Джефф Фостер

Глубочайшая составляющая реализации приходит не в результате попыток осознания себя (ибо кто бы мог этого хотеть или сделать это?), а в результате простого пребывания в дискомфорте, пребывания во всём том, чего вы пытались избежать — без ожиданий, без задуманной цели. Много лет я просто сидел часами вместе с грустью, неудовлетворённостью, злостью, страхом — просто пребывая в этом котелке с пузырящейся, горящей, плавящейся грязью жизни, безо всяких попыток сбежать, без надежды, до тех пор, пока в самом центре шторма не был обнаружен покой — покой, который я есть. Таким образом, вместо попыток сбежать, мы позволяем дискомфорту открыть нам свои секреты. Мы сидим в этом дискомфорте и наблюдаем за растворением всех границ между «мной» и «дискомфортом» — до тех пор, пока нет больше «меня, пребывающего в дискомфорте» и никогда не было. Мы пребываем в неудовлетворённости, ещё до того, как она свертывается в «я неудовлетворён». Мы пребывыаем в страхе, прежде чем возродится образ «Я тот, кто боится». Да-да, мой друг, не надо никакого «отдыха в чистой осознанности», отдыхай в грязи жизни! Отдыхай в дерьме! Это и есть истинный отдых! Иначе, дерьмо постоянно ждёт там, за углом, готовое выпрыгнуть на тебя сразу после того, как будет закончен фестиваль-сатсанг любви — и запятнать твою так называемую чистую осознанность. Настоящая осознанность не может быть запятнана, потому что она есть чистота, которая любит нечистоту, и поэтому она бесстрашно принимает всё. Ты достаточно безграничен,
Читать дальше →

Я люблю тебя. Но стой! Подожди! Я понятия не имею, кто ты. Я не знаю, кто я. У меня нет шансов отделить себя от того, что ты есть. Я не могу делать вид, что на самом фундаментальном уровне мы не то же самое. Я не могу притворяться, что я не есть ты. Существование встречается с собой и очаровывается этой встречей, хотя никогда не было двух, которые могут встретится. В абсолютном смысле нет “я” и нет ”ты”, нет ”себя” и нет ”другого”. И всё таки, как ребёнок, как новорожденный, не имея представления, что я должен сказать, не обращая внимания на технические особенности языка, на всевозможные детали недвойственной философии, совершенно не заинтересованный в том, чтобы сделать это правильно или утвердиться в качестве эксперта реальности, я говорю об этом и именно это я имею в виду: я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Невинное сердце наслаждается даже зная, что всё сказанное неправильно.

Мы ищем какого-нибудь постоянства: человека, философию, чувство, состояние, историю о себе или даже духовную сущность — чтобы держаться этого. Но мимолётная природа, присущая любому переживанию, гарантирует, что всё, за что мы хватаемся, рано или поздно утечёт сквозь пальцы — включая наши попытки перестать хвататься. До тех пор, пока мы не распознаем, что непостоянство на самом деле является нашим дорогим другом и что эта хрупкость есть то, что делает жизнь такой красивой, а этот, казалось бы, самый обычный день — с пробуждением, с мытьём, с дыханием, с радостями и даже с болью — это тот самый дорогой друг, которого мы так ждали. Возлюбленная зовёт нас домой всеми способами, какими только может, и эта «обычная» жизнь есть её гениальнейшее изобретение. Вы, дорогой друг, являетесь пленником милости и ключа от тюрьмы никогда не было.

Мы так любим рассказывать и пересказывать историю своего пробуждения. Бог ты мой, да я чувствовал себя настолько возвышенным и особенным, когда говорил людям (или сам себе) о своём «сдвиге» в Сущее — чем бы ни было то, что я тогда под этим подразумевал. Можно ли на самом глубинном уровне осознать, что даже история нашей собственной духовной эволюции, даже наши прекрасные инсайты и переживания из прошлого, даже наши воспомнинания о вчерашнем просветлении, даже наши радикальнейшие трансформации или энергетические сдвиги, произошедшие 4-го июня 1986 или 19-го октября 2009 — представляют собой лишь еще несколько Концептуальных Портфелей за которые мы можем подержаться? Кем бы вы были без даже этих образов себя? Кем бы вы были без истории вашего пробуждения? Без сна о том, что вы «никто» или что ваше «я» утеряно или что вы живёте в другой плоскости существования? Кем бы вы были без нужды снова доказывать что-то кому-то? Что если бы вы очутились лицом к лицу с жизнью, обнажённые и беззащитные, безо всяких подпорок, без поддержки и защиты со стороны истории вашего пробуждения? Без вашей исключительности и без истории о том, что вы исключительны или неисключительны? О, мой друг, здесь тебе нет необходимости за что-то держаться — даже за твоё пробуждение. Это беспощадное сострадание самой жизни. В этом яростном огне не выжить ничему фальшивому. Такая милость. Такая непостижимая милость.

«Меня нет» — это один из самых популярных неверно понимаемых указателей. Ищущему так легко поверить в то, что «меня нет». Это как волна в океане поверила, что она волной не является — хотя при этом втайне от всех она всё еще чувствует себя отдельной от океана, всё ещё страдает, всё ещё конфликтует с другими и всё ещё, когда она наедине с собой, жаждет попасть домой. Только вот она убедила себя, что она реализована и освобождена! Если вы всё еще страдаете и сталкиваетесь с конфликтными ситуациями в своей жизни, это не означает, что вы сделали что-то неправильно или что все ваши инсайты за все эти годы были ошибочными. Это просто может означать, что вы приняли некую концептуальность за правду, что вы кушаете меню, а не еду.

Недвойственность это не «анти-двойственность» — иначе это было бы чем-то весьма двойственным. Недвойственность не отвергает и не отрицает ошеломляющее многообразие Творения — она тотально включает в себя мирриады проявлений, подобно тому, как океан не отвергает ни одну из своих волн (каким образом он мог бы это сделать?), он любит их до смерти, любит настолько, что они перестают быть волнами, настолько, что в своих беконечных, красивых, глубинных, необъяснимых проявлениях они есть ничто иное, как океан. Так что то пробуждение, о котором мы говорим, неотделимо от мира и это вовсе не какая-то высокомерная философия, специализирующаяся на отрицании жизни, нет, это нечто, полностью увлечённое этим миром, даже, если при этом сам «мир» является сном и миражом. Но кому до этого есть дело, не так ли? Ибо, когда вы укоренились в глубочайшем знании того, что вы есть, тогда, друзья мои, тогда вы свободны, наконец-таки свободны для решительного и бесстрашного прыжка в этот сон наяву, в этот загадочный и прозрачный мир, для свободного падения вниз головой в эти подобные сну реальности жизни, в её драгоценный дар — в разносторонние, глубокие отношения, в работу, в искусство, в семью, в дружбу, в любовь, в приключения, в жертвование, в исследование, в тайны тела и в тайны самой смерти — до тех пор, пока не исчезнет разделение между «реальным» и «нереальным», между «миром» и «отсутствием мира», между «личностью» и «отсутствием личности», между «двойственностью» и «недвойственностью» и даже между «жизнью» и «смертью». До тех пор, пока не останется только Одно и тогда Адвайта — это живое, дышащее, нечто, а вовсе не какая-то абстрактная философия или умная успокоительная игра слов. Я не знаю никакой другой Адвайты, кроме той, которая неотделима от ежедневной жизни, от рубки дров и ношения воды. Я не знаю другой Адвайты, кроме той, которая держит дрожащую руку моего дорогого отца, в то время, как он переходит через залитый льдом участок дороги. Это контакт. Это бытие здесь. Это открытость. Соединены, всегда соединены, вечно соединены. И готовы. Приверженцы недвойственной догмы парируют: «кто открыт? кто готов? чей отец? какая дорога? кому это важно?» — и при этом полностью упускают суть.

Возможно ли это — услышав критику или быть может даже оскорбление, найти глубокое приятие в любом вашем ответе, какой бы ни родился в моменте — на основании непоколебимой уверенности в том, что тому, что вы есть не требуется никакой защиты? И тогда, будучи радикально открытыми, сможете ли вы отыскать самородок истины в том что вам говорят, даже если вашей первой реакцией на это было ощущение унижения и уничтожения того образа, который вы считали собой? Это вовсе не означает, что вы становитесь пассивными и слабыми. Как раз наоборот. Вы прекращаете отождествлять себя с «жертвой» или «тем, кому больно» и перестаёте считать другого «врагом», вы остаётесь открытыми и бескрайними, бесконечным вместилищем всей жизни, всех мыслей, ощущений и чувств. И здесь, прямо посреди конфликта, вы обнаруживаете место, где конфликт перестаёт быть конфликтом — и пробуждаетесь к любви не знающей никаких причин. Да, любые отношения между людьми являются постоянным приглашением к отпусканию. Ваша мать, вашь отец, ваши друзья, ваши любовники, ваши соработники, любой кого бы вы ни встретили — вот они ваши финальные гуру, ваши божественные учителя. Прислушивайтесь к ним.

Легко сказать «нет никакой отдельности» или «есть только Единство». Легко поверить, что «меня нет» или что «никакого 'я' не существует». Любой может начать механически повторять слова «здесь никого нет» или «свобода воли — это иллюзия». Глубокое распознавание того, на что указывают данные коаны, вместо банального понимания их интеллектуально — вот в этом-то, собственно, и есть суть этого приключения-пробуждения.

ЖИЗНЬ,

Позволь им страдать в попытках познания до тех пор, пока не останется ничего кроме замешательства,
и в центре этого замешательства, яви им их исконную чистоту.

Сделай их отважными, отняв у них всякую надежду
и оставь их рыдающими навзрыд, до колик в животе,
до слёз, переходящих в смех.

Люби их, уничтожая их.

И в тот момент, когда они станут одиноки как никогда,
яви им близость, которую они не могут даже представить.

Заставь их страдать до тех пор, пока борьба с Тобой не истощит их,
причини им боль, достаточную для того, чтобы все их концепции сгорели дотла.

Сделай так, чтобы они никогда не могли узнать, что же они ищут,
но при этом сделай, чтобы они всё равно искали,
искали так, как будто от этого зависит их жизнь.

Дай им время прочесть свои книги и послушать своих учителей,
дай им время сложить из знаний горы,
дай им уверенность, гордость и чувство безопасности.

А затем позволь их книгам превратиться в труху,
а их учителям — в лицемеров,
заставь их сомневаться и забыть всё, что они узнали.

Всё.

И оставь их в одиночестве, стоящих пред Тобой,
обнажённых и лишённых защиты,
и пусть они дрожат,
пусть они наделают в штаны от страха,
пусть падут все их баррикады.

А затем допусти их к великому секрету о том,
что они любимы за пределами слов,
в их обнажённости, в их неудачливости, в их невежестве,
во всём, от чего они убегали.

Что они есть ты.
Что твоё лицо — это их лицо.

Что никогда ничего не случалось.