Глава третья
i. Искупление без Жертвы
Тот страх что чудо вам внушает уйдёт.
Когда увидишь ясно
Cмыл Искупленья не в распятьи
Но символ искупленья — воскрешенье.
Но те, кто верят, поняли превратно,
Что сам Господь позволил муки Сына,
Поскольку тот был от рожденья благ.
Нелепость этой мысли очевидна.
Но ты за эго обвиняя
Готов поверить, так увидев
И испытав пред Богом ужас.
Так восприятия ошибку
Ты объяснением безумным
Напрасно оправдать желаешь.
Но тот, кто верит, пусть увидит,
Что невозможно для Благого
В деяньях проявить неблагость.
Так почему же эта вера
Столь многих вводит в заблужденье?
Увы, она есть оправданье
Твоей защите действий эго.
Так оправдать себя пытаясь,
Что наказуешь для спасенья,
Ты говоришь, себе не веря,
Что сам страдаешь, наказуя.
И в этом мыслишь облегченье,
Когда ремнём дитя стегаешь.
Возможно ль Богу двоемыслье,
И разобщенность в Божьем плане?
Рассеять надо заблужденье,
Что Сын наказан был за что-то.
Иначе благо Искупленья искажено,
Урок не понят.
Когда ты слышишь об отмщеньи,
О том, что Бог воздаст, накажет…
То в Боге лишь себя ты видишь.
Господь не знает дел возмездья.
Всё то, что в прошлом создавалось,
Для Господа не существует.
Он не творил твои ошибки
И сохранять их не намерен.
Господь не признаёт возмездий.
Не изгонял он и Адама,
И Землю не топил в потопе.
Пока ты веришь в злого Бога,
Меня не можешь ты услышать.
И сомневаться часто будешь,
Что я веду тебя к спасенью.
Пусть я скажу предельно ясно,
Но ты услышишь искажённо.
Идея жертвы не от Бога.
Она рождается из страха.
И побуждаемые страхом,
Бывают люди так жестоки.
Любая жертва — искаженье,
Непонимание наказа:
«Будь милосердным, как Отец наш,
Как на земле, так и на небе».
И многим трудно так увидеть,
К себе слова эти направив.
Тому, кто учит, наказуя,
Ни в чём успеха не добиться.
Чем больше сила нападенья,
Тем больше и защита будет.
Когда во мне ты видишь Ангца,
Не видь его овцой убитой.
Ведь символ в том, что в Царстве Бога
Ягнёнок вместе с львом в покое.
Невинность вмести с силой разом,
И нет конфликта между ними.
Другой же образ той же мысли:
«Блажены те, кто сердцем чисты,
Ибо они узреют Бога».
Чей разум чист, тому понятно,
Что нет в невинности разрухи.
Невинность — сила, а не слабость.
Невинность к жертве неспособна.
Невинный разум всё имеет
И в полноте он пребывает.
Не сотворяет он проекций
И разумы другие любит,
Себе подобными их видя.
Когда об Агнце ты услышал,
Что взял к себе грехи мирские,
То это значит, что невинность
Есть состояние такое,
В котором ясно Искупленье.
Смысл Искупленья очевиден
И ясен, пребывая в свете.
И лишь попытки тьмой окутать,
Его скрывают пеленою
От тех, кто видеть не желает.
Лишь истиной сияет Искупленье,
Собой провозглашая невредимость
И излучая свет сиянья блага.
Невинность есть его источник.
Невинность – мудрость та, что зла не знает,
Ведь зла не существует в царстве Бога.
Лишь истина невинности известна,
И воскрешенье — истины пример.
Оно, как свет, одним своим явленьем
Прогнало тьму, всем ясно показав,
Что зло перед добром бессильно,
Как тьма бессильна перед светом.
И в этом правда Искупленья.
Оно — урок наиглавнейший.
Его приняв, в него поверив,
Ты многих избежишь ошибок.
И более нужды не будет
Во всех других моих уроках.
Узнав же Сына, сразу ты поймёшь,
Что только Искупление, не жертва,
Единственно достойно алтаря.
Невинность Сына есть невинность Божья,
И только в ней он Бога сознаёт.
И только понимание невинных есть истина,
И потому алтарь их лучезарен.
Во всех таких опытах одно и то же, долго искал, практиковал потом торкнуло и пришло понимание, что искать нечего и нет пути. Но пришло ли бы оно без его практик?
Рама спросил:
Я слышал о молчании речи, молчании глаз и других чувств, и я также слышал о жестком молчании внешнего аскетизма. Но что такое молчание глубокого сна?
Васиштха ответил:
Рама, есть два типа мудрых, соблюдающих молчание. Один тип — жесткий аскет и второй — освобожденный мудрец. Первый укрощает свои чувства усилиями и фанатически погружается в сухие (лишенные мудрости) действия. Освобожденный мудрец, с другой стороны, знает, что есть что (истину он знает как истину, а нереальность — как нереальность), он владеет само-осознанием и тем не менее ведет себя как обычный человек. То, что называется молчанием, основано на природе и поведении этих молчаливых мудрых.
Описывается четыре вида молчания —
1) молчание речи,
2) молчание чувств,
3) насильственное обуздание, и
4) молчание глубокого сна.
Есть еще одно молчание, известное как молчание разума.
Оно, однако, возможно только для умершего или для того, кто практикует молчание глубокого сна.
Первые три вида включают в себя элементы жесткого молчания. Только четвертый тип на самом деле способствует освобождению. Потому, даже рискуя вызвать гнев и неудовольствие тех, кто практикует первые три типа, я говорю, что в них нет ничего желательного.
Молчание глубокого сна способствует освобождению. В нем прана или жизненная сила не сдерживается и не поддерживается, чувства не лишаются пищи, но и не подкармливаются, восприятие многообразия не выражается и не подавляется, разум не является ни умом, ни не-умом.
Нет деления и потому нет усилия его убрать; это называется молчанием глубокого сна, и утвердившийся в нем может медитировать, а может и не медитировать. В нем есть понимание того, что ЕСТЬ как есть и потому есть свобода от сомнений. Это — полная пустота.
В ней нет поддержки.
Его сущность — высшее спокойствие, о котором нельзя сказать, что оно реально или нереально. Это состояние, в котором знаешь, что «нет ни меня, ни другого, ни ума, ни чего-либо, происходящего из ума», в котором знаешь, что «’я’ — это только идея в этой вселенной, и все воистину является только чистым существованием», — это называется молчанием глубокого сна. В этом чистом существовании, которое есть бесконечное сознание, где «я» и где «другой»?
Прощение себя и другого это конкретно можно конкретезировать и ситуацию. Но всё равно придёшь рано или поздно к прощению за веру в отдельность, из неё всё и растёт.
Вот на этом и падает вся адвайта, если единство то и вина одна. Я вижу в тебе претензии и гордыню потому, что они есть у меня. Поэтому и прошу за них прощения. И прощаю тебя за их наличие и сансару за то, что в ней всё так.
Так никто с этим не спорит, но реакция бурная на пустом месте. И Кен действительно говорит о Сознании и это очень высокий уровень но лажа в том, что засунув в сознание Душу и Любовь мы останавливаем рост бодхичиты — Души. И тогда те действия из сострадания сокращаются, а не растут. И осознавание здесь ни при чём, оно уже вторично.
Ты это чём? Сострадание это конечно действие. И любовь действие поэтому Оля и написала что сострадание неотделимо от любви. То что говорит Кен это не о неразделённости, а о том что всё есть сознание. И мы не раз говорили, что это переживание последняя ловушка. Поэтому и возникли слова о холодности сострадания, именно так через равностность зла и добра его переживает сознание. А медсёстры которые плюются, но делают для бомжа это и есть импульс души и он не окрашен никакой эмоцией. Делают потому что иначе не могут.
Ты говоришь о лжепрощении — подавлении. Прощение сжигает демонов по кусочку, поэтому вырываться на пике некому.Такое лжепрощение возникает если простить надо. Но мы то знаем, что нет у эго возможности простить, прощается само эго и не собой, а душой.
i. Искупление без Жертвы
Тот страх что чудо вам внушает уйдёт.
Когда увидишь ясно
Cмыл Искупленья не в распятьи
Но символ искупленья — воскрешенье.
Но те, кто верят, поняли превратно,
Что сам Господь позволил муки Сына,
Поскольку тот был от рожденья благ.
Нелепость этой мысли очевидна.
Но ты за эго обвиняя
Готов поверить, так увидев
И испытав пред Богом ужас.
Так восприятия ошибку
Ты объяснением безумным
Напрасно оправдать желаешь.
Но тот, кто верит, пусть увидит,
Что невозможно для Благого
В деяньях проявить неблагость.
Так почему же эта вера
Столь многих вводит в заблужденье?
Увы, она есть оправданье
Твоей защите действий эго.
Так оправдать себя пытаясь,
Что наказуешь для спасенья,
Ты говоришь, себе не веря,
Что сам страдаешь, наказуя.
И в этом мыслишь облегченье,
Когда ремнём дитя стегаешь.
Возможно ль Богу двоемыслье,
И разобщенность в Божьем плане?
Рассеять надо заблужденье,
Что Сын наказан был за что-то.
Иначе благо Искупленья искажено,
Урок не понят.
Когда ты слышишь об отмщеньи,
О том, что Бог воздаст, накажет…
То в Боге лишь себя ты видишь.
Господь не знает дел возмездья.
Всё то, что в прошлом создавалось,
Для Господа не существует.
Он не творил твои ошибки
И сохранять их не намерен.
Господь не признаёт возмездий.
Не изгонял он и Адама,
И Землю не топил в потопе.
Пока ты веришь в злого Бога,
Меня не можешь ты услышать.
И сомневаться часто будешь,
Что я веду тебя к спасенью.
Пусть я скажу предельно ясно,
Но ты услышишь искажённо.
Идея жертвы не от Бога.
Она рождается из страха.
И побуждаемые страхом,
Бывают люди так жестоки.
Любая жертва — искаженье,
Непонимание наказа:
«Будь милосердным, как Отец наш,
Как на земле, так и на небе».
И многим трудно так увидеть,
К себе слова эти направив.
Тому, кто учит, наказуя,
Ни в чём успеха не добиться.
Чем больше сила нападенья,
Тем больше и защита будет.
Когда во мне ты видишь Ангца,
Не видь его овцой убитой.
Ведь символ в том, что в Царстве Бога
Ягнёнок вместе с львом в покое.
Невинность вмести с силой разом,
И нет конфликта между ними.
Другой же образ той же мысли:
«Блажены те, кто сердцем чисты,
Ибо они узреют Бога».
Чей разум чист, тому понятно,
Что нет в невинности разрухи.
Невинность — сила, а не слабость.
Невинность к жертве неспособна.
Невинный разум всё имеет
И в полноте он пребывает.
Не сотворяет он проекций
И разумы другие любит,
Себе подобными их видя.
Когда об Агнце ты услышал,
Что взял к себе грехи мирские,
То это значит, что невинность
Есть состояние такое,
В котором ясно Искупленье.
Смысл Искупленья очевиден
И ясен, пребывая в свете.
И лишь попытки тьмой окутать,
Его скрывают пеленою
От тех, кто видеть не желает.
Лишь истиной сияет Искупленье,
Собой провозглашая невредимость
И излучая свет сиянья блага.
Невинность есть его источник.
Невинность – мудрость та, что зла не знает,
Ведь зла не существует в царстве Бога.
Лишь истина невинности известна,
И воскрешенье — истины пример.
Оно, как свет, одним своим явленьем
Прогнало тьму, всем ясно показав,
Что зло перед добром бессильно,
Как тьма бессильна перед светом.
И в этом правда Искупленья.
Оно — урок наиглавнейший.
Его приняв, в него поверив,
Ты многих избежишь ошибок.
И более нужды не будет
Во всех других моих уроках.
Узнав же Сына, сразу ты поймёшь,
Что только Искупление, не жертва,
Единственно достойно алтаря.
Невинность Сына есть невинность Божья,
И только в ней он Бога сознаёт.
И только понимание невинных есть истина,
И потому алтарь их лучезарен.
Я слышал о молчании речи, молчании глаз и других чувств, и я также слышал о жестком молчании внешнего аскетизма. Но что такое молчание глубокого сна?
Васиштха ответил:
Рама, есть два типа мудрых, соблюдающих молчание. Один тип — жесткий аскет и второй — освобожденный мудрец. Первый укрощает свои чувства усилиями и фанатически погружается в сухие (лишенные мудрости) действия. Освобожденный мудрец, с другой стороны, знает, что есть что (истину он знает как истину, а нереальность — как нереальность), он владеет само-осознанием и тем не менее ведет себя как обычный человек. То, что называется молчанием, основано на природе и поведении этих молчаливых мудрых.
Описывается четыре вида молчания —
1) молчание речи,
2) молчание чувств,
3) насильственное обуздание, и
4) молчание глубокого сна.
Есть еще одно молчание, известное как молчание разума.
Оно, однако, возможно только для умершего или для того, кто практикует молчание глубокого сна.
Первые три вида включают в себя элементы жесткого молчания. Только четвертый тип на самом деле способствует освобождению.
Потому, даже рискуя вызвать гнев и неудовольствие тех, кто практикует первые три типа, я говорю, что в них нет ничего желательного.
Молчание глубокого сна способствует освобождению. В нем прана или жизненная сила не сдерживается и не поддерживается, чувства не лишаются пищи, но и не подкармливаются, восприятие многообразия не выражается и не подавляется, разум не является ни умом, ни не-умом.
Нет деления и потому нет усилия его убрать; это называется молчанием глубокого сна, и утвердившийся в нем может медитировать, а может и не медитировать. В нем есть понимание того, что ЕСТЬ как есть и потому есть свобода от сомнений. Это — полная пустота.
В ней нет поддержки.
Его сущность — высшее спокойствие, о котором нельзя сказать, что оно реально или нереально. Это состояние, в котором знаешь, что «нет ни меня, ни другого, ни ума, ни чего-либо, происходящего из ума», в котором знаешь, что «’я’ — это только идея в этой вселенной, и все воистину является только чистым существованием», — это называется молчанием глубокого сна. В этом чистом существовании, которое есть бесконечное сознание, где «я» и где «другой»?