Иду сегодня по городу и вижу человека с футляром. В футляре видимо электрогитара. Преклоняюсь перед такими людьми. Он идёт на репетицию или с репетиции. Иначе зачем бы ему было таскать гитару по городу. Тяжёлая наверно. Он будет выпиливать рифы. А я рифы люблю. Бальзам на душу. Типа. Ту ту туу, ту ту ту-туу, ту ту туу, ту-дуу. Дым над водой. А ещё как то встречал детишек с футлярами. В них были скрипки. А как то видел мальчика. Совсем худенький. Он на спине тащил огромный футляр. В нем был контрабас. Во жесть. Это ж какую силу воли надо иметь в таком возрасте, чтобы претерпевать такие трудности. У меня тоже есть футляр. Ну, не футляр, а скорей — футлярчик. В нем у меня очки.
Текст написан под воздействием алкоголя. Коньяк. Сначала я выпил двадцать грамм, прошло пять минут, не подействовало, потом ещё двадцать грамм, не подействовало, потом ещё двадцать грамм, не подействовало, потом еще двадцать грамм, не подействовало, потом минут через пятнадцать точка сборки стала мягчать, и теперь она мягкая
В моей жизни всего два человека, с которыми мне максимально интересно. Отец и дочь. Отец мой работал преподавателем в вузе. Преподавал двигатель внутреннего сгорания.
К концу жизни его стал интересовать процесс творчества, как он происходит. Он стал писать статьи и выкладывать их в интернете. Писал он очень сложно. Я его критиковал, он прислушивался, но по прежнему писал сложно. Он написал книгу" Дупло". Я ничего не понял. Хотя в общении он был лёгок и интересен. На выходных мы с ним ходили в лес, он через дорогу от его дома, там мы разжигали костёр, пекли картошку и жарили шашлык. Он выпивал немного водки и мы вели с ним разговоры. Я ему о смысле жизни, он мне о творчестве.
Так мы ходили лет двадцать. И не нужны нам были никакие моря и заграницы. Мы смотрели на костёр, подбрасывали дрова, спорили, прованивались дымом, пили чай из термоса и ничего лучшего в жизни для нас не существовало. Мы ходили в лес с ранней весны до поздней осени. Потом отец умер и нет теперь костра и душевных разговоров. С семьёй я тоже ходил в лес с костром и это было клево.
Моя дочка, когда ей было лет четырнадцать, подошла ко мне и попросила поставить на муз центре какую то композицию, роковую, тяжёлую, которую я часто крутил, она сказала, что она ей нравится. Я уписался от щастя, что дочь пойдет по моим стопам. С тех пор она стала расти в музыке и теперь слушает разноплановую музыку, и я нервно курю в сторонке.(образно). Правда до классики ещё не доросла. Она прочитала кучу книг и пересмотрела кучу фильмов и нам всегда есть о чем поговорить. В свои двадцать семь, она на порядок выше меня в мои двадцать семь. Она очень хороший рассказчик, описывает
Читать дальше →
Хоть у меня и завтра последний рабочий день, напишу сегодня икибану. Я уже не конструктор, а столяр-сборщик, но Эй Си Ди Си люблю по прежнему. Потому что — это я.
Мне сегодня бригадирша с утра сказала:" ну что ты наш угрюмый". А в середине дня мастерица сказала:" не спите!"
Символично…
Бля, я угрюмый и я сплю… в
Я сегодня понял, на моем новом заводе у людей нет мыслей. Сто пудов, я не видел ни одного задумчивого.
Меня выгонят. Им тормоза угрюмые, задумчивые и спящие не нужны. Хотя я пашу как папа Карло, с полной выкладкой.
Весь мир трубит с этого фильма. Я пожалел четыреста рублей и не ходил в кинотеатр. Но читал рецензии. Смотрел видосы и наблюдаю за шумихой. Психи в моде. А вы, господа что-ли тоже не смотрели?
У меня очень интенсивная работа. По конвейеру ползут коробки, одна, за одной, и нужно их заполнить деталями мебели. Три человека. Каждый кладет несколько деталей в определенном порядке, чтобы упаковка заполнилась правильно. Каждый слой прокладывается вспененной пленкой. Детали лежат пачками на рольгангах, которые стоят перпендикулярно к конвейеру. Нужно быть быстрым и внимательным. Можно ошибиться, что-то не доложить. А я постоянно уплываю в мысли и это чревато последствиями. Сегодня, я укладывал двери. Левую и правую. Лежат рядом две пачки. Осталось двадцать шесть комплектов.
Мой напарник, зная, что можно ошибиться, пересчитал мои пачки, и выяснилось, что правых на одну штуку больше, чем левых. То есть, я где-то положил две левых двери. А уже собрано штук сорок коробок, они заклеены, стикерованы и уложены роботом на палеты. Касяк. Цех на ушах. Мы вручную вскрываем коробки, двери лежат где-то в среднем слое. Выкладываем верхние детали и проверяем двери. Где- то на двадцатом комплекте нашелся мой касяк. Мне было стыдно. Плюс, коробка очень тяжелая и мне, в наказание, пришлось их на пузе таскать с палеты на конвейер, чтобы еще раз автомат заклеил их и робот уложил опять на палету. Вот что значит быть не осознанным ( внимательным) и уплывать в мысли.
А у меня бригадир, девушка, гиперэнергичная, небольшая, компактная, все у нее в руках горит. Меня постоянно дергает: «Быстрее, быстрее, быстрее». Все я делаю не так. Беги туда, беги сюда. Я уже еле сдерживаюсь, чтобы ее не послать. Весь день на ногах. Просто стоять нельзя. То нужно прибрать рабочее место от мусора, то подогнать новые пакеты деталей, то убрать пустые поддоны, то нарезать пленку, то бежать в другой цех за какими-то рейками. Жопа. А еще нужно выучить комплекты, к чему я еще и не преступал.
Я от невнимательности и усталости об острые углы рольгангов отбил и порезал все ноги. Не успевают заживать старые раны, новые появляются. Бригадирша постоянно подтрунивает надо мной. Над тем, что я без
Читать дальше →
Как то в юности я на новогодние праздники ездил в Одессу. И вот в новогоднюю ночь мы компанией гуляли по городу и забрели в порт. Мы были пьяные, молоды и счастливы. У каждого из мальчиков было по девочке, мы пили вино из горлышка и холодный, зимний, влажный морской воздух нам был не страшен. Мы находились в порту на какой то платформе на возвышенности. Как вдруг, откуда то снизу на нас с маленького кораблика, который толкает большие корабли, направили яркий прожектор и тихий уверенный мужской голос через громкоговоритель произнес:" Идите сюда". Мы немного офигели, рассмеялись и пошли к выходу. Голос опять произнес:«Идите сюда». Это уже звучало несколько зловеще. Мы уже почти вышли из порта, обсуждая кто и что от нас хочет, как голос нам в спину опять произнес:«Идите сюда»
Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы мы пошли «туда».?
Вчера открыл таки коньяк «Ной». Накрыл сиротский стол. Сделал некую икибану… Сфотографировал ее. Фотку послал брату. Он поздравил меня с началом новой жизни. После тридцати грамм эго помягчело. Брат поглумился надо мной, чтобы я больше пятидесяти не пил, ибо попаду в нирвану. Я послал его в жопу. Вечер удался и закончился постом «Серебро или золото»
Помню было дело в армии. Первая неделя. Я проснулся утром и подумал, что я дома. Но нет, я в армии. Первый месяц я думал, что это какие то сборы, мы побегаем, постреляем и разъедимся по домам. Но не. Прошел месяц, два, а я все в армии и тогда я понял, это конец. Два года я не буду жить, а буду ждать, и это вечность.
Сейчас я на взбалмошном заводе — белая ворона. Никто со мной не общается, когда я подхожу, на меня не обращают внимание и мне кажется, что на заводе я временно. Ну по работе конечно что то разговариваем. Но меня все воспринимают как жертву. Что я все равно уйду. Мне пока не хочется уходить, мне нравится делать эту тупую работу, молчать и ни о чем не думать. Они все разговаривают о чем то и мне кажется что это птичий язык. Какой то бред. Бла бла бла. Гротеск. Не реальность. Временность.
А тут еще бред стал нарастать. Собрали пакеты с новой мебелью. Навороченная. Гнутая. Белая. Спальня. Вензеля нарисованы краской, которая выглядит то ли как серебряная, то ли как золотая. При разном освещении можно увидеть и так и так. Упаковано заклеено автоматом, 180 пакетов. А на контроле вскрывают пару пакетов и проверяют. И технологи растерялись. Что они видят. Золото или серебро. Оказывается краску в краскопульте нужно было все время перемешивать, чтобы одинаковый оттенок был. А так, все комплекты получились разные и в одном пакете одна дверь золотая, а другая серебряная. И вот уже неделю мы вскрываем пакеты, и все кому не лень, под плохим освещением пытаются определить, где золото, а где серебро. Все пакеты изуродовали. Куча лишней работы. И главное. Я. Я смотрю на это и понимаю, что крыша моя опять пытается потечь. Ибо нормальные люди таким онанизмом заниматься не будут. Этот спектакль сделан для меня. Чтобы я не засиживался. А я посидел- то только две недели. Изуродовал все руки, ноги, да теперь ещё и этот маразм. Так серебро или
Читать дальше →
В самобичевании есть своего рода сладострастие. И когда мы сами себя виним, мы чувствуем, что никто другой не вправе более винить нас.
Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему.
Молитва должна оставаться без ответа, иначе она перестает быть молитвой и становится перепиской.
Стоит обычно около автомоек. И одной рукой вам машет, зазывает: «Захады дарагой, помоем, почистим, просветлим, шашлик съешь, кофе выпишь, чем плохо». Всегда щастлив, всегда подтянут. И днём и ночью. Только воздух нужен.