Творчество

Как два крыла одной и той же птицы –
Любовь и Знание – неразделимы;
Когда ты смотришь и не видишь лица
Вокруг себя, но лишь одно во всех –
своей Любимой;

Тогда Любимая, любя тебя взаимно,
Сокровищницу Знаний приоткроет
И Истина проявит Себя зримо,
И вечно ждущий знаний ум твой успокоит

Слиянием с Собой в порыве единенья;
Когда себя теряешь в Ней, без памяти любя,
В том, Кто ты есть, растают все сомненья –
Становимся мы тем, чему мы отдаём себя.
Адвайтин

Милый, любимый, нежный, солнышко ясное.
Только с Тобою дорожка сияет прекрасная.
Только с Тобою Верность моя, Нежность моя.
Я так хочу услышать Тебя, увидеть Тебя.
Я так хочу слиться всецело с Тобой.
Быть Твоей музыкой, песней, надеждой, судьбой.
Ясной Любовью парящей среди полей.
Милый, Любимый, Нежный прибудь же во мне скорей.

Cita

Священный Звук, идущий Свыше,
Как круг спасательный с Небес –
Он полон мира и чудес
И счастлив тот, кто его слышит;

Он пролетит на крыльях Звука
Над суетой и сотней бед,
Увидит несказанный Свет
И в нём – Божественного Друга;

Увидев Мастера внутри,
Взлетит за Ним в иные сферы,
Сжигая разума барьеры
Огнём божественной Любви;

И высших сфер познав дыханье,
Наполнившись добром из них,
Прольёт на всех, чей разум тих,
Живую воду состраданья.

Адвайтин

автор Владимир Шебзухов

На королевской кухне, как-то,
Смеялся старый шут до слёз.
От мясника и до кухарки —
Витал интригою вопрос:
«Кто же объектом смеха стал,
Всеми любимого, шута,
Что так, не закрывая рта,
Неугомонно хохотал?»
Вот, наконец, шута вниманья
Обслуга кухни дождалась.
Едва умолкло гоготанье,
Уж веселиться собралась.
И старый шут, хоть извинялся,
Поведал всем, держась за стол —
Смешным, забавным оказался…
Король, взошедший на престол!

В словах — остатки соли, а в глазах —
лишь грязный лед над тьмою неглубокой.
Нет сил молчать. Но нечего сказать,
когда уходишь из ладоней Бога,
когда визжат ноябрьские ветра
как свиньи на обрыве у Гадары,
когда по мостовым клубится смрад,
а в мутных окнах мечутся кошмары,
когда идешь сквозь блудный пьяный бред,
сквозь дымное пространство липких страхов,
то чувствуешь: Бог есть, но не в тебе,
а все твое — летит по ветру прахом…

Ночь. Перекресток. Злые голоса.
Молчание небес — на полчаса .

Мне облако, цвета густой синевы,
Шепнуло: «Любуешься глянцем травы?
Дождешься, что некто пленится фиалкой,
Проросшей из глупой твоей головы!»

ТАНЦЕВАТЬ

Как просто стать пеплом,
Танцуя в центре огня.
Но, Боже, как радостно видеть зрачки
Дарящего залп.
Над моей головой полыхает закат,
Под ногами тлеет земля.
Я вырос на пепелище.
Я ли в том виноват?
Полупаук, полулебедь,
Я шагнул в ночь,
Чтобы сложить костёр
В честь лысой горы.
Земля кромсала небо
Штыками могильных холмов.
Земля шипела: «Сгоришь!»
Но небо пело: «Гори!»
Я шагнул в ночь,
И звёзды легли на асфальт.
Радугу бензиновых луж
Я плеснул облакам.
Мне хотелось, чтоб город чувствовал небо
Каждым нервом, каждым окном.
Мне ли было не знать, как не хватало любви
Этим большим городам.
Я шагнул в ночь,
Но город по-прежнему спал,
И только звёзды падали вниз,
Не в силах больше мерцать.
Здесь стены дарили лишь стены,
А асфальт — только асфальт,
И только крыши дарили мне небо,
Крыши учили меня танцевать.


Читать дальше →

В давние времена вождем демонов-асуров был Майя, который обладал такой силой колдовского внушения, что перед ним не мог устоять даже Брахма. У асуров было три крепости: железная, серебряная и золотая. Майя решил собрать их воедино и сделать цитадель, неприступную для богов. Совершить это можно было, лишь усыпив бдительность самого Брахмы.

Майя сказал, что отрекается от мирской жизни. Он ушел в пустынное место, освободился ото всех желаний и стал истязать свою плоть: зимой погружался в ледяную воду, летом окружал себя кострами. Когда палило солнце, не покрывал голову, ел только коренья и травы и все время прославлял Брахму. В конце концов Майя стал таким тонким и прозрачным, что сквозь кожу видны были кости. Брахме понравилось такое благочестие. Он спустился к Майе:

— Я доволен тобой. Чего ты желаешь? Я исполню то, о чем ты попросишь.
— Три крепости я хочу соединить в одну — Трипуру. Сделай так, о великий Брахма, чтобы никто и никогда не смог разрушить Трипуру, ни боги своим оружием, ни жрецы-брахманы своими проклятиями.
— Но ведь ничто не вечно. Ни люди, ни демоны, ни даже Вселенная, — возразил Брахма.

Тогда Майя попросил своего прародителя, чтобы крепость была неуязвимой для всех, кроме Шивы. Он мог разрушить Трипуру не иначе как единственной стрелой, при первом выстреле из лука и только в то мгновение, когда все планеты станут в ряд. Брахма согласился. И Майя построил крепость. Укрепления из железа врыл в землю. Над ними поставил серебряные стены, поднимавшиеся до самого неба. А золотые башни возвышались даже над небесной твердью. Собрались с силами демоны-асуры и стали совершать опустошительные набеги на жителей небесного царства. Все трепетали перед асурами, но не могли винить Брахму за то, что тот поддался чарам Майи.

Прибился к вольной поступи дороги
Неторопливый разговор дождя.
Как пилигримы, дни мои уходят,
Листвой осенней тихо шелестя.

И вечной жаждой жизненной ведомый,
Как будто через бездну по струне,
Иду домой, хоть пребываю дома,
В безвременье. С судьбой наедине.

О, безрассудство – истина влюбленных:
Как Афродита из житейских пен,
Летящей неизменностью спасенный,
Рождаюсь вновь в потоке перемен.

Где каждый миг дарит меня свободой,
И повторяет вновь и вновь урок:
В простом неравнодушии природы
Ликующего сердца уголок.

Беспечными подхваченный ветрами,
Открытый миру, ко всему готов…
Любовь меня, как чашу, наполняет
И льется, словно свет, поверх краев.

Люби себя круглые сутки,
Как тех, кто тобою любим.
Люби свои глупые шутки
И мудрость, подобную им.

Люби себя ежеминутно,
Как тех, кто возлюблен тобой,
Люби себя нежно, распутно,
Невинно, как лодку — прибой.

Люби себя — как на прощанье,
Прощай себе мелочь обид,
Чьё, надо сказать, верещанье
Неслабые судьбы дробит.

Люби, как творение Божье,
Себя, моя радость, себя.
Ничтожен, кто Бога тревожит,
Себя самого не любя.