Цюйцяо-цзы спросил у Чан-У-Цзы:
— Я слышал от Конфуция, что мудрый не обременяет себя мирскими делами, не ищет выгоды, не старается избегнуть лишений, ни к чему не стремится и даже не держится за Путь. Порой он молчит — и всё выскажет, порой говорит — и ничего не скажет. Так он странствует за пределами мира пыли и грязи. Конфуций считал, что это всё сумасбродные речи, я же думаю, что так ведут себя мужи, постигшие сокровенный путь. А что думаете вы?
Чан-У-Цзы ответил:
— Услыхав такие речи, даже Жёлтый Владыка был бы смущён, разве мог уразуметь их Конфуций? К тому же ты чересчур скор в суждениях. Видишь яйцо — и уже хочешь слышать петушиный крик, видишь лук — и хочешь, чтобы тебе подали жаркое из дичи. А впрочем, я тебе кое-что несерьёзно расскажу, а ты уж несерьёзно послушай, ладно?
Способен ли кто-нибудь встать рядом с солнцем и луной, заключить в свои объятия вселенную, жить заодно со всем сущим, принимать всё, что случается в мире, и не видеть различия между людьми низкими и возвышенными? Обыкновенные люди трудятся, не покладая рук. Мудрый же действует, не умствуя, и для него десять тысяч лет — как одно мгновение. Для него все вещи в мире существуют сами по себе и друг друга в себя вмещают. Откуда мне знать, что привязанность к жизни не есть обман? Могу ли я быть уверенным в том, что человек, страшащийся смерти, не похож на того, кто покинул свой дом и боится в него вернуться? Красавица Ли была дочерью пограничного стражника во владении Ай. Когда правитель Цзинь забрал её к себе, она рыдала так, что рукава её платья стали мокрыми от слёз. Но когда она поселилась во дворце правителя, разделила с ним ложе и вкусила дорогие яства, она пожалела о том, что прежде печалилась. Так откуда мне знать, не раскаивается ли мёртвый в том, что прежде молил о продлении своей жизни?
Читать дальше →