Творчество

дождь барабанит в автобуса стёкла,
пробка субботняя. медленно едет.
темень вечерняя, улицам мокро,
чую в назначенный срок не доедет.

вот ситуация. взять чертыхнуться?
и погневиться, пешком де быстрее.
или же просто в окно улыбнуться,
и обождать, так, пожалуй вернее.

кто, куда едет, планы и встречи.
трафик дорожный не пунктуален.
рулит движением с виду беспечно
некто, кто в целом не принципиален.

свята спонтанность во взаимосвязи.
люди в автобусе нервно бормочут,
капает дождь, отмывая от грязи,
а рядом малыш беззаботно хохочет…

И всё так же, уходя в себя, я продолжаю рисовать птиц…
И иногда, заглядывая в зеркало, я замечаю, что сам – не больше, чем неудачный набросок птицы, написанный рукой неизвестного мастера на скомканном клочке случайной реальности...!
(Аль Квотион)

Я люблю твои брови, твои волосы, я сражаюсь за тебя
в ослепительно белых коридорах, где плёщут
фонтаны света,
я оспариваю тебя у любого имени, осторожно счищаю его
с тебя, как корку со шрама,
я осыпаю твои волосы пеплом от молний и лентами,
спящими в дожде.
Я не хочу, чтобы ты имела какую-нибудь форму, была
именно тем, что начинается после твоей руки,
подумай о воде, или о львах,
что растворяются в сиропе басен,
или о жестах — этой архитектуре из ничего,
зажигающей свои огни в самой середине встречи.
Каждое утро — это школьная доска, на которой
я выдумываю тебя, рисую тебя,
тут же готовый стереть: ты не такая, не с этими
гладкими волосами, не с этой улыбкой.
Я ищу твою СУММУ, ищу край бокала,
в котором вино, и луна, и зерцало,
ищу ту линию, что заставляет мужчину
дрожать в галерее музея…

А ещё я ЛЮБЛЮ тебя, а на улице идёт ДОЖДЬ и ВРЕМЯ....!
(Х. Кортасар)

Миша из Москвы выезжал редко. Бывал с родителями во Франции, Англии, Таиланде. С классом в Швейцарии.

А вот в России, так уж получилось, не был ни разу. Эту страну он представлял смутно. По рассказам отца, родившегося в Рязанской области. И унылым урокам. То ли истории, то ли географии. По тревожному гулу, который слышался из-за кольцевой автодороги. По каким-то недосмотренным артхаусным фильмам.

Поэтому ожидал, что на первой же загородной станции в электричку ворвутся пьяные дегенераты. Нанесут вина и грязи. Начнут петь и драться.

Но в вагоне было тихо и опрятно. Исчезла из виду Моск­ва. Приближалось уже Ожерелье. Ада не было.

За окном то проглядывало спокойное нежаркое солнце. То моросил нехолодный и даже немокрый как будто дождик.

Смирные речки, сонные посёлки. Уютные кладбища. Никакой бесшабашной шири. Ни дремучих лесов, ни бескрайних полей. Так, поляны, огороды… Настоящая Россия. Невелика оказалась.

Обволакивающая, расслабляющая бедность кругом. Хорошо.

В Ожерелье пересадка. Поезд на Павелец. Вагонов поменьше. Народ пониже.

Здесь пели. Но не для разгула — для пропитания. Негромко и недолго. Два пожилых человека в пехотной форме. Солдатские погоны не шли к их возрасту, вполне полковничь­ему.

Голоса у них были тоже солдатские. Какими кричат на войне. Когда бегут. Не в атаку, а наоборот. Песни явно самодельные — кривые, неладные. Пассажиры поспешно совали им мелкие деньги. Чтобы скорее спровадить в другой вагон.

Когда певцы ушли, три женщины, неподвижно сидевшие напротив Миши, зашевелились. Достали из сумок еду. Каждая что-то доставала и давала двум другим. Хлеб, яйца вкрутую, сыр. Котлеты, шоколад.

Соли ни у одной не нашлось. Старшая, почти старуха, сделала за это выговор младшей. Совсем юной. Видимо, в их таинственной иерархии ответственной за соль.

Женщина средних лет заметила, что без соли лучше. Здоровее. Младшая посмотрела на неё с благодарностью. Старшая с осуждением.

Они были похожи друг на друга. Как будто одна в
Читать дальше →

поздний октябрь. давно не писала.
пылью покрылся дневник.
много работы, времени мало,
слог поэтический сник.

дни напролёт меня ждут километры
и сотни твёрдых шагов,
павшие листья и встречные ветры
в свободе от вежливых слов.

транспорт такой многоликий и шумный,
частый автобус, метро.
будто в воронке крутит безумной,
а я всё смотрю в окно.

и погружаюсь в процесс движения,
чёткий разметив план.
с энтузиазмом, без тени сомнения
спешу по своим делам.

так и проходят дни и недели,
некогда мне писать.
жизнь закружила в лихой карусели,
а ночью я буду спать.

PS: хроника будней )))

Наша Таня громко плачет,
уронила в речку мячик.
Чтоб не слышать Танин плач
Стал ко дну тянуться мяч.

Чуть он скрылся под водой
Таня перешла на вой.
Мяч в воде офигевал:
Сколько сил! Какой вокал!

Тут цветочек на полянке
Ногу щекотнул Татьянке,
И забыв про мокрый мяч
Осознала Таня плач…

В тишине на берегу
Чешет Танечка ногУ…
Только мяч плывёт в печали — Он на дне своей морали.

Ты такое дно познаешь
Если мир не принимаешь.

Осень на экране. Деревья приодели свои зелено-желто-красные листовые платья на этот осенний бал. Многие желто-красные листья, натрепыхавшись на балу, устали болтаться в подвешенном состаянии, теперь лежат на холодной октябрьской земле, нежаться. Ох вы — кленовые! Во только зеленые еще танцуют, развиваясь на ветру. Что с них возьмешь? Молодо-зелено!
А что это здесь впереди листьев, совсем близко, что пальчиком сейчас трогаю?
Ба! Да это — кран!.. потек.

Зима в октябре… холодно

Откуда это пониманье,
и наслажденье днём…
Я как-то стала чемпионом
в борьбе с огнём?
Но нет же, вот он, рядом,
в моей руке.
Я паутину им сжигаю
на потолке.

Я освещаю им дорогу
во тьме густой,
И эта дружба происходит
сама собой.
Огонь уже не призывает
подбросить дров,
Он — часть меня, а значит знает — - довольно снов.