Давным давно, когда на юге России зимы были ещё со снегом, сугробами, морозами и вьюгами, в девятиэтажном, четырехподъездном, панельном доме, стоящем на выезде из города, на восьмом этаже, в трёхкомнатной квартире, семья (из служащих), коротала выходной день. На улице было холодно, мела метель и соседние пятиэтажки было едва видно. Моя мама в зале смотрела телевизор, отец слонялся по квартире с фигурной отверткой, что то ремонтируя в утюге, а я в кухне лобзиком выпиливал из шпона нервюры для будущего самолёта. Отец периодически заглядывал в кухню, которую я засыпал опилками, я блокировал пищеблок и это ему не нравилось. Он видимо хотел выпить чаю, но место было занято моими инструментами и конструкциями. Он не мог меня выгнать, так как я должен был стать инженером и мое занятие было святым делом. Отец только вздыхал, протискивался к холодильнику, вытаскивал оттуда кусок сыра и уходил к своему утюгу.
Через какое то время, он опять заглянул в кухню и сказал:
— Я иду гулять.
— Так там дубняк, хозяин собаку не выгонит на такой холод, — сказал я.
— У природы нет плохой погоды, есть только не правильно одетые люди, — сказал отец и ушел одеваться.
Я любил наблюдать за отцом, когда он куда нибудь собирался: на работу, в магазин, в присутственное место или на собрание жильцов.
Собирался он долго и обстоятельно, как правило за два часа до выхода, с выполнением каких либо попутных мелких дел, а то и вообще никак не связанных с выходом из дома.
Перед выходом на работу он брился, чистил обувь, надевал один из трёх своих костюмов, выбирал галстук. В трусах, рубашке и галстуке он искал расчёску. Потом в ванной комнате чем то гремел. Потом душился тройным одеколоном. Потом пришивал пуговицу к манжете рубашки, потом стоял перед зеркалом в прихожей и подстригал волосы в носу, потом заходил в кухню и пил чай. Потом заходил в комнату и заводил настенные часы с боем. Доставал из нычки деньги и вкладывал их во внутренний карман пиджака, потом звал мать,
Читать дальше →