Суфизм

Бродячий дервиш уселся на обочине рядом с каким-то взъерошенным типом. Тот сказал:
— Я не могу молиться, я не в силах понять суфийских классиков, мне не нравятся эзотерические упражнения…
— Так бросьте все это, — посоветовал дервиш.
— Но как я могу? Я же известный в этих краях «суфийский учитель»…

Любовь влюблённого – огонь, разум –дым.
Когда придёт любовь, разум покидает влюблённого.
Разум несведущ в делах любви,
Любовь не есть дело врождённого разума.

Бог? Где же Он?
Есть только синий вечер.
Есть только этот уходящий свет.
Есть только нескончаемая встреча
Вот с Тем, Кого как будто в мире нет.
Есть взлёт неспешный птицы большекрылой
И шелест веток, слышимый едва.
Есть то, что вдруг меня остановило
И перебило все мои слова.
Расплылся где-то в небе росчерк дымный.
Невидим Вестник и беззвучна Весть…
А Бога нет. Но, Боже мой, скажи мне
Как нам назвать вот То, что вечно есть?

В пространстве Бога в самом деле нет,
Лишь только отзвук достигает слуха.
Лишь музыка одна, лишь только свет –
Присутствие невидимого Духа.
Но замысел неведомый верша,
Безмерное вливается в границы.
И вот, от Духа зачала Душа,
И в мире Бог таинственно родится.

Факих какой-то (бог судья ему)
Лохмотьями набил свою чалму,
Дабы в большой чалме, во всей красе,
Явиться на собрание в медресе.
С полпуда рвани он в чалму набил,
Куском красивой ткани обкрутил.
Чалма снаружи — всем чалмам пример.
Внутри она — как лживый лицемер.
Клочки халатов, рваных одеял
Красивый внешний вид ее скрывал.
Вот вышел из дому факих святой,
Украшенный огромною чалмой.
Несчастье ждет, когда его не ждем, —
Базарный вор таился за углом.
Сорвав чалму с факиха, наутек
Грабитель тот со всех пустился ног.
Факих ему кричит:«Эй, ты! Сперва
Встряхни чалму, пустая голова!
Уж если ты как птица полетел,
Взгляни сначала, чем ты завладел.
А на потерю я не посмотрю,
Я, так и быть, чалму тебе дарю!»
Встряхнул чалму грабитель. И тряпье
И рвань взлетели тучей из нее.
Сто тысяч клочьев из чалмищи той
Рассыпались по улице пустой.
В руке у вора лишь кусок один
Остался, не длиннее, чем аршин.
И бросил тряпку, и заплакал вор:
«Обманщик ты! Обманщику позор!
На хлеб я нынче заработать мог,
Когда б меня обман твой не увлек!»

Некий суфийский Мастер прогуливался со своим учеником по деревенской дороге. Ученик сказал:
— Я знаю: лучшим днем в моей жизни был день, когда я решил отыскать вас и открыл, что с помощью вашего Присутствия могу найти себя.
Суфий возразил:
— Решение — будь оно за или против чего-либо — вещь, которую ты не можешь знать, пока не узнаешь доподлинно. Покуда ты думаешь, что знаешь его, у тебя нет возможности его узнать.
Ученик произнес:
— Смысл того, что вы говорите, от меня скрыт, утверждение ваше темно и намерение завуалировано. Я не в состоянии постичь этого.
Мастер промолвил:
— Буквально через несколько минут ты увидишь нечто, показывающее настоящую цену и решений, и того, кто их принимает.
Вскоре они подошли к лугу, на котором крестьянин занимался тем, что бросал палку собаке. Суфий сказал:
— Я сосчитаю до пяти, и он бросит собаке сразу три палки.
И точно: как только он произнес «пять», человек сломал три ветки и швырнул их собаке — хотя суфий с учеником находились там, где он не мог их слышать, равно как и видеть.
Затем суфий промолвил:
— Я скажу «три», и он сядет.
И как только он досчитал до трех, человек действительно внезапно сел на землю.
Теперь уже ученик, преисполнившись изумления, спросил:
— А нельзя воздействовать на него так, чтобы он поднял руки вверх?
Суфий кивнул, и через секунду они уже наблюдали, как человек воздел руки к небу.
Ученик был глубоко поражен. Однако суфий сказал:
— Давай-ка подойдем и поговорим с ним.
Когда они приблизились к работнику и приветствовали его, суфий обратился к нему со словами:
— Скажи, почему ты велел собаке принести три палки вместо одной?
Крестьянин ответил:
— Я решил проверить: сможет ли она проследить за полетом более чем одной палки.
— Значит, это было твое собственное решение?
— Да, — ответил человек. — Никто не велел мне этого делать.
— А почему, — спросил суфий, — ты вдруг сел?
— Я решил, что мне стоило бы отдохнуть.
— Кто-нибудь посоветовал тебе это?
— Здесь
Читать дальше →

Когда Зун-н-Нун Мисри был еще искателем, возвращался он из длительного путешествия через пустыню — голодный, жаждущий, усталый и ищущий ночлега. Подходя к небольшой деревушке, он увидел на крыше дома женщину. Должно быть, она работала там, так как приближался сезон дождей, а ей нужно было привести крышу в порядок. Он подходил все ближе и ближе. И когда он подошел совсем близко к дому, на крыше которого стояла женщина, она начала смеяться.
Зун-н-Нун был весьма озадачен:
-Почему ты смеешься? Что случилось?
И женщина ответила:
-Я приметила тебя еще издали, входящим в деревню, и подумала, что очень уж ты смахиваешь на суфийского мистика, так как я еще не видела тебя вблизи, а видела только твою рясу. Когда ты подошел ближе, и я смогла увидеть твое лицо, я поняла, что ты еще не Суфий, не Мастер, а только ученик. Но ты был еще достаточно далеко, чтобы взглянуть в твои глаза. Когда ты подошел еще ближе, и я наконец смогла увидеть и глаза твои, я поняла, что ты не только не ученик, но ты даже не на Пути еще. Ну а теперь, когда я вижу тебя целиком, я понимаю, что ты не только не на Пути, но ты даже и не слыхивал о нем вообще. Вот почему я смеюсь: внешне ты выглядишь совсем как мистик, но лицо твое не соответствует одежде твоей — рясе
Читать дальше →

Где гнездятся сомнения? Если в голове, то отруби голову. Если в носу, удали нос. Это учение семилетней девочки из Варанаси. Ее звали Камали, и ее отцом был святой Кабир.
Кабир давал Сатсанг, и на нем присутствовало много людей. Камали спросила отца: «Почему столько людей пришли к тебе так рано, в четыре часа утра?».
Он ответил: «Они пришли за Свободой и Истиной, для того чтобы стать Просветленными; Зачем бы еще они приходили так рано в зимнее утро, когда на улице так холодно?»
«Папа, пятьсот человек пришли за Свободой и для того чтобы посетить Сатсанг? Я не верю этому, они, должно быть, пришли за чем-то еще».
Затем девочка ушла и занялась своими играми. Однако на следующее утро она встала у ворот и всем, кто приходил к ним, она говорила, что ее отец собирается провести собеседование с каждым человеком прежде, чем допустит его на Сатсанг. Она сказала им, что они должны положить голову на бревно, а она отсечет ее и отнесет показать своему Отцу. Если он даст согласие, этот человек будет допущен на Сатсанг Она заверила каждого, что топор, который находится в ее руке, очень острый, и что они не ощутят никакой боли, когда она быстро отделит голову от туловища.
Первая группа прибывших сказала: «Мы находимся здесь по той причине, что нам предстоит судебное разбирательство, и мы хотели бы получить благословение твоего отца. Но мы уже коснулись его ворот и, таким образом, получили его благословение, так что теперь мы можем идти в суд».
Вторые сказали: «Наш сын очень болен, и мы пришли увидеть твоего отца, чтобы получить его благословение. Тогда наш сын не умрет».
Следующие сказали: «Мы пришли не на Сатсанг, мы хотим получить благословение для своей дочери, которая выходит замуж. Мы лишь выразим свое почтение твоему отцу у этих ворот и уйдем. А завтра мы явимся на Сатсанг».
Все эти люди, а также многие другие, имели свои причины. Два часа спустя отец девочки вышел из пустого зала для проведения Сатсанга. Хотя было шесть часов, никого из посетителей не было видно, только его дочь стояла с топором в руке.
«Пападжи, я говорила тебе, что никто не приходит за Свободой, — сказала она. — Зачем ты попусту тратишь свое время? Ты даешь ежедневно Сатсанг с четырех до восьми часов утра, а затем ты идешь и даешь Сатсанг в других местах и через десять дней возвращаешься. Ты даже не даешь нам своей любви. Зачем ты растрачиваешь свое время? Сегодня у всех были какие-то другие интересы».

Есть тайна тишины. Есть тишь великой тайны.
Пока не замолчишь, не отворится вход
Во внутренний покой –
в тот мир необычайный,
Который вечно есть, который не пройдёт.
Есть тайна тишины. Замри с благоговеньем –
Откроется тебе такая глубина,
Что всё, что прежде знал, покажется лишь тенью,
Лишь путанной игрой обманчивого сна.
Знакомый мир пришёл сейчас к своей границе,
И вот перед тобой – таинственная тишь.
Ты не войдёшь в неё, но плавно отворится
Дверь сердца твоего, и ты её вместишь.
***
Всевозрастающая тишь…
О, Господи, ты нас растишь.
Ты всё пространство отдал нам
И в глубине укрылся Сам.
Твоё отсутствие – простор
Для всех лесов, морей и гор,
Простор для духа моего.
Ты не оставил ничего,
Что бы препятствовало мне
Взойти к последней вышине,
На тот недостижимый пик,
Откуда проблеснул Твой лик.
***
Тишина становилась всё гуще,
Тишина становилась поющей,
Становилась невиданной силой:
Тишина прямо в сердце входила.
В тишине было что-то иное,
Словно стал сам Господь тишиною.
Словно свод этот тихий, порожний
Стал беззвучным присутствием Божьим.

* * *
И я вхожу в молчание сосны
И постигаю, что такое чудо.
О, сколько высоты и глубины
Господь оставил, уходя отсюда!
Коснувшийся небес могучий ствол –
Безмолвный царь в притихнувшей державе…
Бог, уходя отсюда, не ушёл –
Он бесконечность нам с тобой оставил.

Бахауддин Накшбанд сидел однажды на террасе своего дома, когда к нему приблизилась большая группа искателей, желавших стать его учениками.
Руководитель группы сказал:
«Мы стремимся быть принятыми в Учение и сидеть у ног мастера. Да осуществится наше намерение».
Бахауддин сказал:
«Пусть каждый из вас по очереди пройдет передо мной, не произнося ни слова».
Искатели прошлись перед его взором.
Затем мастер сказал:
«Пятый, восемнадцатый и тридцать четвертый приемлемы для Пути».
Руководитель группы спросил:
«Можно поинтересоваться, какие характерные черты свидетельствуют о приемлемости?»
Тогда Бахауддин спросил его:
«Кто ты по профессии?»
Человек ответил, что разводит верблюдов.
«Тогда ты должен уметь определять качества и возможности верблюдов, которых проводят перед тобою. Почему бы не обратиться к собственному опыту, это подсказало бы тебе, что духовный человек в своей собственной сфере может пользоваться очень схожим умением».

Лейла всегда испытывала Меджнуна. Она была совершенной возлюбленной и учила своего возлюбленного совершенной любви. Лейла любила его совершенной любовью и потому прощала Меджнуну его несовершенство.
Как-то раз к Меджнуну пришли люди и пригласили его петь на свадьбе.
– Чья это будет свадьба? – спросил Меджнун.
– Лейла выходит замуж, – ответили ему.
Меджнун упал без памяти. Люди брызнули ему в лицо воды, и он пришел в себя.
– Что передать Лейле?– спросили они.
– Передайте, что я буду не только петь, но и плясать, – ответил Меджнун.
В день свадьбы многочисленные гости окружили шатер Лейлы. Дастарханы были полны самых изысканных кушаний. В золоченых сосудах благоухало вино и кружило голову одним только своим ароматом.
Меджнун вышел на середину и запел о своей бесконечной любви:
«Ты – тайна и разгадка бытия, ты – свежая прохладная струя, ты – сердцу бедному целитель совершенный, ты – смысл и перводвигатель вселенной… Луна, смотрящая стыдливо из-за туч, ты – солнечный животворящий луч… Твои глаза – зерцала совершенства, уста –источник райского блаженства, ты – жизнь сама, ты – вечная весна, ты – тайна и разгадка бытия…»
Так пел Меджнун, а гости пили вино и хлопали в такт пению Меджнуна, который начал кружиться, все быстрее, быстрее… Вихрем развеваются его одежды. Глаза мечут огненные молнии… Песня оборвалась и Меджнун замер.
Восхищенные гости затаили дыхание.
В этот момент откинулся полог шатра Лейлы, и она предстала перед гостями, ослепительно прекрасная. Меджнун вскрикнул и закрыл лицо руками, не в силах вынести яркого блеска красоты своей возлюбленной.
Лейла вышла на середину, встала рядом с Меджнуном и запела:
«Твой взор меня возносит в небеса, любовью сотворил ты чудеса, я без тебя как чаша без вина, твоей любовью жизнь моя полна. Ты мой создатель, мой ваятель, мой творец, у нас с тобой одно из двух сердец…»
Лейла увела Меджнуна в свой шатер. Как только полог его закрылся за ними, шатер вспыхнул и
Читать дальше →