С какого-то момента я стала воспринимать мастера как проводника, гида.
Вот захотелось мне посмотреть Париж. И есть человек, который Париж знает как пять пальцев. И вот я иду к нему и прошу — покажи мне Париж! Расскажи, что здесь и как! Только вместо Парижа в учении — Я, мое существование, сознание, мышление, этот мир. Как устроено вот это вот все??
И мы с ним, рядышком, улыбаясь, гуляем по Парижу :) он рассказывает про то, что видим вокруг, он спокоен — он видел это сто раз. А я гуляю с широко открытыми глазами, ахаю и охаю, удивляюсь (как) в первый раз.
Он отталкивается от моего желания: пойдём туда! — говорю — я читала в буклете, что Эйфелева башня — это самое крутое, что есть в Париже! Я хочу непременно увидеть ее! А может, если она настолько крута, то и останусь там жить, как думаешь??.. Он отвечает: — хорошо! Пойдём! Он не будет уговаривать меня идти куда-то в другое место, но он не считает башню чем-то, что офигенно лучше маленькой кафешки на окраине города. Он знает этот город не по буклетам, а совсем иначе. В отличие от меня. Но он пойдёт вместе со мной за тем Зовом, который заставил меня приехать в Париж, и расскажет мне о том, что я здесь встречу. Про башню тоже расскажет.
И если я, начитавшись буклетов, считаю что Эйфелева башня это круто — то мы сделаем там селфи и пойдём дальше (когда я успокоюсь и перестану бить башне поклоны))))). Иногда он может предложить ту самую кафешку на окраине, и я вполне соглашусь.
Это как гулять с другом. Мы оба с ним одинаково вдохновлены тем Зовом, что привёл меня в Париж. И он улыбается, радуется, глядя на меня, как я заново хожу и узнаю город… в котором
Читать дальше →
Страдание — это думать, что все нас не устраивающее должен исправить кто-то… иной, чем Дух.
Сансара: И хочется, и колется.
В этой книге последняя страничка так же хороша как и первая.
В этой сказке злодеи так же хороши, как и герои.
Этой историей можно гордиться,
И упиваться полной картинкой с высоты птичьего полёта.
Но я вижу, что безумный писатель
Вовсе не так зловещ и высокомерен, как он сам хочет себя преподать мне.
Он — мечтательный раздолбай но пытается пить «Озверин» и «Возгордин»,
Чтобы выглядеть круче, взрослее и серьёзнее.
И насупив брови, пишет о себе в резюме — я властелин мира, влюблённый в себя, я повелеваю судьбами существ и пленён своими безграничными возможностями.
И я обнимаю его, любимого: милый мой мечтатель, если ты хочешь — пусть будет.
И я смеюсь над его чёрным плащом и позой демона: милый мальчишка, твои светлые волосы растрепал тёплый ветер.
Ты ищешь приключений и бежишь от покоя, чтобы все по-настоящему, да?
С тобой всегда будет рядом моя белая птица. Я никогда не забуду твой юный лик.
В сущности, от того, как назвать, зависит лишь форма соответствующего заблуждения. Я вот говорю — любовь. Но в сущности, это лишь потому что я искала любви. И этот опыт пришёл в контексте любовных чувств. Он превосходил их во сто крат по силе и необычности, и я решила, что наверное вот только это и можно называть настоящей любовью. Потому что других подходящих слов не нашлось. Так и осталось это имя. И единственное, что оно означает — мой личный пиковый опыт. Пиковый — когда желать больше нечего.
Смотришь в Неведомое, и видишь как переливаются его лики — любовь, радость, тишина, покой, свет, свобода, возможность, разум… Названия ликам подбираешь в меру своего интеллектуального и чувственного развития. Какой лик больше понравится, таким именем и назовёшь Неведомое.
Заблуждение же — это вот скомкать даже это переливчатое Неведомое. Назвать лишь одно имя Бога — Богом, а прочим именам отказать. А после и это имя низвести до примитивных предметных ассоциаций, вроде «любовь — это когда в груди чувство расширения, и тепло». Представляете, вот это грандиозное и неуловимое тысячеликое попытаться обрезать до «чувства тепла»? Хорошо, что это невозможно. Оно, тысячеликое, смотрит на тебя из этого чувства (или сквозь него — хрен разберёшь) и никак не помещается ни в имя, ни в чувство, ни в
Читать дальше →
Кажется, что я пыталась сложить слово «любовь» из букв н е н а в и с т ь.
Но оказалось ровно наоборот:
Я изо всех сил пыталась получить слово «ненависть» из букв л ю б о в ь
Я дважды подходила к этому вопросу.
Первый раз я заметила, что есть как будто две любви: одна — «моя», она остра и концентрированна, и ограничена некой областью внутреннего пространства. Она ценна и важна, и я намерена ее защищать от всего остального мира, к которому испытываю ту или иную степень ненависти. За каким-то фигом я решила усилить эту ненависть до предела, украсть, «извлечь» любовь из него полностью, и всю запихать в этот свой маленький карман. Сначала у меня даже вроде бы получалось, но в какой-то момент все пошло прахом — я заметила, что вопреки всем моим стараниям, вокруг разлит целый океан любви, который никак не помещается в маленькое понятие «моя». Выглядело это так, будто наливаешь, наливаешь воду в какой-нибудь тонкий пакет, а потом он тихо лопается, и все вытекает. И этот тихий океан, который неизменно присутствует всюду, но не так остер и важен, как «моя любовь» — это вторая любовь.
Пространство любви невозможно защищать, им не получается манипулировать. Оно обнимает все вещи и ни чему не противостоит. Но оно показалось мне таким бледным вначале, что я даже немного расстроилась, к тому же оно виделось не как природа вещей, а как нечто отстоящее от них. Потом поняла, что его бледность или яркость — это зависит от того, насколько я уделяю ему внимания, а форма восприятия — есть форма моих заблуждений относительно него.
Тогда я снова вспомнила некоторые рассказы наших про «падение в сердце», про чуть ли не оргазм и потерю мира при полной реализации этого опыта. И решила, что переживаемое мной — это лишь отблеск, запах, раз он не похож на оргазм:)
И тогда я стала искать именно острых и сильных ощущений, потому что думала, что именно это и будет являться критерием искомого опыта.
Первое место, куда я снова попала — было опять маленькое сердце. На этот раз оно не формулировалось как «моя любовь», а было просто очень сильным эмоциональным откликом на осознание пространства любви. Хотя мне казалось, что это не эмоции, а натуральное
Читать дальше →
Мастер, который не скандалит, не раздаёт пенделей и не учит жить окружающих — невидим. Его как-будто нет. И чем более он мягок, и спокойно относится к заскокам учеников, откликаясь лишь на прямое к нему обращение, тем более невидимым для мира он становится. Лёгким, как пёрышко, прозрачным, как тот кастанедовский человек знания.
С ним не завести внутреннего диалога, потому что он не даёт поводов видеть себя как внешнюю враждебную силу. Мы ведь заточены воспринимать Второго, мы заточены обращать внимание на насилие. И что им не является — все выветривается, растворяется, не замечается, игнорируется эго. Исчезает насилие — исчезает Второй, и исчезает восприятие его для эго.
Такой мастер в своём искусстве приближается к Духу. А Дух — это предельное мастерство.
Духа не существует, пока к нему не обратишься.
… И вот этот мир я вижу другим:
В нем — звонкие краски,
Так точен и ярок
Причудливый ритм.
Всему есть причина, начало и цель,
И сказка становится жизнью моей,
Потому что теперь
В ней
Ты есть…
В звуках и в тишине,
В шестой гитарной струне,
В порывах летнего ветра.
Ты есть…
В осеннем запахе снов,
В прохладе темных домов,
В вечерних улицах и проспектах.
Пусть дождик осенний поплачет о нас,
Пусть зимние бури порадуют тех, кто сидит по домам,
Любые невзгоды я смело приму,
И все испытания с честью пройду только лишь потому
Что
Ты есть…
И утром каждого дня
Рассветом встретишь меня,
Вечерним солнцем согреешь.
Ты есть,
Где бы я ни была.
Теперь со мною всегда
Твоя любовь и мое спасение.
Ты есть — Как боль и счастье во мне!
Спасибо свету и тьме,
И всем невидимым силам!
Ты есть
Мой Разум, Сердце и Страсть,
И я хочу лишь сказать:
За то, что Ты есть —
Тебе спасибо!
лето 2008
В глубине нас есть такое «святое» место, которое нельзя даже поминать всуе. Это ультрачувствительное место, оно чувствительно к малейшей капле осуждения и неприятия. И оно само по себе не агрессивно, оно мягкое, белое и пушистое ))))) мы туда вообще никого не пускаем. Никогда. Если честно, не пускаем туда даже собственные мысли, которые могут нести осуждение.
Далее, вокруг этого места возведена крепость, и вход в эту крепость охраняет злая собака. Именно эту собаку мы наблюдаем, когда наталкиваемся на «проявление центра невиновности». То есть если мы в других видим отстаивание и защиту правды, то это — и есть та собака. Она лает и кусается. Собака не заботится о том, чтобы быть невиновной, ее функция — только защищать мягкую сердцевину крепости. Любой ценой защищать. До последнего вздоха. Это слуга. Вот это — сила, агрессия, которые мы наблюдаем у себя или у других применительно к самозащите.
Атаковать собаку — невозможно. Убить невозможно. Собака отреагирует на малейший намёк осуждения и неприятия. Под каким бы соусом он не подавался. Единственный способ обойти, усыпить, приласкать, обезвредить короче, эту собаку — это полное приятие. На такое способна только душа. Только прощение. Только приятие. Больше НИЧЕГО не работает. Вообще ничего. Никогда. Даже не надо пытаться сделать что-то другое.
Там чистейшая дисцилированная Любовь должна быть. Если есть хоть чуть чуть примеси — все, отвергнет, облает, не пустит.
Другая метафора. Есть у меня капризный ребёнок. Он орет. Это метафора сильнейшей душевной боли. Как ни крути, кто бы что ни говорил про то что душевная боль это нонсенс, глюки и т д — это очень большое страдание. Так вот если пытаться ему говорить что — «ты просто капризничаешь, а на самом деле у тебя все есть», «заткнись», «прекрати придуриваться», «страдание это иллюзия» и т д — то он орать не перестанет. Ошибочно думать, что он перестанет орать КОГДА ЕМУ НАДОЕСТ. Ему не надоест. Это невозможно. Потому что это не каприз. Это — сигнал. Это
Читать дальше →
stuikoza