Старый дворник дядя Вася улицу метёт
Быстро, ловко и умело. Сразу видно, спец.
Спорится в руках работа, хорошо идёт,
Но никак работе этой не придёт конец.
Дядя Вася – академик дворницких работ.
Тридцать лет метёлкой машет. Опытный эксперт.
Чистоты дворов хранитель. Молодец, но вот
Важных богословских знаний не было и нет.
А семинарист Артемий на скамье сидит,
Пачку чипсов доедает с вкусом чеснока.
Наизусть псалмы все знает, складно говорит,
Но рот чипсами заполнен и молчит пока.
Дожевал Артемий, кинул пачку на газон
И понёс он слово божье в некрещёный мир.
Вспомнил: дядя Вася – дворник некрещёный он.
У него ещё есть дочка – банковский кассир.
«Наличие вертикальной линии не означает, что вы должны отказаться от мира. Но это значит, что вы уже не относитесь к миру, что мир становится призрачным, теряет значимость. Амбиции, желания, зависть начнут испаряться, и чтобы от них избавиться, вам не потребуется никаких усилий. Они могут существовать только во мраке горизонтального, где все соревнуются, все переполнены жаждой власти, огромным желанием доминировать, стать кем-то особенным.
На вертикальной линии все эти глупости просто исчезают. Вы становитесь таким светлым, таким невесомым, совсем как цветок лотоса: он в воде, но вода его не касается. Вы остаетесь в мире, но мир больше не оказывает на вас никакого влияния.
Наоборот, вы сами начинаете влиять на мир – не сознательными усилиями, а просто фактом своего существования, вашим присутствием, вашим изяществом, вашей красотой. По мере того как все это растет внутри вас, оно начинает распространяться вокруг вас...»
Какой из грехов, совершенных здесь, на земле, до сих пор остается самым тяжким? Не слова ли того, кто сказал: «Горе смеющимся!»
Неужели он не нашел на земле причин для смеха? Значит, он плохо искал. Их находит даже ребенок.
Мало любви было в нем, иначе он возлюбил бы и смеющихся! Но он ненавидел и поносил нас, предвещая нам плач и скрежет зубовный.
Следует ли тотчас проклинать, если не любишь? Для меня это — дурной вкус. Но именно так поступал он, этот нетерпимый. Он вышел из черни.
Мало в нем было любви — иначе бы он не гневался, что не любят его самого. Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.
Сторонитесь таких нетерпимых! Это порода больных и несчастных, это чернь; кисло взирают они на жизнь, дурным глазом смотрят на землю.
Сторонитесь таких нетерпимых! У них тяжелые ноги и подавленные сердца: не умеют они плясать. Как же быть земле легкой для них!…
Этот венец смеющегося, венец из роз, сам возложил я на себя и сам освятил смех свой. Больше никого не нашел я достаточно сильным для этого.
Заратустра — танцор, Заратустра — легок, он взмахивает крыльями и готов к полету, он зовет, за собой всех птиц, проворный и блаженно легкий.
Заратустра пророк, Заратустра смеющийся пророк, терпеливый, терпимый, влюбленный в прыжки и авантюры, сам я возложил на себя этот венец!…
О высшие люди, вот ваше худшее: вы не учились танцевать так, как должно, — так, чтобы в танце выйти за пределы свои! Что с того, если вы — не удались!
Сколь многое еще возможно! Так научитесь же в смехе выходить за пределы, свои! Вы, лихие танцоры, выше и выше вздымайте сердца ваши! И не забывайте как следует посмеяться!
Этот венок смеющегося, этот венок из роз: вам я бросаю его, братья мои. Смех объявил я священным: о высшие люди, учитесь смеяться!…
Это мое утро, мой день загорается: вставай, поднимайся, Великий Полдень!
… Так говорил Заратустра, покидая пещеру свою, сияющий и сильный, словно утреннее солнце, восходящее из-за темных гор.
Radha
