Так он как раз о том что ты сказал но движут ими обида и злоба на все и на вся,
им и не нужно спасаться, они спасены −
безрассудством и слепотою своей − от спасенья.
Можно жалеть их, но жалостью им не поможешь,
можно любить их, но можно любить и цветы,
и животных, и камни, и птиц, и летучих шмелей,
могут, впрочем, очнуться они повелением свыше −
выйти из гроба при звуках последней трубы.
НОВЫЙ ГИЛЬГАМЕШ
или
НАУКА БЕССМЕРТИЯ
Приложение к поэме
Эта поэма предназначалась для тех,
кто как срединные люди был в ней обозначен,
людям высоким и низким она бесполезна,
первым − поскольку она повествует о прошлом,
прошлое невозвратимо − оно позади,
нужно сегодняшний день нам отчетливо видеть,
жить нам приходится в нем, а не в той Пирамиде,
создал которую Бог при начале времен.
Что ж до последних − обладателей низкой природы, −
в ком темнота и азарт победили, гонимых страстями,
кто по широкой дороге идет, по которой
толпы подобных идут – этим все бесполезно,
обожжены они, обречены на довольство собою,
движут ими обида и злоба на все и на вся,
им и не нужно спасаться, они спасены −
безрассудством и слепотою своей − от спасенья.
Можно жалеть их, но жалостью им не поможешь,
можно любить их, но можно любить и цветы,
и животных, и камни, и птиц, и летучих шмелей,
могут, впрочем, очнуться они повелением свыше −
выйти из гроба при звуках последней трубы.
Здесь ты, читатель, найдешь, чего нету в поэме:
скрытую часть поучений отца Утнапишти,
ту, что узнал Гильгамеш от него напоследок,
ту, что укрыл Гильгамеш от народа Урука,
не вошла эта часть поучений отца Утнапишти
ни в одну из дошедших из древности версий преданья,
мне досталась она лишь по милости Неба −
высшей милости Неба, которой я недостоин.
Так сказал Утнапишти великому Гильгамешу,
спасшийся от Потопа – утратившему бессмертье,
равный небесным богам – смертному как и все мы:
− Гильгамеш, то, что я передал тебе прежде,
было мудростью Неба, предназначенной для людей
серединных, ты же можешь услышать и то, что
не сумеет вместить серединное ухо и сердце,
ты один можешь жить и дышать без опоры,
обопрись на себя и «Божественный атом» в себе.
Гильгамеш, этот Мир воплотил в себе замысел Бога −
Вседержителя, Бога среди Величайших Богов,
созданных и создаваемых Суньей и творящих Миры.
Этот Мир был прекрасен и совершенен вначале
Человек в нем, как Бог, был предназначен к Творенью,
но сегодня и тот и Другой на исходе своего бытия
Оглянись: и деревья, и листья деревьев, и люди
облака и потоки, и звери, и рыбы, вода и песок –
все являет собою единство и смысла, и формы,
и во всем прочитаешь ты четкую подпись Творца,
но еще прочитаешь ты в этом единстве пределы
содержания и границы его совершества, лишь Сунья
не имеет границ и пределов, ни − верха и низа,
ни − конца и начала – усталости нет у Нее.
Когда Бог наш Твореньем пресытился и задремал,
когда чуждые силы просочились в наш Мир из других
смежных, бывших или соседних Миров Мирозданья,
стали они проникать и селиться в расщелинах Мира,
стали расщелины эти расти и сдвигаться пласты,
между тем Вседержительный Бог стал задремывать чаще,
и совсем, наконец, отошел от забот о Твореньи
на седьмой или сорок седьмой, или тридцатитысячный День.
Попеченье о Мире тогда перешло на небесных богов,
начались между ними о первенстве споры, война
завершилась победой одних над другими и был
восстановлен порядок, но вскоре был снова разрушен,
боги сменяли богов, и боги боролись с богами,
забывали заботу о Мире, о себе лишь радея −
о своих наслажденьях, властью над Миром тщеславясь.
Зло пришло в этот Мир через смертных людей,
поселилось в их сердце в форме раздора и мрака,
демоны и асуры в Мир вступили из сердца людей,
рос мир асуров и демонов и разрастался,
позже он разделился на два независимых слоя –
асуров и демонов Мрака, наконец эти два этажа
оплотнились и создали сообща Анти-Бога,
Сатаной еще люди его называют и Иблисом также, −
воплощеньем азарта, невежества и эгоизма.
Разделились и люди на верхних, срединных и низших,
Низшие над людьми захватили контроль,
правят Миром людей они. Размежеванье
происходило и в мире асуров и в мире богов:
часть богов превратилась в коварных асуров,
часть асуров о Мире заботится стала, меж тем
Сатана прибирал все Творение Бога к рукам.
Вот картина, которая в Мире сложилась сегодня:
Анти-Бог с ордами диких демонов и асуров
правит Миром, выполняя работу по его разрушенью –
такова его роль, а мотивы его – тщеславие и эгоизм.
Мир стремительно движется к хаосу и катастрофе,
Скоро Сунья поглотит его своей Черной дырой.
Зло и добро также требуют верного истолкованья:
что есть добро, и какое значение имеет
зло в нашем Мире, ответы на эти вопросы
прямо зависят от фазы, в котором наш Мир
пребывает – растет или разрушается он.
Для растущего юного Мира добро есть все то,
что способствует росту его и его укрепленью,
а на стадии одряхленья и судорог смерти –
то − добро, что способствует ликвидации Мира
и Творению нового. Прозрение нового Мира
в наше время распада является Высшим Добром,
прозрение − это главная фаза Творения
более важная, чем воплощенье его,
ведь воплощенье – это иллюзия воплощенья,
производимая Суньей Великой для легковерных.
Зло настоящее – это инерция форм истощенных,
и содержанья, место которых на свалке.
Гильгамеш, я недаром живу от богов в удаленьи,
в устьи вод, недоступный также и людям,
я ни в кланы богов, ни в племя людей не вхожу.
Созерцанию Нового Мира посвятил я себя,
можешь и ты посвятить свою жизнь этой цели.
Признаюсь, я тебя обманул: Бессмертья Цветок,
это дар не богов – самого Утнапишти, боги
об этом подарке не знают и лучше б не знали,
если проведают, могут похитить его.
В путь, Гильгамеш, отправляйся в Урук крепкостенный,
там твое место, оттуда ты должен начать
Нового Мирозданья Творенье, иная отвага
будет нужна тебе, Сунья же вечно с тобой.
Тому кто хочет жить в аду
К чему прохлада нежных весен
Он свой чертог как сон в бреду
В багровом пламени возносит.
Он пьет своей тоски исток
Аж зубы сводит лед текучий
И юг и север и восток
И запад закрывают тучи.
Пускай он боль, пускай он страх,
Пусть безнадежность, мрак, унынье,
И ужаса крылатый взмах
Его спасение отныне.
Да он в аду но крепок ад
Сверкает он щитом Коцита
И мука лучшей из наград
Крестом любви на грудь прибита.
Да он в аду, но нерушим,
И в вечной муке своеволья
Он создал ад как господин
И сам себя назначил болью.
Есть притча Ходжа Насредин едет на ослике повернувшись к хвосту. Он занят делом, учит идущих за ним учеников. А ослик идет куда захочет, он сам о себе заботиться. Ослик это тело-ум он может быть здоровым или больным, а вот что есть Ходжа, если все, что ты о себе знаешь это ослик.
И всякое слово лишь тень, что из тени, не зная второго, творит отраженье.
Так эхо не знает, где голос творящий и тот кто не ищет, он тоже обрящет.
А тот кто обрящет, опять потеряет, но он о потере своей не узнает.
А кто не узнает? Он эхо, он слово, и вечно из тени творит он второго.
И всякое слово, лишь тень отражений, и миг слова вечность, исполнен творенья.
Он снова из слова, не зная второго, творит в неподвижном, движение зова.
А зов призывает, ищи и обрящешь и будешь как он, все из слова творящий.
Но кто он творящий? Он тень, что из тени, не зная второго, творит отраженья.
движут ими обида и злоба на все и на вся,
им и не нужно спасаться, они спасены −
безрассудством и слепотою своей − от спасенья.
Можно жалеть их, но жалостью им не поможешь,
можно любить их, но можно любить и цветы,
и животных, и камни, и птиц, и летучих шмелей,
могут, впрочем, очнуться они повелением свыше −
выйти из гроба при звуках последней трубы.
НОВЫЙ ГИЛЬГАМЕШ
или
НАУКА БЕССМЕРТИЯ
Приложение к поэме
Эта поэма предназначалась для тех,
кто как срединные люди был в ней обозначен,
людям высоким и низким она бесполезна,
первым − поскольку она повествует о прошлом,
прошлое невозвратимо − оно позади,
нужно сегодняшний день нам отчетливо видеть,
жить нам приходится в нем, а не в той Пирамиде,
создал которую Бог при начале времен.
Что ж до последних − обладателей низкой природы, −
в ком темнота и азарт победили, гонимых страстями,
кто по широкой дороге идет, по которой
толпы подобных идут – этим все бесполезно,
обожжены они, обречены на довольство собою,
движут ими обида и злоба на все и на вся,
им и не нужно спасаться, они спасены −
безрассудством и слепотою своей − от спасенья.
Можно жалеть их, но жалостью им не поможешь,
можно любить их, но можно любить и цветы,
и животных, и камни, и птиц, и летучих шмелей,
могут, впрочем, очнуться они повелением свыше −
выйти из гроба при звуках последней трубы.
Здесь ты, читатель, найдешь, чего нету в поэме:
скрытую часть поучений отца Утнапишти,
ту, что узнал Гильгамеш от него напоследок,
ту, что укрыл Гильгамеш от народа Урука,
не вошла эта часть поучений отца Утнапишти
ни в одну из дошедших из древности версий преданья,
мне досталась она лишь по милости Неба −
высшей милости Неба, которой я недостоин.
Так сказал Утнапишти великому Гильгамешу,
спасшийся от Потопа – утратившему бессмертье,
равный небесным богам – смертному как и все мы:
− Гильгамеш, то, что я передал тебе прежде,
было мудростью Неба, предназначенной для людей
серединных, ты же можешь услышать и то, что
не сумеет вместить серединное ухо и сердце,
ты один можешь жить и дышать без опоры,
обопрись на себя и «Божественный атом» в себе.
Гильгамеш, этот Мир воплотил в себе замысел Бога −
Вседержителя, Бога среди Величайших Богов,
созданных и создаваемых Суньей и творящих Миры.
Этот Мир был прекрасен и совершенен вначале
Человек в нем, как Бог, был предназначен к Творенью,
но сегодня и тот и Другой на исходе своего бытия
Оглянись: и деревья, и листья деревьев, и люди
облака и потоки, и звери, и рыбы, вода и песок –
все являет собою единство и смысла, и формы,
и во всем прочитаешь ты четкую подпись Творца,
но еще прочитаешь ты в этом единстве пределы
содержания и границы его совершества, лишь Сунья
не имеет границ и пределов, ни − верха и низа,
ни − конца и начала – усталости нет у Нее.
Когда Бог наш Твореньем пресытился и задремал,
когда чуждые силы просочились в наш Мир из других
смежных, бывших или соседних Миров Мирозданья,
стали они проникать и селиться в расщелинах Мира,
стали расщелины эти расти и сдвигаться пласты,
между тем Вседержительный Бог стал задремывать чаще,
и совсем, наконец, отошел от забот о Твореньи
на седьмой или сорок седьмой, или тридцатитысячный День.
Попеченье о Мире тогда перешло на небесных богов,
начались между ними о первенстве споры, война
завершилась победой одних над другими и был
восстановлен порядок, но вскоре был снова разрушен,
боги сменяли богов, и боги боролись с богами,
забывали заботу о Мире, о себе лишь радея −
о своих наслажденьях, властью над Миром тщеславясь.
Зло пришло в этот Мир через смертных людей,
поселилось в их сердце в форме раздора и мрака,
демоны и асуры в Мир вступили из сердца людей,
рос мир асуров и демонов и разрастался,
позже он разделился на два независимых слоя –
асуров и демонов Мрака, наконец эти два этажа
оплотнились и создали сообща Анти-Бога,
Сатаной еще люди его называют и Иблисом также, −
воплощеньем азарта, невежества и эгоизма.
Разделились и люди на верхних, срединных и низших,
Низшие над людьми захватили контроль,
правят Миром людей они. Размежеванье
происходило и в мире асуров и в мире богов:
часть богов превратилась в коварных асуров,
часть асуров о Мире заботится стала, меж тем
Сатана прибирал все Творение Бога к рукам.
Вот картина, которая в Мире сложилась сегодня:
Анти-Бог с ордами диких демонов и асуров
правит Миром, выполняя работу по его разрушенью –
такова его роль, а мотивы его – тщеславие и эгоизм.
Мир стремительно движется к хаосу и катастрофе,
Скоро Сунья поглотит его своей Черной дырой.
Зло и добро также требуют верного истолкованья:
что есть добро, и какое значение имеет
зло в нашем Мире, ответы на эти вопросы
прямо зависят от фазы, в котором наш Мир
пребывает – растет или разрушается он.
Для растущего юного Мира добро есть все то,
что способствует росту его и его укрепленью,
а на стадии одряхленья и судорог смерти –
то − добро, что способствует ликвидации Мира
и Творению нового. Прозрение нового Мира
в наше время распада является Высшим Добром,
прозрение − это главная фаза Творения
более важная, чем воплощенье его,
ведь воплощенье – это иллюзия воплощенья,
производимая Суньей Великой для легковерных.
Зло настоящее – это инерция форм истощенных,
и содержанья, место которых на свалке.
Гильгамеш, я недаром живу от богов в удаленьи,
в устьи вод, недоступный также и людям,
я ни в кланы богов, ни в племя людей не вхожу.
Созерцанию Нового Мира посвятил я себя,
можешь и ты посвятить свою жизнь этой цели.
Признаюсь, я тебя обманул: Бессмертья Цветок,
это дар не богов – самого Утнапишти, боги
об этом подарке не знают и лучше б не знали,
если проведают, могут похитить его.
В путь, Гильгамеш, отправляйся в Урук крепкостенный,
там твое место, оттуда ты должен начать
Нового Мирозданья Творенье, иная отвага
будет нужна тебе, Сунья же вечно с тобой.
К чему прохлада нежных весен
Он свой чертог как сон в бреду
В багровом пламени возносит.
Он пьет своей тоски исток
Аж зубы сводит лед текучий
И юг и север и восток
И запад закрывают тучи.
Пускай он боль, пускай он страх,
Пусть безнадежность, мрак, унынье,
И ужаса крылатый взмах
Его спасение отныне.
Да он в аду но крепок ад
Сверкает он щитом Коцита
И мука лучшей из наград
Крестом любви на грудь прибита.
Да он в аду, но нерушим,
И в вечной муке своеволья
Он создал ад как господин
И сам себя назначил болью.
И всякое слово лишь тень, что из тени, не зная второго, творит отраженье.
Так эхо не знает, где голос творящий и тот кто не ищет, он тоже обрящет.
А тот кто обрящет, опять потеряет, но он о потере своей не узнает.
А кто не узнает? Он эхо, он слово, и вечно из тени творит он второго.
И всякое слово, лишь тень отражений, и миг слова вечность, исполнен творенья.
Он снова из слова, не зная второго, творит в неподвижном, движение зова.
А зов призывает, ищи и обрящешь и будешь как он, все из слова творящий.
Но кто он творящий? Он тень, что из тени, не зная второго, творит отраженья.