пытался давно уже думать так: это я ем Его; и выпивая стакан вина:
это я пью Его… и все же он догадывался о том, что стремится обмануть
себя, а Тот, Другой, оставался таким же недоступным, как и был, —
а были только вещи и тени вещей, только люди и тени людей, только
солнце и тень от солнца… — Да и сам я — не только ли чья-то
тень? — так он подумал однажды, но не сумел как следует додумать
эту сложную, странную мысль. Он отчаянно знал — Я есть! есть…
Но этого ему уже не хватало для счастья, радости и блаженства, на
которые он как-то само собой предьявлял незыблемые, как казалось
ему, права.
Как стрела, он был нацелен вовне — всегда от себя — в бездонное
око, казавшейся светом, тьмы — там искал он Другого, искал, и —
не находил.
Между тем, надежда на Встречу ослабевала и он уже впускал временами
в свое детское сердце смертельный холод отчаянья, и, стиснув зубы,
цедил сквозь них космический хладный мрак, и редкие звезды, касаясь
его зубов, нежно и долго звенели, и этот звон был тот самый звон
погребальный, когда хоронили Праздник.
2
Вся моя жизнь была подготовкой к жизни.
Я жил как шел, а шел я на Праздник.
Ведь появление свое на свет я так и понял, как приглашение на Праздник. Если меня и разубеждали в детстве, то как-то неубедительно, и я не поверил: я слишком
Читать дальше →
.
Мёртвые стоят у моего предела,
Молча стоят ничего не просят.
В эту сторону юность моя глядела,
А сегодня борода поседела,
Всё равно там годы мои не сбросят.
Сколько есть входи, желанный суженый,
Смерть не знает возрастной прелести.
И не боится глотки лужёной,
И напрасно любят её пижоны,
И смешон ей горький пафос мести.
Я давно тут в сердце твоём обжилась,
Ариадны нитью к тебе пришилась,
И давно прибрать бы тебя решилась,
Если б этот Свет мне в глаза не бил.
Почему, я спрашиваю, Михаил.
Этот парень странный, я сам не знаю,
Но любую порчу с него снимаю,
— Повелел Всевышний, и все дела.
Я люблю когда я не понимаю,
Я люблю смотреть как прозрачна мгла.
.
Никуда не пойду никуда
Буду дома сидеть кочерыжкой
Дегустируя вкусные книжки
Хоть и это давно ерунда
Потому что пришла пустота
Как молчание, как говоренье
Как страдание, как откровенье
Но и это уже ерунда
Вот и смотришь в пространство как пень
До корней корешков изумлёный
И не можешь найти свою тень
Только свет пустоты оголённой
Я давно не живу, а летаю.
Пустоту, словно книгу, листаю.
Интересная вещь – пустота.
Оторваться нет сил – так бездонна,
Так прекрасна, и так отрешенна,
Словно мрамор целуешь в уста.
В себя заглянул и увидел
Ближе всего к дневному сознанию сильная боль и горчайшие слёзы.
Чуть глубже – печаль и тончайшая нежность.
Чуть глубже – огромная нежность и радости вечной зарницы.
Под ними – сбивающий с ног и мозг вынимающий вопль безусловной любви,
восходящей как грозное солнце;
Здесь личность сдаёт рубежи и сгорает бессмысленный ум,
Но вещее сердце живёт ослепительной жизнью,
И видит бескрайний всего отрешённый покой,
Подобный алмазной, себя разумеющей, глыбе.
И далее мрак невозможности что-либо знать…
.
Присниться самому себе,
и в этом сне совсем забыться,
всю вечность простоять в мольбе
Тому, которому всё снится.
.
Как ты можешь проснуться, если ты никогда не спал?
Персонаж задумался, сделал вид, что он тут совсем не при чём:
Он ведь с детства, помнится, был пуглив,
А тотальный смысл растворяет боль, растворяет страх, а он к ним привык…
Точнее сказать – состоит из них,
Такова реальность этого существа.
Ему легче поверить, что это сон,
Который кончится навсегда,
Чем узнать самого себя
в этом ужасе и тоске.
*
На устах моего сердца вкус горечи обрёл свою отчизну
В диком полынном поле заблудилась душа
Она стала кустом полыни
На ветру
Одиночество серое нежно-смертельное чуткое страшное
Осыпает во мне бесконечные серые хрупкие тихие листья
Это древо чья крона пуста вековечно черна
Это древо чей ствол невозможно объять пониманьем
Это древо чьи корни живут и шевелятся в бездне
Осыпает в меня осыпает меня прорастает в меня неизбежно
Это я осыпаюсь бесцветными листья-стихами
Листья кожа моя это я сам себя покидаю причудливо странно
Избежать неизбежного о невозможно не нужно
Пусть свершится всё так как свершается ныне мгновенно
Я шепчу я молчу исчезаю в словах прикровенно
*
усталость ломает кости
но не развязывает узлы
не уменьшает злости
не сметает с души золы
усталость она такая — обрушится — свет туши
впрочем втяни икая
пяточку анаши
у анаши своя душа
древняя мудрая
если у тебя мозги — не лапша
примешь зеленокудрую
она тебя вразумит
воротник поднимет пальто
станешь иезуит
по кличке «никто»
ходи себе средь миров стоглазым аргусом
прикидывай что к чему
я не успел как должно простится с августом
теперь ноябрь уму
мы все тут — сирые дети
в этой сырой москве
много беды на свете
не удержать в голове
просто собою будь
просто собою будь
и ты увидишь небо в алмазах
весь сногсшибательный Путь
там тебя типа ждут
вот и расшитый золотом халат
масло по пальцам — жрут
рис или мармелад
вписывайся по полной
выкорчуй душу нах
волны всего лишь волны
особенно если Бах
***
artazar