Годы старческого подвига отца Серафима в Вырице
… батюшка тяжело болел. Тяжкие недуги причиняли о. Серафиму невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги — болели и отнимались. Однако старец мужественно переносил эти испытания. Никто никогда не слышал от о. Серафима ни единого стона, ни единой жалобы.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою...» Первоначально в Вырице батюшку посещали только самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу вновь устремился людской поток. Посетители с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келлию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями. Обеспокоенные родные пытались оградить батюшку от излишних встреч, но в ответ подвижник твердо сказал: «Теперь я всегда буду нездоров… Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!»
О. Серафим всякий раз сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Его отзывчивое сердце каким-то особым чутьем всегда улавливало истинное горе в массе пришедшего к нему народа. Каким образом старец находил этих людей, оставалось загадкой — обычно на крыльцо выходила келейница и приглашала пройти в келлию того или иного человека, называя, как правило, его имя и место, откуда он прибыл.
Для множества страждущих о. Серафим был благодетелем, который не только помогал духовно, но и практическими советами, устройством на работу, а также и деньгами через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем. кто терпел нужду. Все два десятилетия на вырицких квартирах его бессменно окружала одна и та же скромная обстановка — небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка — составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.
Отец Серафим был необыкновенно строг к себе от первых шагов в подвижничестве до самой кончины. Никаких послаблений — пост, бдение и молитва…
В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. Окружающим порой казалось, что о. Серафим обрекает себя на голодную смерть. То, что он ел в те дни, когда принимал пищу, едой можно было назвать с большим трудом: в некоторые дни батюшка вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — не съедал и одной картофелины, иногда ел немного тертой моркови. Крайне редко пил чай с очень малым количеством хлеба.
Читать дальше →

АНГЕЛЬСКИЙ ЧИН

На смерть схииеродиакона Александра (Мамедова)

В феврале ему исполнилось тридцать, а в конце июля его не стало. Болезнь и смерть схииеродиакона Александра стали ответом Господа на многие вопросы. Ангел посетил Сыктывкарскую епархию в лице этого монаха. Накануне его ухода наместник Кирилло-Мариинского скита игумен Игнатий (Бакаев) поделился через нашу газету печалью и радостью: «Вот лежит у нас больной инок, очень больной, но как много он для нас значит, с каким благоговением относится к нему братия. Он нас объединяет, и сделал для нас больше, чем мы для него: сплотил нас. Не раздор, а любовь вошла с ним в скит».
Читать дальше →

О уподоблении человека Христу

СТАРЕЦ много и говорил, и писал, что хранящие заповеди Господни похожи на Христа. Уподобление Христу может быть и большим и меньшим, но пределов этому уподоблению не положено; так непостижимо велико призвание человека: он воистину становится подобен Богу.
Старец говорил:
«Так возлюбил Господь создание Свое: человек подобен Богу».
Он вспоминает при этом слова Св. Иоанна Богослова: «Будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Иоан. 3, 2).
Старец бесконечно любил слова Христа:
«Отче, которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою» (Иоан. 17, 24).
Бог есть любовь, и как бесконечная любовь. Он всего Себя хочет отдать человеку: «Слава, которую Ты дал Мне, Я дал им» (Иоан. 17, 22).
И если слава сия будет дана человекам, то хотя по сущности своей человек остается тварью, но по благодати становится богом, т. е. получает образ божественного бытия. Подобно тому, как Христос, имеющий образ божественного бытия, в воплощении своем воспринял образ человеческого бытия, и человек, имеющий образ рабского бытия, во Христе воспринимает образ Божественного бытия (Филин. 2, 6—7).
Об этом в своей целомудренной сдержанности не любит говорить даже Священное Писание.
Почему?.. Быть может потому, что слышащие возбуждаются в своем воображении и устремляются мечтанием в заоблачные высоты, забывая, или не ведая, что Бог есть Смирение.

Само понятие «пустота» можно прочитать как «пусть с то та», как призыв к недвойственности источника и проявления.
То — абсолютное непроявленное, та — проявленная энергия абсолюта, мир его игры.

легла… и самадхи… лежу и наблюдаю как мое я наблюдает за другим я которое видит сон))) а Я не сплю)))

Глава VIII Свобода. Мятеж. Одиночество. Чистота ума. Принимать себя такими, как мы есть.

Ни муки подавления, ни жестокая дисциплина приспособления к идеалу
еще никого не приводили к истине. Чтобы придти к истине, ум должен быть
совершенно свободен, без малейшем искажения.

Сначала давайте спросим себя, действительно ли мы хотим быть сво-
бодными? Когда мы говорим о свободе, говорим ли мы о полной свободе или о
свободе от чего-то неудобного, неприятного или нежелательного? Нам бы хо-
телось освободиться от болезненных и неприятных воспоминаний, мучительных
переживаний, но сохранить те наши идеологии, формулировки и отношения,
которые могли бы дать нам удовольствие, принести удовлетворение. В то же
время удержать одно без другого невозможно. Ибо, как мы видели, удо-
вольствие неотделимо от страдания. Поэтому каждый из нас должен решить,
хотим ли мы быть полностью свободными. Если мы скажем, что хотим этого,
(Продолжить)
тогда мы должны понять природу и структуру свободы. Является ли свободой,
когда вы свободны от чего-либо, от страдания, от какого-то рода тревоги?
Или свобода по сути своей нечто совсем иное? Вы можете быть свободными от
ревности, скажем, но не является ли эта свобода реакцией, и, следова-
тельно, вовсе не свободой? Вы можете быть свободны от догмы, что довольно
легко сделать, проанализировав и отбросив ее прочь, но мотив освобождения
от догмы может быть по-разному обоснован, ибо он может быть продиктован
желанием освободиться лишь от той догмы, которая перестала быть модной
или удобной. Или вы можете желать освободиться от национализма, потому
что верите в интернационализм или сознаете, что просто нет смысла продол-
жать цепляться за эту глупую националистическую догму, с ее знаменами и
прочим вздором. Такую догму вы можете легко отбросить прочь. Или вы може-
те выступать против какого-либо религиозного или политическом лидера,
обещавшего вам свободу в результате дисциплины или восстания, но имеет ли
такой рационализм, такое логическое умозаключение что-либо общее со сво-
бодой?

Если вы говорите, что свободны от чего-то, это просто реакция, ко-
торая вызовет лишь другую реакцию, с новым приспособлением и новой формой
господства. Таким путем вы можете составить целую цепь реакций, каждое
звено которой вы будете принимать за свободу. Но это не свобода, это лишь
продлевание видоизмененного прошлого, за которое цепляется ум.

Современная молодежь, как всякая молодежь, находится в состоянии
мятежа против общества. Это само по себе хорошее явление. Но мятеж — это
не свобода, а реакция, и эта реакция создает собственный шаблон, в плену
котором вы оказываетесь. Вы думаете, что это нечто новое, но это не так.
Это старое на новый манер. Любой социальный или политический мятеж неиз-
бежно возвратится к доброму старому буржуазному настроению.

Свобода приходит только тогда, когда вы видите и действуете. Она
никогда не бывает результатом мятежа. Видение есть действие. И такое
действие происходит мгновенно. Когда вы видите опасность, тогда нет ника-
кой умственной деятельности, никакой дискуссии или колебания. Сама опас-
ность побуждает действовать, и поэтому видеть — значит действовать, быть
свободным.

Свобода — это состояние ума. Не свобода от чего-то, но ощущение
свободы, свободы сомневаться и ставить вопросы по отношению ко всему, и
поэтому в ней столько силы, действенности и энергии, что она сразу отбра-
сывает все формы зависимости, рабства, приспособления, подчинения. Такая
свобода означает бытие в полном одиночестве, наедине с самим собой. Но
может ли ум, воспитанный в определенной культуре, настолько зависимый от
окружения, своих собственных наклонностей, когда-либо обрести свободу,
которая представляет собой совершенное одиночество и в которой нет ни ру-
ководства, ни традиции, ни авторитета? Это одиночество есть некоторое
внутреннее состояние ума, которое не зависит ни от каких стимулов или
знаний и не является результатом опыта или умозаключения. Большинство из
нас внутренне никогда не бывают одинокими наедине с самим собой. Мы все
знаем, что значит быть изолированным. Когда возводишь стену вокруг себя,
чтобы не подвергаться ударам, не быть уязвимым, и когда культивируешь
непривязанность, что является другой формой страдания. Или когда живешь в
некоторой идеологии, призрачной башне из слоновой кости. Бытие наедине с
собой — это нечто другое. Вы никогда не бываете наедине, потому что вы
полны воспоминаниями, обусловленностью, вашей болтливой суетой вчерашнего
дня. Ваш ум никогда не бывает ясным из-за вздора, который он накопил.
Чтобы быть наедине с самим собой, вы должны умереть для прошлого; когда
вы один, совершенно один, когда вы не принадлежите ни семье, ни нации, ни
культуре, ни определенному континенту, у вас возникает чувство бытия вне
всех. Человек, который полностью один, наедине с самим собой, обладает в
этом смысле первозданной чистотой, и эта чистота освобождает его ум от
печали.

Мы несем в себе груз того, что было сказано тысячами людей, груз
воспоминаний обо всех бедах. Отбросить это полностью — значит быть одино-
ким. А ум, пребывающий в одиночестве, не только чист, но и молод — не с
точки зрения времени или возраста, но молодой, ясный, живой в любом воз-
расте, и только такой ум может видеть то, что есть истина и что не может
быть выражено в словах.

В этом одиночестве вы начинаете понимать необходимость жить наедине
с самим собой, таким как вы есть, а не таким, каким, по вашему мнению, вы
должны быть или являетесь. Видите ли, если вы можете смотреть на себя без
какого-либо трепета, фальшивой скромности, без всякого страха, оправдания
или осуждения, именно это и значит жить наедине с самим собой, таким, ка-
ков вы есть в действительности. Вы начинаете понимать нечто, когда живете
с этим в тесном соприкосновении. Но в тот момент, когда появляется при-
вычка к этому, привычка к вашей тревоге, зависимости или к чемуто еще, вы
больше с этим не живете. Если вы живете на берегу реки, через несколько
дней вы уже больше не слышите журчания воды; если в вашей комнате висит
картина, которую вы видите каждый день, то через неделю вы перестаете ее
замечать. То же происходит с горами, долинами, деревьями, то те самое — с
вашей семьей, вашим мужем, вашей женой. Но чтобы жить с чем-то таким, как
ревность, зависть или тревога, вы никогда не должны привыкать к ним, ни-
когда не должны с ними примиряться. Вы должны проявить к ним внимание,
как заботились бы о только что посаженном деревце, стараясь уберечь его
от солнца и от бури. Вы должны относиться к ним с заботой, не осуждая и
не оправдывая, — только так вы начнете любить их. Когда вы на что-то нап-
равляете свое внимание, вы начинаете его любить. Это не значит, что вы
испытываете любовь к состоянию зависти или тревоги, как это бывает у мно-
гих людей. Это, скорее, означает, что вы испытываете любовь к наблюдению
за ними. Итак, можем ли мы, вы и я, жить с тем, чем мы являемся в дейст-
вительности, зная, что мы тупы, завистливы, полны страха, считаем себя
способными на огромную любовь, чего на самом деле нет, легко поддаемся
лести и скуке, можем ли мы жить со всем этим, не принимая и не отвергая,
просто наблюдая это без того, чтобы впасть в меланхолию, депрессию или
эйфорию?

Теперь зададим себе следующий вопрос: может ли эта свобода, это
одиночество, это вхождение в контакт со всей целостной структурой нашего
общества, может ли все это придти со временем? То есть, может ли эта сво-
бода быть обретена как результат постепенном процесса? Вполне очевидно,
что нет, ибо как только вы включаете время, вы порабощаете себя все
больше и больше. Вы не можете стать свободным постепенно. Это не является
делом времени. Следующий вопрос таков. Можете ли вы осознать эту свободу?
Если вы говорите: < свободен>, то вы уже не свободны. Это похоже на то,
как человек говорит: < счастлив>. В тот момент, когда он говорит: <Я
счастлив>, он пребывает в воспоминании о чем-то, что уже прошло. Свобода
может придти только естественно и легко, не в результате страстного жела-
ния, жажды и стремления к ней. Вы не обретаете ее также, создавая некий
образ свободы, какой она, по-вашему, должна быть. Чтобы придти к ней, ум
должен научиться воспринимать жизнь, которая есть необъятное движение, не
будучи связан временем, потому что свобода пребывает вне поля сознания.

ariom.ru/litera/krishnamurti/krishnamurti-03/contents.html

При достижении подросткового возраста у молодых дед-морозов начинает краснеть нос и ломаться голос. Днем их тянет собирать всякую всячину в полотняные мешки, а по ночам — бегать по квартиром спящих друзей-не-дед-морозов и втихую эту всячину им раздаривать. Но эти удивительные метаморфозы вовсе не беспокоят юношей, равно как не беспокоит их и вопрос просветления — ибо такова особенность их дед-морозового рода, что каждому из них вскоре суждено раствориться в великом сказочном и извечно едином Деде Морозе, которого до сих пор никто не видел, но именно поэтому он и существует…

Просыпаться там надо рано. Желательно. Так вот просыпаешься вместе с природой и начинается день.
Можно перед Арати окунуться в реке.
Баджаны, арати, карма-йога (это значит подметать или чистить туалеты или сгребать листья в парке, в общем, что угодно...) бескорыстное соучастие ))
Место в горах как будто теряешься в нём. Все твои чувства и миропонимания тонут в чем-то более глубоком и предела глубины нет ))

И Бабаджи повсюду, а иногда кажется что он прям живой там, а не просто идея. По всему тому что происходит. Как ситуации разруливаются, в какой последовательности. Как-будто кто-то всем этим дирижирует.
Понравилось быть там в сезон дождей.
Ещё там тихие промежутки между праздниками )
Рядом Кайлас ))) Ага. На вершине живёт баба с чаломом.
А с другой стороны — Ситхешвара.
Есть ещё на другой стороне реки храмы разным Божествам. Там много манго и пуджари раздает после пуджи всем манго.
Там, вдоль реки, если идти по пляжу из камней в отдалении такой небольшой оазис и в нём растёт дерево Ганеши, которое исполняет все желания. Такое дерево есть почти в каждом месте силы, ну вы знаете )
Там валяться классно.

Читать дальше →

!!!

Восприятие черствеет и грубеет из-за огромного количества боли, с которой мы не хотим встретиться.