Инара
@Ia-ha

Клара Лемминг (возможно, псевдоним М.Л. Гаспарова)

Король Лир

Я — Лир, король без королевства.
Сперва я видел плохих людей хорошими,
После вовсе не видел хороших людей,
А потом увидел, что их немало:
Корделия, Эдгар, шут…
Но с ума я сошел тогда,
Когда заглянул за кулисы
И увидел, как шут снимает колпак
И переодевается Корделией.
Значит, хороший человек — всего один,
Только надевает разные маски,
Чтобы мы не теряли надежды.

* * *

Я подстрочник,
Я прозрачник —
Между словом и делом,
Между человеком и человеком.
Я довесок к порции нужного,
Ложка меда в дегте или дегтя в меду,
Муть в стекле,
Шум в слухе.
Чем меньше меня, тем лучше.
Я посредник —
Чтобы кто-то понял другого,
Чтобы кто-то понял сам себя.
Поэт, подстрочник, переводчик, читатель,
А читатель, может быть, сам поэт —
И сначала, и по кругу:
Мир играет в испорченный телефон.
Не хочу быть порчею — быть собою.
Это вроде кровообращения:
Если жила самоутверждается —
Это спазм, и человек умирает.
Не нужно, чтоб меня чувствовали.
Я — подстрочник —
Переводом пусть будет кто-нибудь другой.

Со времен возникновения сознания и речи, то есть, собственно, с момента своего появления на Земле в качестве HOMO SAPIENS, человек обозначает словами факты сначала физической, а затем психической и ментальной жизни. Каждое слово является знаком, указывающим на тот или иной предмет или явление, язык, по сути, — свод договоренностей группы людей относительно обозначения феноменов проявленного с помощью звуков и графики.

Однако, с развитием мышления появилась особая группа знаков, обозначающая сам процесс обозначения. Примером такого знака о знаке является слово «СЛОВО» (извините за тавтологию). Оно включает и «в содержании» и «в сути» указание на нечто, чем само и является, размышляя над этим словом, попадаем в патовую ситуацию невозможности выхода из описания в мир описываемого, то есть указатель («слово») и то, куда он указывает (слово) как бы сливаются в один феномен, это могло бы повергнуть древнего (да и современного) человека в трепет перед границами познаваемого. Вспомните сакральное: «В начале было СЛОВО и слово было БОГ».

Такого рода феномены мысли как бы разрушают саму природу мышления, где описываемое и описание никогда не встречаются. Можно сказать, в таких мыслеформах встречается правое и левое полушарие: образ и описание, переживание феномена и его вербализация.

Подобные «знаки о знаках» часто становятся СИМВОЛАМИ, то есть под ними подразумевается теперь не только некий феномен или группа феноменов, но также и эмоционально-чувственные переживания по этому поводу человека и групп людей, часто целый культурно-исторический пласт связанных с этим символом понятий, иными словами, вся психическая энергия так или иначе имеющая отношение к данному знаку (в данном прочтении — СИМВОЛУ).

К.Г. Юнг так говорил о СИМВОЛЕ: «Слово или изображение символичны, если они подразумевают нечто большее, чем их очевидное и непосредственное значение. Они имеют более широкий «бессознательный» аспект, который всякий раз точно не определен или объяснить его
Читать дальше →

Ты знаешь это место под ключицей?
Чуть ниже, чуть левее, да – оно,
Оттуда кровь бордовая сочится
И на земле становится вином,
Вино пьянит зевак и тешит женщин,
Вино пугает праведных господ,
Прильнуть к вину иссохшими губами
Мечтает весь измученный народ,
“Вина!” — свистит толпа и тянет руки,
“Вина!” — задумчиво клонится крест,
“Вина!” — в кувшины, бурдюки и рюмки,
“Вина!” — в пустоты страждущих сердец.
Под красный сумрак подставляя тару,
Беснуется осатаневший люд,
— Вина!
— Сюда!
— Плесни задаром!
И тут же жадно, крупными глотками – пьют.
Вино течет рекой по пищеводам
И дарит на мгновение покой,
Но окисляясь жаждою свободы,
В сухих сердцах становится виной.
И стонут, и кричат с похмелья люди,
Бросая грязь в того, кто на кресте,
Но вновь в надежде простирают руки,
И молят горестно: спаси и сохрани…
И вновь, подставив чарки, пьют безбожно,
И вновь жалеют, что пришли на свет,
Не слыша шепот тихий, осторожный
О Божьем царстве, ведь иного нет,
Не замечая теплых глаз прощенье,
Ведь некого прощать на всей земле,
И не увидев Божье Воскресенье,
Ведь некому погибнуть на кресте.
Благая весть кричит разбитым небом,
И жаждущей, отчаянной толпой,
Благая весть – иссякшим телом-хлебом,
И скомканной израненой строкой…
“Благая весть!” — кричит копье и стража,
“Благая весть!” – долины и холмы,
“Благая весть!” – страдание и жажда,
“Благая весть!” – неспетые псалмы.
“Благая весть!” — вино из-под ключицы,
“Благая весть!” — вина из-под вина,
“Благая весть!” – воскресший – не родился,
“Благая весть!” – как эта
Читать дальше →

Я знаю как цветут сады
И как беззвучно отцветают.
И небо: “именем дождя”
В сырую землю прорастает,
И стонет небо, и кричит,
Рождая смертных и бессмертных,
И перед вечной тьмой стоит
И шепчет тихо, безответно
Про уходящие сады,
Про нежность в ливнях и по каплям,
Про запах тающей листвы
И облака из серой пакли,
Про руки черные ветвей,
Про пляску света на асфальте,
Про неразгаданных людей
Куда-то тихо и некстати.
Земля таинственно молчит,
Прикрыв глаза, и мерно дышит,
А небо свежестью шумит,
Роняя мглу над этой тишью.
Я знаю как цветут сады
И как беззвучно отцветают,
Я знаю — это тоже Ты,
Но я Тебя совсем не знаю…

Здесь ли я? Но Бог мой рядом,
и мне сказать ему легко—
— О, как прекрасна неоглядность
и одиночество всего!
Куда бы время ни текло —
мне все равно. Я вижу радость,
но в том, что мне ее не надо,
мне даже сниться тяжело.
Однако, только рассвело,
люблю поднять я веко ока,
чтобы на Вас, мой друг, на Бога
смотреть и думать оттого:
— Кто мне наступит на крыло,
когда я под твоей опекой?

1969-1970

Игра в отдельность — это способ посмотреть на мир с точки зрения персонажа, возможность побыть главным героем сказки имени СЕБЯ, почувствовать центростремительное ускорение сюжета вокруг «автора» победы добра над злом, ошибок и преодолений, героя личностных трансформаций.
Сказки бывают двух видов: про ждущих и преодолевающих.
Ждущие, вроде спящей красавицы или заколдованного принца, обязаны НЕ ЗНАТЬ чего же они ждут, им полагается пребывать в полусне вида «что воля, что не воля — все одно», или же страдать и мучится, но оставаться хорошим человеком, что бы это ни значило, счастье придет САМО.
В этом типе сказок ключевой момент: ИЗБАВЛЕНИЕ (счастье, просветление) должно быть ВНЕЗАПНЫМ, по этому на прямые вопросы Мастера: «что ты хочешь? Что для тебя просветление?», они отвечают — «нууу» или «не знаю» или «мне не нужно просветление, просто вот так бы не страдать» и т.д.
Преодолевающие — совсем другая категория (как пример Герда или Иван-царевич), они точно знают куда идут и что получат в итоге, но чем больше препятствий, тем вкуснее приз: от них часто можно услышать: я уже 20 лет в поиске, я перечитал кучу книг, я видел десятки Мастеров. Парадоксально, но неудачи не разочаровывают их, а наоборот убеждают, что ПРИЗ в виде вечного счастья или просветления — за следующим поворотом.
Существуют хитрые сказки, где ждущие становятся преодолевающими и наоборот.
Собственно, конец сказки и означает смену сюжета, то есть, например, Спящая Красавица после того, как ее поцелует Принц будет праздновать и действовать, а Иван Царевич, после вызволения своей Царевны-лягушки — пребывать в богатстве, покое и безмятежности.
По-этому, с точки зрения персонажа, всегда «хорошо там, где нас нет», собственно это и создает разность потенциалов для путешествия героя из точки А в точку Б во времени и пространстве. Соответственно, человек вообразивший себя персонажем книжки будет испытывать «его чувства», в том числе постоянную неудовлетворенность, зовущую в неведомые дали за
Читать дальше →

«Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку».(Евангелие от Луки 6:29)

В пространстве недвойственного Учения очень часто говорят о доверии. Не умолкают споры, о том, кому же стоит верить прежде всего: Мастерам ли прошлого, живым Учителям или только и исключительно самому себе, своему чутью, интуиции, «внутреннему гуру».
Споры не умолкают, но речь в них ведется вовсе не о доверии, а скорее о некоем концептуальном эталоне, с помощью которого можно будет признать остальные концепции годными или не годными, это вера, уверенность, верование, что угодно, но не доверие.
Доверие — это то, что ДО ВЕРЫ, до самого святого, эта сила которая заставляет тебя снять последнюю рубашку перед возлюбленным, другом, Мастером, перед самой жизнью, не оглядываясь на то, что возлюбленный может покинуть, друг — предать, Мастер — ошибиться, а жизнь, так непременно кинет тебя в объятия старости, болезней и смерти.
И тем не менее, вопреки здравому смыслу, вопреки опыту этот цветок доверия вновь и вновь раскрывается в твоем сердце и привносит в него мягкость, чистоту, открытость и уязвимость. Нет силы, которая может заставить кого-то доверять, но само доверие — это сила, великая сила, которая возьмет тебя вопреки твоему желанию, вопреки миллиону концепции и бросит в объятия жизни, нагого, честного, растерянного. И дай Бог, чтобы рядом оказался Мастер, который не будет бить по второй щеке, а только возьмет за руку и поведет по пути Учения самой простой, самой легкой дорогой, даже если тебе так и не покажется.
Доверие — это квинтэсенция приятия, бомба заложенная в сердце каждого самим существованием. Как только возникает резонанс с Учением, с Мастером, возлюбленным, контакт замыкается и она взрывается невыносимо-прекрасным фейерверком ПРАЗДНИКА, ТОГО ЧТО ЕСТЬ, и пусть это будет слишком опасно для тебя, впервые в жизни — это становится не важно и тогда ты готов
Читать дальше →

Не ищи моего лица,
У меня миллиарды лиц
Я смеюсь ободком колеса
В безнадежном мельканьи спиц.
Не ищи моего лица,
Не найдешь в миллиардах лиц,
Только звон в тишине бубенца,
Только дождь от сухих ресниц,
Только нежную пыль дорог,
Только громкий надсадный вой:
«Выходи, покажись, ты же Бог,
Ты ведь должен, ты должен, ты — мой!».
Лишь звериный оскал на лице,
И досадную дрожь в руках,
Лишь полоску от слез на щеке,
И удавкой на горло – страх.
Не ищи меня в пустоте,
Пустотой шелестит листва.
В одичавшей слепой любви
Ты меня разменял на слова.
На кусочки, на ритмы слов,
Смутных мыслей жужжащий рой,
На фальшивую твердь оков,
На бессмысленно: свой – чужой.
Ты кричишь, ты зовешь: “отец”,
И уходишь за криком вслед,
Ты мечтаешь найти конец
Для себя и начало Мне.
Не ищи меня между строк,
Между темных печальных дум,
Я смеюсь ободком небес
В бесконечном дыхании лун.
Это я за твоей страдой,
За отточенным “да” и “нет”,
Хохочу над простой игрой,
Где вопросом сияет свет.
Я скучал по твоим глазам,
По волнующим ты и я,
Где никто никого не знал
И, узнав, не нашел себя.
Это я за твоей зимой,
За отчаянным снегом лил,
Я смеюсь над простой игрой,
Где никто никогда не жил,
Я скучал по твоим глазам,
По бессильным потокам слез,
Ты меня никогда не знал
В вереницах случайных грез.
Не ищи моего лица,
У меня миллиарды лиц
В каждой мысли – мои глаза,
В каждом сне – глубина глазниц.
Я скучал по твоим рукам,
По бессмысленной глади слов,
Ты меня никогда не терял,
Я тебе не творил оков.
Не найти моего лица,
У меня миллиарды
Читать дальше →

Начало здесь

Долго-долго он брел опустив голову.
«Куда я иду?» «зачем?» — то и дело спрашивал человек, непонятно к кому обращаясь.

Камни уже не падали на голову, высоко в небе светили то солнце, то луна, в зависимости от времени суток. Вокруг распевали птички, зима сменяла осень, следом приходила весна, а за ней лето с ароматными яблоками, высокой душистой травой и надоедливыми мошками. Но все это не трогало человека.
Он все шел куда-то, смотрел на землю и старался вспомнить…
«Что я должен вспомнить? Как я мог забыть самое главное? Что-то такое… Боже, боже...» — мысли, как надоедливые насекомые щекотали мозг.

Так в изнурительных раздумьях и беспокойстве человек добрел до города. Пройдя сквозь большие городские ворота, и дальше следуя за толпой, он очутился на базарной площади.
Шум-гам-суета. Но в этом гвалте и беспокойстве человек неожиданно ощутил тепло и уют.
Он осторожно наблюдал за покупателями, снующими от прилавка к прилавку, за продавцами, встречающими их с подчеркнутой любезностью, за детьми, тянущими матерей за юбки и рукава в сторону сладостей, за нищими, за богачами…
И все это вызывало в нем почему-то приступ ни с чем не сравнимой нежности. Слезы выступали на глазах, сердце разрывалось от невозможности обнять, защитить, одарить всех своей безграничной любовью.
Человеку хотелось кричать и плакать одновременно.
Вдруг он увидел пожилого мужчину, который подходил то к одному прилавку, то к другому и явно пытался, что-то выяснить. Улучив момент, когда мужчина оказался поблизости, Человек обратился к нему с вопросом:
— Могу я чем-то вам помочь? Кого вы ищите?
Мужчина посмотрел на него полными слез глазами и с надрывом ответил:
— Вы не можете мне помочь.
Человек растерялся.
— Однако, я готов. Я полон такой безграничной любви, что готов помочь вам в любом деле. Если вы ищите иголку, потерянную десять лет назад на другом континенте, я буду искать ее вместе с вами. Моя жизнь была так пуста и бессмысленна, пока сегодня я не набрел
Читать дальше →