Глубоко под коркою вечных дождей,
За вуалью тревог и промозглой ночи,
За дорогой в крестах от умерших людей,
За окном, вспоминающим синие очи,
За потухшим огнём и
Стремительным ветром,
За полями, со скошенной дикой травой,
За ушедшим в просторы холодные летом,
За когда-то звенящим весенним ручьём.
Высоко над землёй, но всё ниже и ниже.
За открытой каким-то балбесом звездой,
В темноте, на свету, но всё тише и тише,
Где-то очень давно, но не рядом со мной,
Не вчера и не завтра, но между тем,
В заколоченном крест-накрест сонном шатре,
В мотыльке над свечой вспоминая былое.
Оказалось, совсем ничего больше нет.

Кого вообще волнует вопрос «Кого вообще это волнует?»?

Нет ничего более мягкого в мире, чем открытый разум. Он не верит в свои мысли, поэтому становится гибким, восприимчивым, не сопротивляющимся, не защищающимся. Ничего не имеет над ним власти. Ничто не способно противостоять ему. Даже самое что ни на есть жесткое в этом мире — закрытый разум — не может сопротивляться силе открытости. В конце концов истина просачивается в него и через него, как вода просачивается через камень.

«Недовольство собою есть необходимое условие разумной жизни. Только это недовольство побуждает к работе над собою.»

Лев Толстой

Стинислав Лем. Фрагмент из романа «Футурологический конгресс».

Благодаря трансмутину вы можете иметь роман с козой и быть в убеждении, что перед вами Венера Милосская; научные доклады и совещания вытесняются конгрессинами и деконгрессинами. Но есть некий жизненный минимум, которого иллюзией не заменишь. Нужно где-то взаправду жить, чем-то дышать и питаться, а реализ пожирает сферы реальной жизни одну за другой. Вдобавок угрожающе быстро растет число побочных явлений, а это вынуждает применять дегаллюцины, неосупермасконы, фиксаторы – с сомнительным результатом.
– Что это такое?
– Дегаллюцины – новые психимикаты, после которых кажется, что ничего не кажется. Сначала ими лечили душевнобольных, но теперь и здоровые люди все чаще начинают сомневаться в реальности окружающего. Амнестан бессилен против фантофантомов, то есть фантомов второго порядка. Понимаете? Ну если кто-нибудь воображает себе, что воображает себе, будто ничего себе не воображает – или наоборот. Этим в основном и занимается современная психиатрия – ее называют еще многоярусной, или n-этажной. Но хуже всего неомасконы. Видите ли, под влиянием чрезмерных доз психимикатов организм дает сбой. Выпадают волосы, роговеют уши, а то вдруг хвост исчезает…
– Вы хотели сказать: вырастает.
– Да нет, исчезает – хвост есть у всех лет уже тридцать. Побочное следствие орфографина. Мгновенное обучение грамоте дается не даром.
– Не может быть: я бываю на пляже, ни у кого нет хвоста!
– Вы ребенок, ей-богу. Хвосты маскируются антихвостидом, из-за которого в свою очередь чернеют ногти и портятся зубы.
– И это опять-таки маскируется?
– Ну конечно! Масконы вводятся миллиграммами, но в общей сложности на человека приходится около ста девяноста килограммов в год; оно и понятно: нужно имитировать домашнюю утварь, еду и напитки, вежливость ребятишек, предупредительность служащих, научные открытия, полотна Рембрандта, перочинные ножики, заморские путешествия, космические полеты и еще миллион подобных вещей. Если бы не
Читать дальше →

Или видишь только то, что знаешь…

Я прихожу в каждый миг;
Чтобы почками встать, на весеннем побеге,
чтобы гусеницей быть, в сердцевине цветка или золотом
желтым, что хранит себя в камне

Я прихожу, чтоб рыдать и смеяться, чтоб испытывать
боль и лелеять надежду.
В моем сердце, и смерть, и рождение всего, что живет.

Я комарик возникший из куколки, на речной глади.
Я же, и птичка с хрупкими крыльями,
что прилетает по весне и съедает эту мошку
Я улыбчивая лягушка радостно плавающая в чистой воде пруда
и Я же, угрюмая змея медленно подплывающая к ней…

Я ребенок Уганды, кожа да кости, мои ноги тонки,
как побеги бамбука и Я же, торговец оружием,
продающий Уганде смерть…

Я маленькая девочка из забытой деревни,
меня изнасиловал и убил какой то солдат и Я же,
этот солдат и Сердце моё, все еще не
способно понимать и любить

Я глава огромной страны в моих руках сосредоточена
сила и Я же, простая мать маленькой страны
над которой так легко проводить атомные эксперенты
и Я же, её мальчик, рождённый уродом,
который будет медленно умирать от облучения…

Радость моя, подобна ВЕСНЕ, с её приходом
распускаются все цветы на тропинках жизни
Боль моя, подобна реке слёз переполняюшие
все четыре океана.

Не говорите, что вы завтра уйдёте,
ибо и сегодня вы всё ещё приходите
Зовите себя, своими истинными именами и
тогда мир услышит ваш рёв и ваш смех
И тогда, он увидит что его боль и радость одно
Зовите себя, своими истинными именами
и тогда врата людских сердец,
врата сострадания ко всему что вокруг,
будут открыты, всегда.

ТЕАТР ЖИЗНИ -
Читать дальше →

Я помню как в стародавние времена моей залихватской юности у меня была проблемная кожа. И что я только не делала: ездила по каким-то врачам, косметологам, наводила какие-то микстурки из подорожников, и сидела на форумах, где собирались такие же юные девы с красными, как семафор, рожами от выдавленных прыщей и обливались горькими слезами. Я помню, что когда эта проблема была для меня актуальна, я не видела перед собой больше ничего. Из огромных толп людей, толкающихся в утреннем метрополитене, я выхватывала именно те лица, у которых было что-нибудь с кожей. Я всматривалась в их поры, я буравила их взглядом, я замечала жирность их Т-зон. Другие, нормальные люди, меня не интересовали. Другие, нормальные люди, были вне поля моих интересов. Но юность вместе с сопровождающими ее прыщами прошла, и ушел интерес к чужим жирным лбам. Больше я о них не думала, и как ни странно, люди с такой проблемой перестали представать перед моим взором. Прыщавые подростки куда-то исчезли с полей моего зрения, и я о них благополучно забыла. Но чуть позже замаячила новая приблуда. Мне вдруг показалось, что мой нос недостаточно хорошо вписан в проформы моего страдальческого лица. И я мигом переехала на другой форум. На форум, посвященный пластической хирургии. У меня появилась навязчивая идея — ринопластика, и новое окружение, состоящее из таких же девочек, днями и ночами обрабатывающих свои фото в фотошопе, и выставляющих их на всеобщее обозрение — «ну как? как лучше? третий размер или шестой?» Собираем консилиум. Надо обсуждать проблему века — размер силиконовых имплантантов. От этого зависит все ее будущее. Хотя чего мелочиться — будущее всего человечества повисло на волоске и ждет от нас решения по обозначенному делу.
Что же касается меня, то там схема была та же, что и раньше. Из миллионной толпы пингвинов, идущих на работу с утра, я выискивала те пингвинячие лица, у которых было что-то неладное с носом, или было все подозрительно хорошо с носом. В первом случае я прикидывала, что надо
Читать дальше →

Я бегу! В доме начался пожар, дым распространяется по коридорам, длинным извилистым коридорам, он уже заполняет подвал, со скользким полом, скользкими плесневелыми стенами, в маленьких комнатах уже нет ничего. в больших разгорается пламя, по лестнице языки поднимаются наверх, это очень старый дом. в нем много паутины, в нем большие залы с большими колоннами дорического ордера, есть римский зал, готический храм, они в огне, есть башня, устремленная вверх, к звездам, дом в огне, там ничего не держит, ржавые цепи стягивающие меня не в состоянии больше сковывать мое сердце, оно как птица увидела НАСТОЯЩИЙ огонь увидела ЛЮБОВЬ, нет преград, нет времени. Я бегу!!! Жди меня, я бегу!!! Мы скоро встретимся!!! …Кто бежит, куда и от кого-этот вопрос утонул в бесконечно прекрасном и спокойном бескрайнем небе, среди звезд-постоянных невест в созвездии Дракона! Оглушительная ПОЛНОТА тишины вывернула наизнанку пыльный мешок пылесоса, который решив стать абсолютом, забыл что он просто пылесос и был таким. А в прозрачности и ясности морозного звездного неба Я просто улыбается светом каждой уникальной
Читать дальше →

Пристрастие к стрессу

Работа в лихорадочном темпе без перерывов может вызывать привыкание. Гормоны стресса, такие как адреналин, норадреналин и кортизол, подпитывают возбужденное состояние и подстегивают гонку, приносящую удовольствие – так называемый «высокий адреналин». Когда мы долго находимся на высоком уровне адреналина, мы постепенно теряем возможность переключиться в любой другой режим. У нас есть естественная склонность работать все более энергично по мере роста требований. И при этом нам удается очень точно избегать именно того, что может сделать нас более эффективными: перерывов и восстановления. То есть мы как бы зацикливаемся в режиме форсажа, не в силах выключить двигатель.
Возьмите, например, случай с Диком Вольфом, исполнительным продюсером сериала «Закон и порядок» и полудюжины других сериалов. Он как-то сказал репортеру, что однажды работал без перерыва 34 часа и у него не было отпуска уже 4 года. «Самое страшное, что я почти потерял способность отключаться – даже на выходные, даже когда я нахожусь в своем загородном доме и даже тогда, когда у меня нет особых дел. Мне кажется, что я все время должен что-то делать, и, что интересно, я всегда это нахожу. У меня нет способности „выдернуть вилку из розетки“ и какое-то время посидеть в шезлонге, просто впитывая солнечные лучи». Вольфу никогда не приходило в голову, что такая «вегетация» может быть на самом деле хорошим способом восполнения его запасов энергии.
Марку Этриджу, бывшему управляющему редактору крупного журнала, цена его собственного пристрастия к стрессу более понятна. «Я все больше и больше прихожу к осознанию того, что мы не живем в нашем настоящем. Мы никогда не погружаемся в то, что делаем сейчас, потому что на самом деле хотим быстрее это сделать и перейти к чему-то следующему. Мы всего лишь несемся по поверхности, и это весьма прискорбно».
Поведение, основанное на привычке (включая работу), подталкивает к строго линейному типу расходования энергии. Неудивительно, что усилия по
Читать дальше →