Творчество

ЗАБОТА У НАС ТАКАЯ

Полыхают в синеве города
Остывает на ветру горизонт
Нам с тобой одна забота
Навсегда, навсегда.

Радуга над полем
Радуга над пеплом
Радуга над копотью
Бесконечный апрель.

Над тобой небесных рек берега
Подо мной подземных вод молоко
Нам с тобой одна забота
Навека, навека.
Радуга над бездной
Радуга над ямой
Радуга над пропастью
Безнадежный апрель.

Бережет земля своих мертвецов
Стережет своих гостей теремок
Лишь одно для нас с тобою
Ремесло, ремесло.
Радуга над миром
Радуга над прахом
Радуга над кладбищем
Негасимый апрель.

Блаженной нежности доверчиво хлебну
Давай послушаем Святую Тишину.
Давай послушаем и Благости нальём
В хрустальном блеске слышен подвенечный звон.

Не нарушай просторы солнечных зарниц,
Не разрушай покой нетронутых страниц.
Взойдём в Истоки изначального ключа
Где льётся речка и свежа и горяча.

И в обладании, всем сердцем сотворя
Взойдём к подножию родного Алтаря.
Роскошный жемчуг упадёт к твоим ногам
Картины счастья раскрывая по стопам.

Блаженной нежности доверчиво хлебну.
Давай послушаем Святую тишину…

Cita

______________________

В самом начале третьего семестра, на одной из лекций по эмэл
философии, Никита Сонечкин сделал одно удивительное открытие.
Дело было в том, что с некоторых пор с ним творилось непонятное:
стоило маленькому ушастому доценту, похожему из одолеваемого
кощунственными мыслями попика, войти в аудиторию, как Никиту начинало
смертельно клонить в сон. А когда доцент принимался говорить и показывать
пальцем в люстру, Никита уже ничего не мог с собой поделать — он засыпал.
Ему чудилось, что лектор говорит не о философии, а о чем-то из детства: о
каких-то чердаках, песочницах и горящих помойках; потом ручка в Никитиных
пальцах забиралась по диагонали в самый верх листа, оставив за собой
неразборчивую фразу; наконец, он клевал носом и проваливался в черноту,
откуда через секунду-другую выныривал, чтобы вскоре все повторилось в той
же самой последовательности. Его конспекты выглядели странно и были
непригодны для занятий: короткие абзацы текста пересекались длинными
косыми предложениями, где речь шла то о космонавтах-невозвращенцах, то о
рабочем визите монгольского хана, а почерк становился мелким и прыгающим.
Сначала Никита очень расстраивался из-за своей неспособности
нормально высидеть лекцию, а потом задумался — неужели это происходит
только с ним? Он стал приглядываться к остальным студентам, и здесь-то его
ждало открытие.
Оказалось, что спят вокруг
Читать дальше →

… Побудь со мной в тот самый трудный час,
Когда сквозь мир просвечивает пламя,
Когда с меня проникновенных глаз
Не сводит свет, прощающийся с нами.
В тот самый час, когда малейший вздрог
Уже подобен громовому звуку,
Когда весь мир на это сердце лег,
Как яблоко в протянутую руку.
Последний зов, последняя труба…
И где-то на весах у миродержца
В такой тиши решается судьба
Всех лепестков и всех движений сердца.
Весы дрожат… дрожат, и — наконец
Сейчас! Сей час… Так вот он, час мой судный!
Но кто же я — ответчик иль истец?
И почему мне так блаженно-трудно?
Побудь со мной у этого огня…

… Вот так с небес из своего далека,
Вот так когда-то Бог позвал меня
С Ним разделить такую одинокость…

Зинаида Александровна Миркина

Человек шептал: «Господь, поговори со мной!»
И луговые травы пели.
Но человек не слышал!

Человек вскричал тогда: «Господь, поговори со мной!»
И гром с молнией прокатились по небу.
Но человек не слушал!

Человек оглянулся кругом и сказал:
«Господь, позволь мне увидеть тебя!»
И звезды ярко сияли…
Но человек не видел.

Человек вскричал снова: «Бог, покажи мне видение!»
И новая жизнь была рождена весной.
Но человек этого не заметил!

Человек плакал в отчаянии:
«Дотронься до меня, Господь, и дай мне знать, что ты здесь!»
И после этого Господь спустился и дотронулся до человека!
Но человек смахнул с плеча бабочку и ушел прочь…

из Всемирной сети

В жару крестьянин
Прилёг на цветы вьюнка.
Так же прост наш мир.

В капле воды,
Отражается эхом…
Звучание…

Не кончен, не создан. Еще не готовый,-
Наш мир создается все снова и снова.
И нет завершенья. Не знает конца,
Не знает покоя работа творца.

И этому миру наступит конец
Не прежде, чем бросит работу творец.
А день наш последний? А огненный суд?
Не прежде, чем кончится творческий труд…

Зимняя ночь в саду.
Ниткой тонкой — и месяц в небе,
И цикады чуть слышный звон…

Подруга
Даниил Хармс

На лице твоем, подруга,
два точильщика жука
начертили сто два круга
цифру семь и букву К.

Над тобои проходят годы
хладный рот позеленел
лопнул глаз от злой погоды
в ноздрях ветер зазвенел.

Что в душе твоей творится
я не знаю. Только вдруг
может с треском растворится
дум твоих большой сундук.

И тогда понятен сразу
будет всем твой сладкий сон.
И твой дух, подобно газу
из груди умчится вон.

Что ты ждешь? Планет смятенья?
Иль движенья звездных толп?
Или ждешь судеб сплетенья,
опершись рукой на столб?

Или ждешь, пока желание
из небес к тебе слетит
и груди твоей дыхание
мысль в слово превратит?

Мы живем не полным ходом
не считаем наши дней,
но минуты с каждым годом
все становятся видней.

С каждым часом гнев и скупость
ловят нас в свой мрачный круг,
и к земле былая глупость
опускает взоры вдруг.

И тогда, настроив лиру
и услышав лиры звон,
будем петь. И будет миру
наша песня точно сон.

И быстрей помчатся реки,
и с высоких берегов
будешь ты, поднявши веки
бесконечный ряд веков

наблюдать холодным оком
нашу славу каждый день,
и на лбу твоем высоком
никогда на ляжет тень.