«Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция» — звучит в голове протяжный голос Иосифа Бродского.
Действительно, не Франция.
Но не только поэтому я предпочитаю не выходить из дома. Мне вдруг стала ясна причина моей отстраненности и сведения к минимуму контакта с другими людьми. Дело в теле.
Выходя на улицу, я вижу мир грубых тел. Как правило, серых, унылых и убогих тел. Меня тошнит от персонажей в бобровых шапках и пуховых пальто, предсказуемо начавших жизнь и также предсказуемо ее заканчивающих. Но дело не в людях, конечно же, а во мне самой. Когда я это вижу, то сразу же автоматически понимаю, что я-то ведь тоже состою из такой же самой плоти. Из убогой, унылой и некрасивой плоти, окисляющейся временем и кислородом. Я точно такое же слоняющееся по земле и втаптывающее ногами чернозем существо. И мне как будто неловко от этого – считать тебя и себя этим телом; есть в этом что-то мелкое и неправдоподобное.
Мое видение себя и то, что я проецирую на тебя связаны пуповиной как мать и ребенок.
Oh, I'm so sorry…
Но я не могу иначе.
Не помню, когда именно я осознала, что совершаю какое-то колоссальное усилие над собой, чтобы делать вид, что вся эта вакханалия в порядке вещей.
А осознав, я предприняла самое очевидное и простое — забаррикадироваться от того, что мне напоминает о грубой плоти, носящей на лбу незримое клеймо старости и нечистот.
Становлюсь персонажем интернета. Здесь нагота правды прикрыта вуалью домысливания. Это как бродить по мостовой вечером под фонарями, изредка ловить полупрофили людей, слегка дотрагиваться до их образов, тонких как паутинка, но не видеть их окончательно. Живой же опыт взаимодействия с человеком сводится к нескольким грубым ощущениям, которые куда менее приятны (исключительно из-за меня самой), чем то, что можно себе вообразить.
Я люблю вечер, а еще больше ночь. Мой режим нарушен. Столько раз я старалась вставать рано – не получается. Тянет меня обратно в густую тьму кинозала моего воображариума.
В этой
Читать дальше →