В поисках даосов владеющих кирилецей наткнулся на это приятное местечко. И наслаждаюсь тишиной.

Каждый день выходя поутру на крыльцо я созерцаю движение утреннего солнышка по небосводу, мое мышление в этот момент комментирует, этот процесс, пытаясь изменить траекторию движения солнца))))) ни разу не получилось))))

Никто не может ничего увидеть в других, если этого нет в нём самом.
Это озарение впервые настигло в детском саду. Ребёнок что-то говорил, а я понял, что он врёт. А понял, потому что сам так делал именно в такой манере.
И тогда получается, что мы знаем других и мир только до границ собственного опыта. А то, что за опытом невидимо…
А живя, мы превращаем невидимое в зримое. Вернее учимся различать невидимое. Потом даём ему имя и ставим на полочку известного. Так появляются виртуальные вселенные. То есть, вроде мир, но миром он был до того как стал миром. А как только стал, сразу превратился в рисунок мира или фотографию, или кино и немцы. А кто-то, сидя на поляне у леса, разглядывает фотографии поляны, леса… И думает куда ему пойти и что дальше делать…
А мир вне голограммы… Это должно быть что-то ни на что не похожее, никак не описанное, ведь именно поэтому нам ничего о нём и не известно… Значит не выразить словами, потому что любое слово становится не им. То есть, получается, что он не может быть ни нирваной, ни покоем, ни сознанием, ни бесконечным и вечным, ни единым, ни неделимым, ни пустым, ни полным, ни просветлением или чем-то ещё…
Голограмма Адвайты — продвинутый продукт. Она также всё изображает, но делает изображение почти прозрачным, чтобы сквозь него можно было увидеть то, что изображается. А когда это удаётся, она саморастворяется в изображаемом…
Бац! — новый образ готов. Ставим на полочку, конечно, но он указывает на красивое, а Красивое — в сердце. Так что мы снова в Сердце очутились. Можно улыбнуться… )

Пребывая в иллюзии, что мы контролируем свою жизнь и судьбу мы становимся искателями, неистово стремящимися достичь более высокого уровня осознанности или просветления. Это также есть встроенный механизм, служащий, чтобы у нас сохранялось чувство отдельной от Источника сущности. Способам, которыми мы пытаемся добиться желанной Милости от Бога, кажется нет числа, поэтому я пройдусь лишь по самым главным из них; по main stream -у, так сказать.
Восточный мистицизм настаивает на следующих дисциплинах на пути поиска:

Служение другим.
Сатсанг — Это означает собираться вместе с другими ищущими и делиться друг с другом своей истиной и своим опытом.
Медитация — sine qua non в поиске Бога.

Возможно, самой лучшей иллюстрацией к подходу Нью Эйдж будет каталог групп и курсов саморазвития, предлагавшихся в Эсалене.
Когда Видение Жемчужины смотрит на духовные практики, оно продолжает констатировать факт, что Сознание, это все, что есть. Индивидуальный организм тела-ума — не хозяин. Все, что произойдет с вами в вашем поиске Бога через духовные практики, зависит от вашей судьбы и Милости.
Не существует волшебной формулы пробуждения. Когда и если приходит время для вашего пробуждения — то оно происходит. Ничто не в силах помешать этому — ничто не в силах помочь этому. Нет ничего, что можно было бы добавить (сделать) ни в том, ни в другом направлении. Нет даже необходимости в том, чтобы пробудиться. Источник играет в ограниченность через всех и каждого из нас: Он получает равный, но в каждом случае уникальный опыт; будь то практика Дзадзен 16 часов в сутки в Дзэнском монастыре или ежедневное убийство в военных действиях. Каждый из этих опытов есть полное выражение Источника в проявлении, притворяющегося, что он ограничен.
Мне кажется, что причина того, что человек ищет Бога в том, что глубоко внутри у нас есть запрятанная память о том, что наша суть есть это самое чистое Сознание. Но мы оглядываемся вокруг своим близоруким взглядом и ограниченным умом и находим себя, посаженным в жесткие рамки тела и паникуем. Мы ощущаем свою отдельность от Источника и боимся, что попали в эту ловушку навсегда и уже никогда не вернемся назад. Вот тут-то и начинается поиск пути возвращения; начинается наше путешествие домой. Все так и должно быть — все это включено в Божественный дизайн иллюзии ограниченности.

Читать дальше →

Есть огромная и потрясающе значимая разница между тем, чтобы пытаться
изменить других, и помощью другим людям. Когда вы помогаете кому-то, вы
помогаете ему быть собой; когда вы пытаетесь изменить кого-то, вы
пытаетесь изменить его в соответствии с вашей собственной идеей. Когда
вы пытаетесь изменить кого-то, вы пытаетесь сделать из него копию. Вы не
заинтересованы в этом человеке. У вас есть определенная идеология,
фиксированная идея, идеал. Вы изменяете его в соответствии с этим
идеалом. Идеал более важен, реальный человек не совсем важен.На самом деле, пытаться изменить другого человека в соответствии с некоторым идеалом — это совершать насилие. Это агрессия, это попытка уничтожить другого. Это не любовь, это не сострадание. Сострадание всегда позволяет другому оставаться самим собой. У сострадания нет идеологии, оно лишь придает вам энергии. И тогда вы движетесь. Тогда ваше семя обязательно прорастет в согласии с его собственной природой. Вам никто ничего не навязывает.

Делитесь своим бытием, но пусть каждый движется к своему собственному месту назначения. Это предназначение неизвестно; никто не знает, какой расцветет цветок. Не нужно шаблонов, иначе цветок будет сломан. И помните, что каждое индивидуальное существо уникально. Не было такого существа никогда раньше и не будет никогда вновь. Бог не повторяется, он не повторяет дважды. Он все время изобретает новое.
01 — Bombay Dub5:34
Если вы пытаетесь заставить человека быть подобным Иисусу, вы разрушаете его. Иисус никогда не повторится снова. И в этом нет нужды. Один — прекрасно, много — уже скучно. Не пытайтесь сделать человека Буддой. Позвольте ему быть собой. Это его состояние будды. Не знает ни он и ни вы, что он несет в себе. Это покажет только будущее. Не только вы удивитесь; он удивится, когда раскроется его цветок. Каждый несет в себе цветок бесконечной потенции и силы, бесконечной возможности.

Помогайте, давайте энергию, любите. Воспринимайте другого и давайте ему почувствовать, что ему рады. Не давайте ему почувствовать вину, не давайте ему понять, что его осуждают. Все, кто старается изменить его, дают ему почувствовать вину, и эта вина отравляет.

Всякий раз, когда кто-то говорит, что вам нужно быть как кто-то другой, вы не принимаетесь. Вам не рады, вы — незванный гость. Вас не станут любить, если вы не станете кем-то другим. Что же это за любовь, которая уничтожает вас, и принимает только тогда, когда вы становитесь ложным, неподлинным...?

Искренне, подлинно вы можете быть только самими собой. Все остальное будет ложным, все остальное будет просто маской, личиной, но не вашей сущностью. Вы можете украсить себя личиной Будды, но это никогда не коснется вашего сердца. Это никогда не будет связано с вами, это никогда не подключится к вам. Это будет лишь внешнее. Лицо, но не ваше.

Поэтому всякий, кто пытается сделать из вас кого-то другого, кто говорит: «Я полюблю вас, если вы станете Буддой, Христом...», — вас не любит. Он, может быть, влюблен в Христа, но вас он ненавидит. И его любовь к Христу может также не очень глубока, поскольку если бы он любил Иисуса по-настоящему, он понял бы совершенную уникальность каждого отдельного человека.

Любовь — это глубокое понимание. Если вы полюбили человека, вы обрели в себе иное качество видения. Теперь вы можете видеть ясно. Если вы полюбили Иисуса, то кто бы не предстал перед вами — вы увидите реальность этого человека, этого конкретного человеческого существа, его потенциальность здесь и сейчас. И вы полюбите этого человека, вы поможете этому человеку стать тем, кем он может стать. Вы не будете ожидать от него чего-то другого. Всякое ожидание — это осуждение, всякое ожидание — это отвержение, всякое ожидание — это отталкивание. Вы просто отдадите ему свою любовь — не ради награды, не ради результата. Вы просто поможете, без всякого будущего в уме.

Когда любовь течет без всякого будущего, она представляет собой потрясающую энергию. Когда любовь течет без всякой мотивации, она помогает, и ничто не помогает так, как она.
Когда вы чувствуете, что далее одно-единственное человеческое существо воспринимает вас так, как вы есть, вы чувствуете себя центрированным. Вас не отвергают в этом существовании. По крайней мере одно человеческое существо воспринимает вас безусловно. Это дает вам почву под ногами, центрирование; это дает вам чувство того, что вы дома. И чем больше это чувство, что вы дома, тем ближе вы к богу, поскольку самое глубочайшее в вашем сердце — это он. Когда вы близки к себе, тогда вы близки и к нему. Когда вы центрированы, вы в нем.

Когда вы далеки от себя, вы далеки от бога. Дистанция между вами и собой — это дистанция между вами и богом, и нет никакой другой дистанции. Поэтому всякий, кто говорит: «Станьте кем-то другим», отбрасывает вас от бога. Вы станете ложными, вы будете носить маски. У вас будут личности, характер и тысячи других вещей, но у вас не будет души; у вас не будет сущности. Вы не будете осознанностью, вы будете обманом: псевдо-явлением, не подлинным явлением…

«Когда ты абсолютно счастлив в своем одиночестве — когда тебе абсолютно
не нужен другой, когда другой не является потребностью — тогда ты
способен к любви»

«Любовь – точно как аромат цветка. Она не создает отношений; она не
требует, чтобы вы были тем-то и тем-то, вели себя определенным образом,
действовали определенным образом. Она ничего не требует. Она просто
делится.»

«Когда ты влюбляешься, кто-то выглядит красивым, потому что в этим
мгновения ты не ставишь никаких условий. Два человека движутся рядом без
условий. Как только они фиксируются, как только начинают принимать друг
друга как должное, навязываются условия: «Ты должен быть вот таким, ты
должен вести себя вот так, только тогда я буду любить», — любовь
становится сделкой.»

«Быть с другими прекрасно, и быть одному также прекрасно.
Вы не зависите от других и не заставляете других зависеть от вас. Тогда
это всегда дружба, дружелюбие. Вы общаетесь. Пока все идет прекрасно, вы
делитесь. А если вы видите, что наступил момент расставания, потому что
ваши тропы расходятся на этом перекрестке, вы говорите „до свидания“ с
великой благодарностью за все, чем другой был для вас, за все радости,
все удовольствия и все прекрасные моменты, которые вы делили с ним. Без
страдания, без боли, вы просто расстанетесь.»

«Любовь ничего не знает о долге. Долг — это бремя, формальность. Любовь — это радость, щедрость; любовь неформальна. Влюбленный никогда не
чувствует, что сделал достаточно; влюбленный всегда чувствует, что
возможно гораздо большее. Влюбленный никогда не чувствует:»Я сделал
другому одолжение". Напротив, он чувствует: «Я чувствую себя обязанным,
потому что моя любовь была принята. Другой сделал мне одолжение, приняв
мой подарок, не отвергнув его»

«Бытие вместе означает, что вы всегда начинаете сначала, постоянно
пытаетесь познакомиться. Снова и снова вы представляетесь друг другу. Вы
пытаетесь увидеть многие стороны личности друг друга. Вы пытаетесь
проникнуть глубже и глубже во внутренние царства чувств друг друга, в
глубокие тайники существа. Это радость любви: исследование сознания.
И
если ты с кем-то вместе, не низводи это до связи, и тогда другой станет
для тебя зеркалом. Исследуя его, неосознанно ты будешь исследовать и
самого себя. Проникая глубже в другого, узнавая его чувства, его мысли,
его глубинные течения, ты будешь узнавать и собственные глубинные
течения. Влюбленные становятся друг для друга зеркалом, и тогда любовь
превращается в медитацию».

«Любовь — скорее аромат, чем цветок. Цветок обладает формой, а форма подразумевает границы.
Любовь
безгранична, она не может иметь форму. Мы не понимает этого и пытаемся
придать любви цвет, форму, пытаемся наложить границы. Чем больше мы
преуспеваем в своих попытках придать любви форму, тем меньше остается
любви — она исчезает.
Любовь должна быть птицей в небе, её нельзя
запереть в клетку. Даже если тебе удастся сделать золотую клетку, ты все
равно убьешь птицу. Птица в небе совсем не то, что птица в клетке. Это
два разных явления. Они выглядят почти одинаково, но птица в полете,
птица на ветру,
птица в облаках — свободна, и поэтому она знает, что
такое блаженство. Птица в клетке только внешне напоминает птицу в небе,
ведь она не знает неба, не знает свободы… не знает блаженства.

Любовь
— это птица, и она хочет быть свободной. Чтобы расти ей нужно небо.
Никогда не запирай любовь в клетку, никогда не заключай её в неволю, не
давай ей адреса, имени, формы, не клей на неё ярлыки — никогда! Пусть
она остается ароматом, остается незримой, и она отнесёт тебя на крыльях в
бесконечность..!»

Годы старческого подвига отца Серафима в Вырице
… батюшка тяжело болел. Тяжкие недуги причиняли о. Серафиму невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги — болели и отнимались. Однако старец мужественно переносил эти испытания. Никто никогда не слышал от о. Серафима ни единого стона, ни единой жалобы.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою...» Первоначально в Вырице батюшку посещали только самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу вновь устремился людской поток. Посетители с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келлию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями. Обеспокоенные родные пытались оградить батюшку от излишних встреч, но в ответ подвижник твердо сказал: «Теперь я всегда буду нездоров… Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!»
О. Серафим всякий раз сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Его отзывчивое сердце каким-то особым чутьем всегда улавливало истинное горе в массе пришедшего к нему народа. Каким образом старец находил этих людей, оставалось загадкой — обычно на крыльцо выходила келейница и приглашала пройти в келлию того или иного человека, называя, как правило, его имя и место, откуда он прибыл.
Для множества страждущих о. Серафим был благодетелем, который не только помогал духовно, но и практическими советами, устройством на работу, а также и деньгами через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем. кто терпел нужду. Все два десятилетия на вырицких квартирах его бессменно окружала одна и та же скромная обстановка — небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка — составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.
Отец Серафим был необыкновенно строг к себе от первых шагов в подвижничестве до самой кончины. Никаких послаблений — пост, бдение и молитва…
В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. Окружающим порой казалось, что о. Серафим обрекает себя на голодную смерть. То, что он ел в те дни, когда принимал пищу, едой можно было назвать с большим трудом: в некоторые дни батюшка вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — не съедал и одной картофелины, иногда ел немного тертой моркови. Крайне редко пил чай с очень малым количеством хлеба.
Читать дальше →

О СВЕТЕ ХРИСТОВОМ
Дабы принять и ощутить в сердце своем свет Христов, надобно, сколько можно, отвлечь себя от видимых предметов. Предочистив душу покаянием и добрыми делами, при искренней вере в Распятаго, закрыв телесные очи, должно погрузить ум внутрь сердца и вопиять, непрестанно призывая имя Господа нашего Иисуса Христа. Тогда, по мере усердия и горячности духа к возлюбленному, человек в призываемом имени находит услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения.
Когда ум с таким упражнением долго пребудет, укоснит сердце, тогда воссияет свет Христов, освещая храмину души божественным сиянием, как говорит от лица Бога св.пророк Малахия: И возсияет вам, боящимся имени Моего, Солнце правды (4:2). Сей свет есть купно и жизнь, по Евангельскому слову: В Том живот бе, и живот бе свет человеком (Иоан. 1:4).
О ПОКАЯНИИ
Желающему спастися всегда должно иметь сердце, расположенное к покаянию и сокрушенное: Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. (Псал. 50:19). В таком сокрушении духа человек с легкостью может безбедно проходить хитрые козни диавола, коего все силы направлены к тому, чтобы возмутить дух человека и в возмущении посеять свои плевелы, по словеси Евангельскому: Господи, не доброе ли семя сеял еси на селе твоем?.. Он же рече им: враг человек сие сотвори. (Мф. 13:27-28).
Читать дальше →

АНГЕЛЬСКИЙ ЧИН

На смерть схииеродиакона Александра (Мамедова)

В феврале ему исполнилось тридцать, а в конце июля его не стало. Болезнь и смерть схииеродиакона Александра стали ответом Господа на многие вопросы. Ангел посетил Сыктывкарскую епархию в лице этого монаха. Накануне его ухода наместник Кирилло-Мариинского скита игумен Игнатий (Бакаев) поделился через нашу газету печалью и радостью: «Вот лежит у нас больной инок, очень больной, но как много он для нас значит, с каким благоговением относится к нему братия. Он нас объединяет, и сделал для нас больше, чем мы для него: сплотил нас. Не раздор, а любовь вошла с ним в скит».
Читать дальше →

О уподоблении человека Христу

СТАРЕЦ много и говорил, и писал, что хранящие заповеди Господни похожи на Христа. Уподобление Христу может быть и большим и меньшим, но пределов этому уподоблению не положено; так непостижимо велико призвание человека: он воистину становится подобен Богу.
Старец говорил:
«Так возлюбил Господь создание Свое: человек подобен Богу».
Он вспоминает при этом слова Св. Иоанна Богослова: «Будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Иоан. 3, 2).
Старец бесконечно любил слова Христа:
«Отче, которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою» (Иоан. 17, 24).
Бог есть любовь, и как бесконечная любовь. Он всего Себя хочет отдать человеку: «Слава, которую Ты дал Мне, Я дал им» (Иоан. 17, 22).
И если слава сия будет дана человекам, то хотя по сущности своей человек остается тварью, но по благодати становится богом, т. е. получает образ божественного бытия. Подобно тому, как Христос, имеющий образ божественного бытия, в воплощении своем воспринял образ человеческого бытия, и человек, имеющий образ рабского бытия, во Христе воспринимает образ Божественного бытия (Филин. 2, 6—7).
Об этом в своей целомудренной сдержанности не любит говорить даже Священное Писание.
Почему?.. Быть может потому, что слышащие возбуждаются в своем воображении и устремляются мечтанием в заоблачные высоты, забывая, или не ведая, что Бог есть Смирение.