Каждое касание тонких веток к небу
Собираешь данью, как горбушку хлеба
Подбирает странник. Отряхнет от пыли,
И в душе из раны прорастают крылья.

Даждь нам, Боже, хлеба
Для души голодной.
Хоть щепоткой неба
Для тебя негодной.

Посоли разлуку, пусть глаза от соли
Чистою слезою проведут по боли
Светлую дорогу от небес до крыши,
От меня до веток… И немного выше.

Из беседы

«Думаю, что многие под верой, или убежденностью (в знании) хранят скажем не мысль, а какое-то воспоминание, когда «наконец-то было хорошо» (или будет хорошо). Да можно назвать мыслью (об отсутствии сомнений), но это слышком привычно для «уха», в результате для людей это воспоминание как бы не является мыслью. По поводу подсказки посмотреть на «персонажа»… очень часто «смотрел» и пытался увидеть, что «его мол нет». В результате часто шло это скоту на корм. Так, что сейчас предпочитаю посмотреть все же на содержание… что же люди и чем называют.

Благодаря вашему комментарию, пришла мысль, что все стремятся к состоянию, некоторого внутреннего покоя. вот его и можно назвать состояние «отсутствия сосмнения». Если человек веры приходит через отпускания зажатых рук, давая Возможности быть, как бы стягая Любовь. То человек знания тоже приходит к этому состоянию, через «лишение чувства жажды».»
… т.е. когда полученное знание как бы «забирает или растворяет желание».

как мы «делаем» (приходим к) отсутствие сомнений?

Я погружаюсь в боль и муку как батискаф на дно морей, лелея тонкую разлуку с огнями сказочных зверей. Не увидать на дне созвездий, не слышать лая гончих псов, меня расплющит бесполезность и оглушит укор веков. Я в них по жизням полз змею и сбросив кожу умирал, и пожирал себя собою…. теперь на дно тоски упал… как блин расплющен лик в окошке, где нос, где губы не поймешь и чувствую себя я кошкой, что Шредингер поднял на нож… стекаю мутною волною, раскрасив комнаты в багрец, такой потерянной и злою, что нагадаю всем конец… из кишок вылепив иероглиф, его на мумию одев, влачу свой труп через пороги, под стоны обгоревших дев… Моей надежды, моей веры, моей любви… и что сказать когда забыли пионеры на шею пеньку повязать… и вот я плачу одиноко, индеец над убитой скво, и мрачно светится далеко, сквозь запотевшее стекло.

в поле ветер шелестел, над горой орел летел, только маленький листочек весь зажался как замочек и не видел ничего кроме края своего, но однажды дождь настиг, с сильным ветром и на миг, развернуло тот листочек и увидел он лесочек, бурных красок кутерьма, кучи старого дерьма… и как ветер шелестел и над горой орел летел :))

Когда я… был маленький,
У меня… тоже была бабушка?

За бетонной стеной, в бункере глубоко под землёй прячется пробуждённое я.
Там для пробуждённого все условия: тепло, сухо, комфортно, надёжно, СПОКОЙНО.
Все коммуникации подведены. Оттуда можно вещать о чём угодно: о техниках и технологиях пробуждения, о способах, рассказывать о себе, как «я» не стало.
Ничего уже не надо, всё само. И даже всё что меняется, что происходит вокруг — всё «принято» и часто приятно.
Прямое попадание АТОМНОЙ бомбы в этот бункер ничего не изменит. Пробуждённое я выживет, или будет доживать последние часы вместе с разлагающимся телом, так и не расставшись с анестезией бетонного бункера.
Я не знаю, что бывает там в «бардо», между воплощениями. Возможно там это «я» будет увидено как прятавшееся за бетоном.
Так что спи спокойно, дорогой товарищ. Вспоминай иногда, как ты жил. Хоть урывками, хоть с кровью и соплями но дышал. До бункера пробуждения.
И ты даже не услышишь уже как тебя зовёт жить, дышать. Ветер свободы, ветер перемен.

Внутренняя правда не насаждается как правда абсолютная, не давлеет. Это просто то, какой ты есть. Рисунок уникальности ограничен и относителен, и в этом его прелесть. Открытие уникальности — это путешествие, знакомство с собой. Тут нужны внимательность, любознательность и дружелюбие.