никак, потому и сомневаюсь, однако, такой вероятности. Предупреждаю, следующим аспектом «познания» станет не принадлежащие человеческому трёхмерному миру душа, дух, ну и прочие «иномерности» )
ну осмыслил. и чо? Про элемент «одномерного» мира не понял. Элемент, вроде как, предполагает наличие структурированной организованности, то бишь — объекта. Разшифруй.
«то что есть» это обобщенное название того что просто есть (Вселенная, Земля, камни, растения, мысли и тд). «Всё то что есть»
почему бы не назвать это как бытие? А то можно развлекаясь дойти до абсурда: вместо «слушателя» будет то, что слушает, «строителя» — тот, кто строит и т.д. Или это проблемы со словарным запасом?
если исходить из того, что враг — это крайняя форма конфликта, а конфликт — способ разрешения проблем, задач, то обретение врага можно назвать действительно милостью — крайняя мера обретения знания, за пределом которой ты или есть, или уже тебя нет )
Слово «любовь» многозначно, и это создает дополнительные сложности. Древнегреческий язык — язык Евангелий — знал по крайней мере три различных слова, которые соответственно обозначали любовь как страсть, природно-эстетическую устремленность человеческой души (эрос), как доброту, душевную близость, взаимную привязанность (филия) и как духовное единение, человеческое добросердечие (агапе). Эти понятия различаются по объему: объект эроса индивидуален; филия охватывает особый круг друзей; агапе направлена на всех людей, на любого ближнего, того, кто оказался в близости.
Различаются они также по нравственному вектору: эрос есть любовь восходящая, устремленная снизу вверх и направленная на обладание предметом любви; филия есть любовь уравнивающая, она и возможна только между равными, каковыми как раз и являются друзья; агапе есть любовь нисходящая, жертвенная. Иисус Христос, повелевая любить врагов, имеет в виду духовное единение, добродеяние в отношениях, между всеми людьми; евангелист в этом случае пользуется словом «агапе». Именно всеохватывающая любовь, включающая также любовь к врагам, освобождает человеческую общину от узости психологических, естественных и социальных привязанностей, позволяет втянуть а нее всех людей.
Любить врага вовсе не значит испытывать к нему те же чувства магнетической привязанности, какие испытывают к любимому человеку, или радоваться душой, как это случается в общении с друзьями. Здесь мы имеем дело с отношением, которое выше психологических и душевных привязанностей, находится в иной плоскости. Любить врага — значит простить ему прежние злодеяния не в том смысле, чтобы не считать их за злодеяния или примириться с ними, и не так, как щедрый богач прощает долг несостоятельному должнику, а в том смысле, чтобы они перестали быть абсолютной преградой для новых взаимоотношений с ним, и так, как истинный виновник преступления добровольным признанием освобождает от кары преступника мнимого. Это значит заново открыть путь для сотрудничества или «выправить отношения».
Любовь к врагу является безошибочным тестом на верность идеалу, всечеловеческого братства, на то, относится ли человек к этому идеалу абстрактно, праздно, «умственно» или видит в нем основу собственной жизни и готов мерить себя этой высшей мерой, не останавливаясь ни перед какими трудностями. А что может быть более очевидным отступлением от этого идеала, чем отношение к другому человеку как к врагу? И что может быть труднее в жизни, чем любить своего врага, перешагнуть, через отделяющую от него темную пропасть гнева, стыда и унижения?
каждое, любое из написанных тобой выше (и ранее или позже) слов: «восприятие», «оценок», «суждений» и т. д., несут в себе значения, за которыми смыслы и понятия. Так что ещё раз повторю: заявленное
Я могу жить вообще без понятий и смыслов.
является полным враньём (или глупостью — выбирай что ближе). Ты в своей лжи и глупости перестал быть мне интересен. Игнор.
Различаются они также по нравственному вектору: эрос есть любовь восходящая, устремленная снизу вверх и направленная на обладание предметом любви; филия есть любовь уравнивающая, она и возможна только между равными, каковыми как раз и являются друзья; агапе есть любовь нисходящая, жертвенная. Иисус Христос, повелевая любить врагов, имеет в виду духовное единение, добродеяние в отношениях, между всеми людьми; евангелист в этом случае пользуется словом «агапе». Именно всеохватывающая любовь, включающая также любовь к врагам, освобождает человеческую общину от узости психологических, естественных и социальных привязанностей, позволяет втянуть а нее всех людей.
Любить врага вовсе не значит испытывать к нему те же чувства магнетической привязанности, какие испытывают к любимому человеку, или радоваться душой, как это случается в общении с друзьями. Здесь мы имеем дело с отношением, которое выше психологических и душевных привязанностей, находится в иной плоскости. Любить врага — значит простить ему прежние злодеяния не в том смысле, чтобы не считать их за злодеяния или примириться с ними, и не так, как щедрый богач прощает долг несостоятельному должнику, а в том смысле, чтобы они перестали быть абсолютной преградой для новых взаимоотношений с ним, и так, как истинный виновник преступления добровольным признанием освобождает от кары преступника мнимого. Это значит заново открыть путь для сотрудничества или «выправить отношения».
Любовь к врагу является безошибочным тестом на верность идеалу, всечеловеческого братства, на то, относится ли человек к этому идеалу абстрактно, праздно, «умственно» или видит в нем основу собственной жизни и готов мерить себя этой высшей мерой, не останавливаясь ни перед какими трудностями. А что может быть более очевидным отступлением от этого идеала, чем отношение к другому человеку как к врагу? И что может быть труднее в жизни, чем любить своего врага, перешагнуть, через отделяющую от него темную пропасть гнева, стыда и унижения?