Неглубокий сон в последнее время мучителен.
Например, если вставать надо в 9 утра, а проснусь в 7:30, то нормально заснуть уже не получится. Раньше спокойно себе плыл в такой дреме, но с недавних пор страшно мешает трескотня в голове. Начинают болтать и кричать какие-то голоса, мелькать образы, всё неуловимое, и явно мусор (даже художественной ценности никакой).
То же самое и когда пора вставать, будильник прозвенел, а спать очень сильно хочется. Раньше можно было за 5 минут до следующего будильника успеть посмотреть вполне приличную интересную короткометражку, но теперь начинается тот же цирк и невозможно заснуть — как только начинаю погружаться в сон, наползает поверх всего этого мысль: «Да это же полный бред!», заставляя выбрать меньшее из двух зол — начать день.
Сталкивался кто-нибудь с подобным феноменом?

В.: Я уже видел, как умирают люди, и это было не только радостным переходом, но в большинстве случаев было связано со страхом.

К.:

Это совершенно естественно. То, что думает, что умрет, испытывает страх. За этим стоит импульс выживания. В этом нет ничего превратного. Но в момент смерти, когда ничто больше не борется, остается только ясность. Тогда борьбы, страха больше нет. Тогда есть лишь просто отсутствие формы и идеи, тогда все просто ясно. До тех пор есть все возможности борьбы, страха и сопротивления. Но когда Последнее, Окончательное здесь, больше нет того, кто бы мог бороться. Тогда есть лишь только пустота. Осознание, которое присутствует сейчас и кажется скрытым, тогда опустошается от желаний, идей, представлений. Оно пусто. Но в этой пустоте — полное Бытие, совершенно ясное, совершенно чистое.

В.: Бытие остается, а я умираю.

К.: Что вообще живет? Может жизнь быть тем, что смертно, что подвержено смерти? Является ли форма жизнью? Или форма — это только отражение? Все, что может умереть, мертво уже до этого. Оно никогда не жило и поэтому не может и умереть. В момент смерти нет ничего, что могло бы умереть. То, что ты есть, есть чистое Бытие. Это здесь и сейчас единственное, что есть. И в момент смерти это так же единственное, что есть.

Вопрос рождается лишь для того, что бы указать на вопрошающего.
И когда рождается вопрос о вопрошающем: «КТО Я?», у тебя нет выбора и смысл и суть вопроса указывают в одну точку.

Почему я тебе все это говорю, о разум – ибо если исследовать истину, можно убедиться в том, что разума нет! Ум – это результат глупости, когда глупость изнашивается, ум тоже изнашивается. Ты сейчас находишься в процессе распада. Какая глупость – говорить с тем, кто находится в процессе распада! День за днем ты становишься все слабее и слабее, и я отказываюсь от тебя; мудрые люди не учат то, что вот-вот выбросят.

М: За пределами боли и удовольствия лежит блаженство.

В: Бессознательное блаженство. Зачем оно?

М: Оно не сознательное и не бессознательное. Оно реальное.

В: А в чём недостатки сознания?

М: Это бремя. Тело – это бремя. Ощущения, желания, мысли – всё это тяжкая ноша. Всё сознательное состоит из конфликтов.

В: Реальность описывается как истинное бытие, чистое сознание, безграничное блаженство. Какое отношение к этому имеет боль?

М: Боль и удовольствия происходят, но боль – это цена за удовольствия, а удовольствия – награда за боль. В жизни вы также часто доставляете удовольствие, причиняя боль, и раните, доставляя удовольствие.

Знать, что боль и удовольствие являются одним, – это покой

.

«Чтобы проникнуть в глубины реальности, требуется живая интуиция, а не интеллект или чувство.
Эта интуиция отличается от чувственной интуиции, а также и от интеллектуальной интуиции, которые все же принадлежат к плану объективного мышления и требуют чего-нибудь противопоставляющегося субъекту. В случае же названной мною „живой интуиции“, нет ни объекта, ни субъекта… – есть только абсолютное бытие, стоящее выше категории „того“ и „этого“...»

"… человек должен так жить, как будто бы он вовсе не жил ни для себя самого, ни для правды, ни для Бога.
Теперь пришли мы к новому и говорим дальше так:
человек, который должен достичь этой нищеты, должен быть таким, как был, когда «не жил ни в каком отношении, ни для себя, ни для правды, ни для Бога».
Итак, он должен настолько отрешиться от всякого познания, чтобы умерло в нем всякое представление о Боге.
Ибо когда человек пребывал еще в вечной природе Бога, не жило в нем ничего иного.
И все что жило в нем, то было он сам.
Поэтому мы говорим: человек должен настолько освободиться от всякого знания, как был он свободен, когда не был вовсе, и должен предоставить Богу творить то, что Он хочет, а сам оставаться безцельным, как тогда, когда он изошел от Бога. "

Мейстер Экхарт (1260-1327)
«Духовные проповеди и рассуждения».
Перевод со средневерхненемецкого М. Сабашниковой, 1912 г.